[Legio]

Скрытый текст:

Прямо таки кавказско-прибалтийско-еврейский заговор

[COMMIE]

Ужос-то какой. Надергали произвольно лидеров, чтобы подогнать нужный результат. Репрезентативность отдыхает. Все ж таки у меня масштаб побольше. Кстати, Каменев-то по маме русский, да и Ленина что-то авторы забыли.

Скрытый текст:

Сообщение от Legio

Прямо таки кавказско-прибалтийско-еврейский заговор

Ну на картинке-то только один прибалт, а русских два. Так что в данном случае лучше подойдет кавказско-еврейско-русский заговор.

[Legio]

COMMIE

Надергали произвольно лидеров, чтобы подогнать нужный результат.

Но ведь количество тоже не показатель

Скрытый текст:

Ну на картинке-то только один прибалт, а русских два.

Зато целых 2 поляка, что по сути заменяет толпу прибалтов

[COMMIE]

Сообщение от Legio

Но ведь количество тоже не показатель

А что? Я знаю еще качество. Скажешь, один еврей по эффективности равен десяти русским? Говорю же, произвольно набрали для нужного результата. И вообще, у меня больше.

Скрытый текст:

Сообщение от Legio

Зато целых 2 поляка, что по сути заменяет толпу прибалтов

А двое русских двух поляков и прибалта заменить не могут?

[COMMIE]

Добавляю
Миф о сокращении населения при Петре I

Скрытый текст:

Влияние политики правительства на прирост населения

П. Н. Милюков, оговариваясь, что «наша статистика весьма груба и часто не идет в своих показаниях дальше официального объяснения причин убыли того только количества дворов, которое оказывается исчезнувшим при сравнении цифр двух переписей», справедливо полагает, что «за неимением лучших — и данные этой статистики могут иметь некоторый интерес». Он берет данные о судьбе 19 376 убылых по переписи 1710 г. дворов; распределение их показано в табл. 42.
Эти пропорции Милюков распространяет на разницу между числом дворов по переписи 1678 г. и по переписи 1710 г. Общая убыль «по всем рубрикам выразится, — пишет он, — огромной цифрой 1 221 887 м. п., именно: 1) умерло 354 525 человек; 2) взято в солдаты и на работы 250 000; 3) побеги — 454 770; 4) переходы — 107 580; 5) нищенствуют — 11102; разные причины— 44 010». Правда, тут же он оговаривается, что общая цифра «значительно уменьшится, если заметим, что переход в другое сословие и на другие земли совсем нельзя считать убылью; что побеги в значительной степени также кончались простым выбором нового места, т. е. колонизацией; что естественное вымирание восполняется естественным приростом, большей частью игнорируемым нашей статистикой. Приведенные цифры должны только показывать, что потрясение, испытанное населением, было гораздо шире и глубже, чем можно заключать по цифре прямой убыли»82.
Этот вывод вызывает недоумение, так как остается неясным, какой же стала в результате оговорок «цифра прямой убыли». П. Н. Милюков сам признает, что смерть от естественных причин восполняется естественным приростом, а переходы и побеги нельзя считать убылью. Добавим, что нищенствовать и разбойничать умершие, как известно, не могут. Что же остается? «Влияние правительственной деятельности», т. е. солдатчина и работы, и «разные и неизвестные причины». Но не все солдаты погибают, и не все работники умирают от работы, а запустение дворов от «разных и неизвестных причин» тоже нельзя полностью отождествлять с убылью населения.

Допустим все же, что из населения, вошедшего в две последние рубрики (солдаты, работники, неизвестные причины), погибло не менее половины, т. е. по подсчету Милюкова 150 тыс. чел. Всего по переписи 1710 г. было зарегистрировано, по его же данным, округленно 2 млн. 875 тыс. чел. м. п. (без учета утайки населения). Если принять число женщин равным числу мужчин, то из общего числа 5 млн. 748 тыс. чел. обоего пола погибло 150 тыс. чел. м. п. Следовательно, по расчету П. Н. Милюкова, влияние войн и реформ выразилось в насильственной гибели всего 2,6% населения, и вследствие этого еще в понижении в какой-то мере естественного прироста. Для оценки потерь населения П. Н. Милюкову необходимо было выяснить величину естественного прироста — тогда только можно было бы сказать, превысила ли убыль населения рождаемость (т. е. уменьшилась ли численность населения) или только понизился естественный прирост, и насколько. Поэтому оценка влияния правительственной деятельности у П. Н. Милюкова осталась невыясненной.
Сказанное приводит к очевидному выводу о том, что нужен какой-то иной подход к выяснению влияния войн и реформ на численность населения, нежели использование только тех данных, которые сохранились в местных источниках. Эти данные важны, их можно использовать для расчетов, но по многим районам они просто отсутствуют, или неполны, и, кроме того, взятые в отдельности, они могут исказить общую картину.
Остановимся на некоторых исходных данных для предлагаемого расчета (не претендующего на безусловность и исключительность) .

Отсутствие данных о количестве рождений и смертей оставляет единственный путь для определения естественного прироста: нужно исключить эмиграцию и иммиграцию населения, и тогда естественный прирост за изучаемый период выразится в разнице между численностью населения на начало и на конец периода, т. е. в разнице между итогами переписи 1678 г. и I ревизии.
Однако здесь мы сталкиваемся с существенными затруднениями.
Во-первых, у нас нет надежных данных о размерах эмиграции и иммиграции населения.
Во-вторых, общепринято мнение о большей полноте и точности учета при проведении I ревизии, чем при переписи 1678 г.
В-третьих, период влияния войн и реформ не совпадает с промежутком между переписью 1678 г. и I ревизией, а охватывает только вторую половину этого промежутка.
В-четвертых, отсутствуют сведения о нормальной величине естественного прироста в изучаемый период, т. е. невозможно сравнить полученные путем расчета данные с каким-то эталоном.

Эти затруднения серьезны, но, на наш взгляд, преодолимы.
Эмиграция из России имела место, главным образом, на западе (уход крестьян за рубеж), поскольку уход на Дон мы рассматриваем как внутреннюю миграцию. Число ушедших за рубеж неизвестно; в нескольких случаях источники сообщают об уходе более ста человек. Но известны и переселения в Россию в этом районе. По мнению В. К. Яцунского, даже в XVIII — первой половине XIX в. эмиграция и иммиграция были относительно невелики (по сравнению с общей численностью населения) и их можно не принимать в расчет. Из осторожности (может быть, преувеличенной), мы все-таки исключим из нашего расчета переселившихся в Россию украинцев; тогда — если допустить, что эмиграция на западе понизила численность населения по I ревизии — разница между переписью 1678 г. и I ревизией даст нам заниженную величину естественного прироста, но не завысит его.
Разницу в полноте и точности учета между переписью 1678 г. и I ревизией мы компенсируем, во-первых, включением однодворцев в итог переписи 1678 г., во-вторых, учетом утайки населения в 1678 г. в тех же размерах, как и при подушной переписи, т. е. в 25%, и в-третьих, исключением из расчетов ясашных людей, нерусских народов, дворянства, духовенства и приказных людей, учет которых был особенно неточен.
В период Северной войны население, несомненно, понесло потери. Они могли выразиться: 1) в уменьшении естественного прироста к 1719 г.; 2) в том, что он только восполнил потери населения в войне и 3) в уменьшении численности населения по сравнению с 1678 г. Задача как раз и заключается в том, чтобы выяснить, что же произошло, а ответ — в первом приближении — зависит от разницы между переписью 1678 г. и I ревизией: если численность населения уменьшилась, то прав П. Н. Милюков, а если увеличилась, то встает задача определить, какая часть естественного прироста уцелела83.

Тут нужен критерий. По нашему мнению, таким критерием может быть среднегодовой темп прироста между ревизиями. Обоснование следующее: изучаемый период (1678—1719 гг.) составляет часть того периода феодализма, когда господствовало крепостничество (1649—1861 гг.); известен среднегодовой темп прироста в 1719—1857 гг.; в XVIII и тем более в XIX вв. влияние эпидемий, голода и т. п. событий было слабее, чем в раннее средневековье84; наш период примыкает к этому времени и только половина его уходит в XVII в. (и то составляет конец этого столетия); следовательно, среднегодовой темп прироста в 1719—1857 гг. может считаться максимальным темпом прироста; если бы удалось установить темп прироста за весь период 1649—1861 гг. или хотя бы за 1678—1857 гг., то он мог бы оказаться меньше или таким же, но никак не больше.
Далее, поскольку Северная война уменьшила естественный прирост, темп прироста между I и II ревизией, т. е. в следующие за войной 20—25 лет, должен быть ниже прироста за весь период 1719—1857 гг.; предполагая, что во время войны, т. е. в 1700—1719 гг., темп прироста был ниже, чем в 1678—1699 гг., и что именно это обстоятельство понизило общий темп прироста во всем изучаемом периоде (1678—1719 гг.), можно ожидать, что этот общий темп прироста в 1678—1719 гг. будет ближе к темпу прироста за следующие 25 лет, чем к темпу прироста за весь период с 1719 по 1857 г.

Поэтому в качестве критерия возможно принять среднегодовые темпы прироста: за 1719—1857 гг. как максимальный и за 1719—1762 гг. как близкий. Иначе говоря, исчисленный нами среднегодовой темп прироста за 1678—1719 гг. должен быть близок к 0,66 и, во всяком случае, не превышать значительно 0,81 (среднего для 1719—1857 гг.)85.
Выше мы указывали, что для большей уверенности в полноте учета населения переписью 1678 г. предпочтительно принять размер утайки и недоучета населения в 25%. В табл. 43 показана разница в приросте при утайке и недоучете в 25% и при использовании порайонных величин утайки (см. табл. 2).

Приведенные в табл. 43 цифры определяют минимальную и максимальную возможную величину среднегодового темпа естественного прироста (вычисленную по формуле сложных процентов) при различной величине абсолютного прироста:

Прирост (в %) Среднегодовой темп прироста
32 0,67
37 0,77
41 0,84


Таким образом, исчисленные нами среднегодовые темпы прироста населения в изучаемый период колеблются между 0,67 и 0,84, что говорит о близости определенного нами прироста к истинному. Конечно, наши данные не претендуют на точность; следует допустить возможность большего недоучета и большей утайки населения в 1678 г., чем принятые нами (хотя нам это представляется маловероятным). Но даже и в таком случае проблема изменения численности населения в изучаемый период может считаться решенной: численность населения бесспорно возросла. Наиболее вероятным процентом прироста осторожнее считать 32%86.
В демографической литературе имеются расчеты прироста населения всей Европы в XVII—XVIII вв. Урланис, сделавший их обзор, предложил свои поправки. Поскольку они касаются и России, необходимо остановиться на этом подробнее.
Прирост населения в России во второй половине XVII в. Урланис определил всего в 15% из-за «очень сильной» эпидемии чумы 1664 г., войны с Польшей и восстания С. Т. Разина87.
Следует отдать должное научной осторожности Б. Ц. Урланиса, однако влияние перечисленных факторов не следует переоценивать.

Оценка последствий чумы основывается на впечатлениях современников. Но сам же Б. Ц. Урланис предостерегает исследователей от преувеличения подобных сообщений: «Эти оценки складывались у современников и у историков главным образом под впечатлением гибели в городах... Учитывая, что удельный вес городского населения в Европе в эпоху средневековья в большинстве стран был очень незначителен, естественно предположить, что средний процент смертности в стране в годы эпидемий был намного ниже, чем в городах»88. Польская война велась на окраине государства и не принесла особого разорения стране; восстание Разина охватило лишь Среднее Поволжье южнее Симбирска, а оно тогда было еще мало заселенным (правда, волнения крестьян были и в других районах, но серьезных военных действий там не было). К тому же, по мнению Б. Ц. Урланиса, вывод П. Н. Милюкова о 30% роста населения в 1620—1670-х гг. не лишен правдоподобия, т. к. дает примерно среднегодовой темп прироста 0,5889.
Сейчас уже не вызывает сомнений, что во второй половине XVII в. экономика России испытывала подъем. Можно предположить, что он сопровождался и некоторым повышением естественного прироста. А если это так, то для 1670-х гг. более правильна оценка П. Н. Милюкова, дающая среднегодовой темп прироста 0,5.
Следовательно, полученный нами среднегодовой темп прироста за последующий 41 год (0,67) правдоподобен.

Учитывая величину естественного прироста, следует признать, что потери населения вследствие войн и реформ могли уменьшить естественный прирост в начале XVIII в. и понизить его рост в дальнейшем. Но ни о каком значительном (для того времени) уменьшении естественного прироста и, тем более, ни о каком уменьшении самого населения не может быть и речи.
Это положение, вытекающее из рассмотренных выше данных, подтверждается и предлагаемым расчетом возможных потерь.
Потери населения в последней четверти XVII в. вследствие эпидемий местного значения и войн с турками и татарами и понижения вследствие этого естественного прироста были относительно невелики. Мы не принимаем их во внимание, тем более, что они как-то компенсировались повышением естественного прироста на заселяемых территориях. Существеннее потери в начале XVIII в. Они заключались: 1) в наборе рекрутов и мобилизации населения на работы, т. е. в изъятии работоспособного населения из участия в воспроизводстве населения и 2) в гибели населения на войне и на работах (потери вследствие эпидемий мы тоже не учитываем, т. к. эпидемии были локальными). Попытаемся подсчитать эти потери.

По расчету Урланиса, потери в войнах составляли 40 тыс. чел.90
Можно ли установить потери от мобилизаций на работы?
По подсчету П. А. Колесникова, за 1705—1717 гг. умерло на работах 2,9 тыс. чел., мобилизованных из 14 уездов Поморья (Важского, Великоустюжского, Вологодского, Двинского, Каргопольского, Кеврольского, Мезенского, Олонецкого, Соликамского, Сольвычегодского, Устьянских волостей, Чарондской округи, Яренского и части Хлыновского уезда), насчитывавших вместе 368 тыс. чел. сельского населения по I ревизии91. Черносошные крестьяне Поморья поставляли рабочих не меньше, а больше, чем другие районы страны; по данным того же П. А. Колесникова, поморяне работали даже на южных стройках.
Взяв ту же пропорцию погибших для всей страны, получим 42 тыс. чел. за 12 лет. В год это составляло в среднем 3,5 тыс. чел., за 20 лет — 70 тыс. чел.92
В общей сложности потери в войнах и на работах составили за 20 лет около 110 тыс. чел. или 1% населения обоего пола93.
Рекрутские наборы в 1699—1725 гг. охватили 284 тыс. чел.94 Добавив к ним 70 тыс. чел. погибших на работах, получим 354 тыс. чел. Из 40 тыс. чел. военных потерь большая часть была солдаты, т. е. рекруты; округлим общую цифру потерь до 370 тыс. чел.
Предположим, что эти 370 тыс. чел. имели бы в нормальных условиях такой же среднегодовой темп прироста, какой был у всего населения России (на сопоставимой территории) за последующие 138 лет — с 1719 по 1857 г., т. е. 0,81%. Тогда за 20 лет они увеличились бы на 16%, т. е. на 60 тыс. чел., и составили бы 430 тыс. чел. Отметим, что так как эти 370 тыс. чел. отвлекались постепенно в течение 20 лет, то прирост у них был бы меньше, так что наш расчет несколько завышает его, а не занижает.
К потерям следует отнести весь естественный прирост, который был бы у этих 370 тыс. чел. (60 тыс. чел.) и фактические потери (110 тыс. чел.), т. е. всего около 170 тыс. чел. Они увеличили бы численность населения до 5531 тыс. чел., общий прирост — с 1292 до 1462 тыс. чел., среднегодовой темп прироста составил бы не 0,67, а 0,75.
Таким образом, предполагаемые потери от войн, мобилизаций и понижения вследствие них естественного прироста при расчете, дающем завышенный результат, составляют около 11 % возможного естественного прироста и понижают среднегодовой темп прироста не более, чем на 0,08%. В действительности же потери составили около одной десятой естественного прироста.95
Следовательно, хотя войны и мобилизации несколько понизили естественный прирост, об убыли населения не может быть и речи.
Чтобы покончить с вопросом о потерях населения, необходимо рассмотреть еще одно предположение, а именно, что до начала Северной войны численность населения была больше, чем по I ревизии96.
Это предположение обосновывалось на двух разных исходных тезисах.
Первый тезис (Милюкова) признавал убыль населения между 1678 и 1719 гг. в 20%. Отсюда вытекало, что численность населения в 1678 г. была на 20% выше, чем в 1719 г. Мы уже видели, что между 1678 г. и 1719 г. численность населения не убыла, а значительно возросла.
Второй тезис (Урланиса) определял потери от войн в 200 тыс. солдат, а общие потери в 5—6% населения, и относил их к периоду 1700—1719 гг. Отсюда следовало, что численность населения в 1700 г. была на 5—6% выше, чем в 1719 г. Но цифру потерь солдат Урланис взял в 1941 г. из военно-исторической литературы. Позднее он специально изучил потери России в войнах и определил потери в Северной войне в 40 тыс. чел.
Наш расчет показал, что с учетом потерь прирост в изучаемом периоде (за 41 год) составил бы 1462 тыс. чел. Следовательно, среднегодовой прирост был бы равен 36 тыс. чел., а к 1700 г. численность населения увеличилась бы только на 792 тыс. чел. и достигла бы цифры 4861 тыс. чел. В 1719 г. она составляла 5361 тыс. чел., т. е. за 19 лет возросла на 500 тыс. чел. Среднегодовой же прирост в период Северной войны понизился до 26 тыс. чел. В этом выразилось влияние войн и реформ, но оно отразилось лишь на уменьшении прироста, как это и было показано выше. Значит, и в 1700—1719 гг. рост численности населения продолжался, хотя и в более медленном темпе.

http://statehistory.ru/2280/Mif-o-so...a-pri-Petre-I/

Про Питер туда же.

Миф о снижении уровня жизни в СССР в первой половине 20 века по сравнению с поздней РИ.

Скрытый текст:

Текста слишком много, лучше по ссылкам пройти
http://ghj1.livejournal.com/26278.html
http://halb-liter.livejournal.com/40678.html
http://halb-liter.livejournal.com/40732.html
http://ghj1.livejournal.com/329418.html
http://istmat.info/node/22080
http://ihistorian.livejournal.com/ta...B1%D1%8B%D1%82
http://ihistorian.livejournal.com/ta...BD%D0%B8%D0%B5
http://ihistorian.livejournal.com/ta...B7%D0%BD%D0%B8
http://ihistorian.livejournal.com/ta...BD%D0%B8%D0%B5
http://warrax.net/93/14/ussr.html
http://ljwanderer.livejournal.com/292481.html

[COMMIE]

Миф об убер-тренде развития РИ.
Суть мифа в том, что мерзкие большевики разрушили те прекрасные тенденции развития в РИ, и якобы, если не революция, то страна была бы куда более развитой, чем при коммуняках (у самых больных на голову антисоветчиков и СССР 80-х был менее развит, чем РИ)
Чтобы опровергнуть сей бред и соблюсти объективность, обращусь к подходам на эту проблему трех типов, их условно назову ''марксистский'', ''националистический'', ''срединный'' Ну начнем

Марксистская точка зрения (достаточно поздняя)

Скрытый текст:

Современная эпоха характеризуется бурным ростом интереса к историческому прошлому нашей страны, особенно в XX в., в новейший период ее истории. Широкий интерес к познанию прошлого, стремление как можно больше и быстрее узнать о его «белых пятнах» и «всю правду» истории оказывают воздействие на историко-познавательный процесс. Этот процесс характеризуется в настоящее время, во-первых, особым смыслом в тех событиях, в которых заключены истоки современных недостатков и искажений в развитии советского общества. Во-вторых, все большее внимание уделяется выявлению в прошлом альтернативных возможностей развития, реализация которых привела бы к иному ходу и результату этого развития. Наконец, в-третьих, в условиях, когда выдвигаются новые цели, современники, как писал В. О. Ключевский, «ищут и исторического оправдания этим интересам и практических указаний на средства к достижению этой цели»[1] .

В указанной связи одним из явлений в истории нашей страны, которое вызвало в последнее время много споров, оказалась столыпинская аграрная реформа Советские историки уделяют значительное внимание ее изучению [2]. История этого изучения заслуживает специального историографического анализа. Поэтому отметим здесь лишь некоторые моменты, обусловившие выбор круга вопросов, рассматриваемых в настоящей статье.

При освещении советскими историками столыпинской аграрной реформы акцентировалось внимание на раскрытии ее консервативности и ограниченности, антикрестьянской направленности и помещичьей самодержавной сущности. Отмечалось, что реформа ускорила развитие капитализма в помещичьем и крестьянском хозяйстве, но не привела к завершению буржуазных аграрных преобразований. Соответствующие выводы основываются на анализе значительного конкретно-исторического материала. Однако целый ряд аспектов в истории реформы не получил надлежащего и обоснованного освещения.

Во-первых, чаще всего столыпинская реформа рассматривается как таковая, без учета того, что в России буржуазное аграрное развитие шло двумя путями — буржуазно-помещичьим и буржуазно-крестьянским, и реформа, направленная на утверждение первого из этих путей, была вслед за революцией 1905—1907 гг. кульминационным моментом в борьбе за утверждение того или иного из них.

Во-вторых, при показе ускоряющего воздействия реформы на развитие сельскохозяйственного производства и социальные процессы в деревне, не раскрывается тот конкретный вклад, который вносила в это развитие реформа, ибо прогресс в аграрной сфере имел место и помимо нее.

В-третьих, нельзя признать достаточно полно раскрытыми все причины провала реформы, в частности те /52/ объективные факторы в истории аграрного развития, которые вообще исключали возможность торжества «столыпинского варианта»», а те основные причины, которые анализируются, сводятся к тому, что реформаторам мешали и им не хватило мирного времени!

В итоге остаются нераскрытыми те глубинные противоречия в аграрном развитии, которые обусловливали необходимость Октябрьской социалистической революции.

Представляется, что в силу указанных пробелов в научном изучении реформы и в результате поверхностного подхода к ее освещению неспециалистами в массовой печати, и получила в настоящее время широкое распространение трактовка «столыпинского пути» чуть ли ни как образца аграрного развития, который, якобы, должен быть учтен и даже воспроизведен в современной перестройке аграрных отношений в советской деревне. Имеет место не только игнорирование исторического подхода и достоверных фактов, но и конъюнктурная фальсификация важного исторического события, что нашло отражение в выступлении нынешнего премьер-министра российского правительства И. С. Силаева на Внеочередном съезде народных депутатов РСФСР [3].

Цель настоящей статьи, во-первых, сводится к выявлению соотношения двух путей буржуазной аграрной эволюции, к показу места и роли в сельскохозяйственном производстве и аграрных отношениях помещичьего и крестьянского хозяйства как основы этих путей. Во-вторых, предпринимается попытка рассмотреть конкретные изменения, которые произошли в период столыпинской аграрной реформы в экономике и социальных отношениях в деревне и которые показывают и позитивные сдвиги в аграрном секторе, и причины краха реформы. Здесь рассматривается как реальный ход аграрного развития, так и прогнозируются некоторые его аспекты при допустимых альтернативных вариантах. В-третьих, в обобщенном виде раскрываются те противоречия аграрного развития, которые неизбежно вели к Октябрьской революции.

Проделанный анализ ограничивается территорией Европейской России, так как, с одной стороны, характер ее аграрного строя оказывал определяющее воздействие на всю страну, а с другой — имеющиеся источники наиболее полно отразили ход процесса именно в этом регионе.

Конкретно-фактической основой для решения указанных задач послужили прежде всего данные сельскохозяйственной статистики, собранные Центральным статистическим комитетом и содержащиеся в различных публикациях и архивных фондах [4].

Обработка и анализ использованных данных потребовали применения наряду с традиционными и математико-статистических методов. В плане методическом наибольший интерес здесь представляет попытка применения методов имитационно-прогностического моделирования.

Столыпинская аграрная реформа была, как известно, второй после реформы 1861 г. «чисткой» земель для развития аграрного капитализма по консервативному, буржуазно-помещичьему («прусскому») пути. В этой связи необходимо напомнить о сути двух путей буржуазной аграрной эволюции и особенностях их проявления в России, ибо без учета этого обстоятельства невозможно раскрыть истинный характер и историческое значение столыпинской реформы.

Вопрос о двух путях буржуазной аграрной эволюции был поставлен и широко освещен В.И. Лениным на основе конкретного и фундаментального изучения хода аграрного развития России и других стран. Суть двух путей состояла в следующем. «Буржуазное развитие,— писал В.И. Ленин,— может идти, имея во главе крупные помещичьи хозяйства, постепенно становящиеся все более буржуазными... Оно может идти также имея во главе мелкие крестьянские хозяйства, которые революционным путем удаляют из общественного организма „нарост» крепостнических латифундий и свободно развиваются /53/ затем без них по пути капиталистического фермерства. Эти два пути объективно-возможного буржуазного развития мы назвали бы путем прусского и путем американского типа» [5].

Объективно-исторически возможными были лишь два пути буржуазной аграрной эволюции (в их различных вариантах) в силу того, что формы организации сельскохозяйственного производства, предшествующие капитализму, исчерпывались крупным помещичьим (или рабовладельчески-плантационным, как было на Юге США) и мелким крестьянским хозяйством. Естественно, что победить мог лишь один из этих путей. И хотя оба они представляли собой типы прогрессирующего аграрного развития, условия этого прогресса, особенно в период утверждения аграрного капитализма, были существенно различными для широких крестьянских масс. Развитие по «прусскому» пути характеризовалось максимальным сохранением «помещичьих хозяйств, помещичьих доходов, помещичьих (кабальных) приемов эксплуатации». «Американский» путь обеспечивал «в наибольших, возможных вообще при данном уровне культуры, размерах благосостояние крестьянства, уничтожение всех крепостнических и кабальных приемов эксплуатации, расширение свободного крестьянского землевладения» [6].

Победа того или иного из двух путей определялась в плане экономическом соотношением в сельскохозяйственном производстве помещичьего и крестьянского хозяйства и их производственно-техническим уровнем, а в плане социально-политическом — расстановкой и активностью классовых и общественно-политических сил, отстаивающих тот или иной путь. При наличии объективных исторических предпосылок развитие по «прусскому» пути могло быть обеспечено реформами, проводимыми государством, выражающим интересы помещиков, а по «американскому» пути — в результате победы буржуазно-демократической революции, устраняющей все полукрепостнические пережитки и прежде всего их основу — дворянско-помещичье землевладение. Поэтому первый из этих путей был реформистским, а второй — революционным.

Борьба двух путей буржуазно-аграрной эволюции могла иметь место повсюду, где соседствовали помещичье и крестьянское хозяйства. Практически к началу XX в. почти везде в Европе и Северной Америке победил один из двух путей. Важнейший исторической особенностью России было то, что острейшая борьба двух путей буржуазной аграрной эволюции, развернувшаяся со времени отмены крепостного права, вплоть до 1917 г. так и не привела к победе того или иного из них. Это было обусловлено рядом обстоятельств.

Прежде всего следует указать на то, что в Европейской России и к моменту отмены крепостного права, и в течение всей эпохи капитализма господствующее положение в сельскохозяйственном производстве занимало крестьянское хозяйство. Так, в основной отрасли этого производства, т. е. в земледелии, в 50-х гг. XIX в. на долю помещиков приходилось 21,9% всех посевов, а в 1916 г.—11,3% [7]. Таким образом, роль помещичьего хозяйства в земледельческом производстве была не только незначительной, но и существенно сократилась в эпоху капитализма [8].

Важные изменения произошли и на рынке в отношении крестьянского и помещичьего хлеба. Если, как показывают подсчеты, в середине XIX в. помещики производили немногим более половины товарного хлеба, то в конце эпохи капитализма — лишь пятую часть [9].

Аналогичным было положение и в сфере скотоводства. Так, на долю частновладельческого (помещичьего по своим размерам) хозяйства приходилось лошадей в 1900 г. 15,3%, а в 1916 г.— 6,2%, а всего скота соответственно— 17,9% и 5,7% [10].

Естественно, соотношение крестьянского и помещичьего хозяйства в различных регионах было неодинаковым, как и разными были темпы падения доли помещичьего хозяйства в различные периоды.

Помещичье хозяйство было наиболее широко распространено в западных /54/ районах страны (Эстония, Латвия, Литва, западные губернии Белоруссии и Украины). В начале XX в. большая часть товарного хлеба производилась здесь помещиками [11].

Господствующее положение крестьянского хозяйства в сельскохозяйственном производстве к моменту крестьянской реформы 1861 г. было обусловлено особенностями аграрного развития России в эпоху феодализма. Важнейшая из них состояла в широком распространении системы государственного феодализма. Даже во многих районах Европейской России (прежде всего на северных, восточных и южных ее окраинах) государственные крестьяне составляли подавляющую часть сельского населения, не знавшего помещичьего хозяйства и помещичьего гнета. Поэтому с учетом того, что более 70% помещичьих крестьян находилось на барщине, крестьянское хозяйство все время оставалось ведущей формой организации сельскохозяйственного производства.

Другим существенным фактором, обусловливавшим ведущую роль крестьянского хозяйства и особенно специфику ведения помещичьего хозяйства, была крестьянская община с системой уравнительных земельных переделов и круговой порукой. В районах распространения такой общины (великорусские, восточно-белорусские и украинские левобережные губернии) при всей ограниченности возможностей к уравнительности тем не менее в силу того, что каждый крестьянин имел право на надел и получал его, сдерживалось образование слоя крестьян, не имевших земли и своего хозяйства [12].

Особенно важным следствием указанного положения было то, что в период крепостничества подавляющая часть помещиков, ведущих свое хозяйство и эксплуатировавших крестьян на барщине, не имела собственной производственно-технической базы (рабочий скот и сельскохозяйственные орудия) или она была крайне неразвитой. Помещики имели возможность пользоваться не только даровым трудом крепостных крестьян, но и их рабочим скотом, инвентарем и т. д. Тем самым не был накоплен опыт ведения хозяйства на основе собственной производственно-технической базы и эксплуатации лишенного средств производства крестьянства.

Поэтому помещичье хозяйство было не в состоянии быстро перестроиться на буржуазный лад после отмены в 1861 г крепостного права. Сама эта неготовность, а также нежелание лишиться дарового крепостного труда обусловили, с одной стороны, сохранение после реформы не только привилегированного дворянского землевладения, но и целого ряда других факторов, связывавших крестьянское хозяйство с помещичьим (отрезки земли у крестьян, высокие выкупные платежи, право замены угодий и переселения крестьянских усадеб, помещичья власть над деревней вплоть до сохранения телесных наказаний и т. п.), а с другой стороны, потребовали переходного периода, необходимого для создания в помещичьем хозяйстве условий для буржуазной организации этого хозяйства. В результате на два десятилетия с лишним растянулся процесс перехода крестьян на выкуп, без чего крестьянское хозяйство не могло утвердиться как самостоятельная и свободная форма сельскохозяйственного производства, и возникла отработочная система помещичьего хозяйства, во многом сохранявшая его крепостнические черты (крестьянин отрабатывал у помещика со своим рабочим скотом и инвентарем аренду земли и различные ссуды). В итоге крестьянское хозяйство оказалось под мощным гнетом феодально-крепостнических пережитков, ограничивавших потенциальные возможности его развития. Обычно основное выражение этого гнета исследователи вслед за В. И. Лениным усматривают в отработках. Безусловно, отработки — сильнейшее проявление помещичьего гнета, наиболее очевидное по своей экономической неадекватности (компенсация трудовых затрат крестьян была здесь примерно вдвое ниже, чем при свободной продаже рабочей силы) и рутинности организации помещичьего хозяйства. Однако при незначительном его объеме и снижении гнет отработок не был столь тягостным для крестьян, как это представляется на первый взгляд. В самом деле, если бы в начале XX в. весь /55/ объем производства в помещичьем хозяйстве базировался бы на отработках первого рода, то и тогда, при том что на долю помещиков приходилось не более десятой части сельскохозяйственного производства, отработки не были бы для крестьян невыносимыми. Кроме того, следует иметь в виду, что такая форма обработочной системы, как издольщина (при предоставлении помещиками не только земли, но и посевных материалов), была для крестьян, располагавших определенными избыточными сравнительно с имеющимся наделом трудовыми ресурсами и средствами производства, но не обладавшими денежными средствами для аренды земли, экономически выгодна. Она позволяла несколько расширить свое хозяйство без риска потерять денежный капитал в случае неурожая. Крестьянин терял здесь лишь свой труд [13].

Вместе с тем отработки, несмотря на их сокращение, сохранились вплоть до 1917 г. Так, по данным сельскохозяйственной переписи 1916 г., учет соотношения площадей посевов и количества рабочего скота в помещичьем хозяйстве показывает, что помещики могли обработать своим рабочим скотом в Европейской России в целом только примерно две трети своих посевов [14]. Это свидетельствует о медленном развитии капитализма в помещичьем хозяйстве и широком распространении рутинных, полуфеодальных форм его организации в течение всей эпохи капитализма.

Однако значительно более мощным прессом, ограничивавшим развитие крестьянского хозяйства, были те платежи, которые несло крестьянство за выкуп надельных, покупку и аренду помещичьих земель. Известно, что к 1906 г. крестьяне выплатили 2,5 млрд. руб. выкупных платежей. С начала 60-х гг. ХIХ в. до 1910 г. они затратили 8 млрд. руб. на покупку частновладельческих земель. Кроме того, крестьяне арендовали у помещиков как минимум 20 млн. дес. земли. На это уходило ежегодно в конце XIX — начале XX в. примерно 150 млн. руб., а в период столыпинской аграрной реформы — не менее 250 млн. руб. Следовательно, крестьяне уплатили помещикам несколько миллиардов рублей за аренду земли. В целом за период капитализма эта плата безусловно превысила 10 млрд. руб. Это был мощнейший пресс, ограничивавший развитие крестьянского хозяйства. Громадные ресурсы были изъяты из производственной сферы, ибо помещики, которым досталась подавляющая часть этих средств, тратили их чаще всего непроизводительно.

Здесь, правда, заслуживает специального изучения вопрос о том, в какой мере извлеченные у крестьян ресурсы в конечном счете оказались использованными для индустриального развития.

Однако помещики паразитировали не только на развитии крестьянского хозяйства. Они получали также огромные ссуды под залог земли в акционерных земельных банках и Дворянском государственном земельном банке. К началу 1915 г. этими банками было выдано 3545,1 млн. руб. ссуд [15].

Наконец, привилегированное помещичье землевладение создавало общую неблагоприятную экономическую конъюнктуру как для развития сельскохозяйственного производства, так и прогресса на основе буржуазных отношений народного хозяйства в целом. Тормозящая роль помещичьего землевладения и хозяйства приобрела наибольшую остроту в начале XX в. В это время развитие промышленного капитализма достигло высокого, монополистического уровня. На новый уровень вышло и развитие аграрного капитализма. В начале века происходило интенсивное формирование единого аграрного капиталистического рынка. Вслед за складыванием во второй половине ХIХ в. единого товарного рынка на основную сельскохозяйственную продукцию в начале XX в. в основном сложился единый рынок на средства производства и рабочую силу. Однако для завершения формирования единого капиталистического аграрного рынка необходим был единый рынок на основное средство сельскохозяйственного производства — землю. Но в силу ограниченности этого рынка (из свободного товарного оборота были исключены надельные земли, составлявшие в Европейской России, по земельной переписи 1905 г., 138,8 млн. дес. против 101,7 млн. дес. /56/ частновладельческих земель [16]) и господства на нем привилегированного помещичьего землевладения в начале XX в. формирование его находилось лишь в самой начальной стадии [17]. От этого страдало прежде всего крестьянство, ибо отсутствие единого земельного рынка приводило к тому, что в России арендные цены не соотносились с реальной стоимостью земли. Помимо учета этой стоимости аренда включала в себя еще и экономически необоснованный налог землевладельца на арендатора, опирающийся на земельную монополию, привилегии помещичьего землевладения и нужду крестьян в земле. Этим и обусловливались огромные затраты крестьян на аренду земли.

С другой стороны, неразвитость земельного рынка, задерживая складывание единой средней нормы прибыли в сельском хозяйстве, исключала формирование единой средней нормы прибыли и в народном хозяйстве страны в целом. Тем самым ограничивался свободный перелив капиталов из одной сферы в другую, что является непременным условием производственного прогресса на основе законов рынка (законы стоимости, средней нормы прибыли, свободы хозяйственной деятельности и конкуренции).

К сожалению, указанные аспекты тормозящего воздействия помещичьего землевладения и хозяйства на аграрный прогресс и крестьянское хозяйство, а также на народное хозяйство страны в целом еще не привлекли должного внимания исследователей [18].

Итак, мощное давление на крестьянское хозяйство со стороны помещика было одним из главных факторов аграрного процесса. Но это давление не сломило внутренних потенций прогрессирующего развития крестьянского хозяйства, важнейшим показателем чего может служить фактор весьма значительного расширения в пореформенной России земледельческого производства вообще и сбора зерновых культур и картофеля в особенности. Если в 70-х гг. ХIХ в. среднегодовые валовые сборы зерновых составляли 243,4 млн, чтв. (четвертей), а картофеля — 40,8 млн. чтв., а в переводе на зерно (3 чтв. картофеля = 1 чтв. зерна) — 257 млн. чтв., то в 1909—1913 гг. они равнялись 395,5 млн. чтв. зерна и 168,2 млн. чтв. картофеля, или 451,6 млн. чтв. зерна [19], т. е. прирост валового сбора составлял 75,7%. Он шел значительно быстрее, чем увеличение населения. Поэтому чистые сборы хлебов и картофеля выросли в это время с 2,68 до 3,53 чтв. на душу населения, т. е. на 31,7%. Это весьма значительный даже по современным условиям прогресс, и он был всецело достигнут крестьянским хозяйством. Разумеется, это никоим образом не означало, что произошло и пропорциональное этому прогрессу улучшение положения крестьян. Основные его плоды достались господствующим классам, и прежде всего помещикам. Ясно, что если бы крестьянское хозяйство было свободно от давления, то указанный прогресс был бы намного большим, а его плодами воспользовалось бы и крестьянство. Однако в существовавших условиях крестьянский тип аграрного капитализма не мог восторжествовать. Для этого было необходимо прежде всего устранить помещичье землевладение. Что касается помещичьего хозяйства, то, несмотря на огромные ресурсы, которые оно извлекло из крестьянского хозяйства и мощную экономическую и социально-политическую поддержку самодержавного государства, оно не только не смогло увеличить свой вклад в развитие сельскохозяйственного производства, но и при сократившихся размерах не достигло в целом производственно-технического превосходства над хозяйством крестьянским.

В таблице 1 на основе данных земельной и сельскохозяйственной переписи показана обеспеченность помещичьего и крестьянского хозяйств орудиями и скотом в 1917 г. (в среднем по 34 губерниям Европейской России). Лучше крестьян помещики были обеспечены лишь усовершенствованными орудиями (сеялки, жатки, валики, молотильные машины). Наличие у помещиков некоторого количества машин, приводимых в движение паровыми установками и двигателями внутреннего сгорания, не оказывало существенного воздействия на производственно-техническую базу их хозяйства [20].

И только по применению /57/ наемного труда помещичье хозяйство значительно превосходило крестьянское. Основой первого был труд наемных рабочих, а второго — семейный труд. Общее положение было таково, что и в указанном аспекте помещичье хозяйство. Не могло определить исход борьбы двух путей буржуазной аграрной эволюции.
Таким образом, в пореформенную эпоху и помещичье, и крестьянское хозяйства развивались по пути капитализма, и к началу XX в. буржуазные отношения в обоих типах хозяйств играли ведущую роль. Однако уровень аграрного капитализма был низким и его развитие сочеталось с многочисленными полукрепостническими пережитками [21]. В крестьянском хозяйстве господствующее положение занимал мелкобуржуазный уклад, основой этого хозяйства служил семейный труд. Собственно капиталистическое, фермерское хозяйство, базой которого был наемный труд, играло незначительную роль

Важной особенностью буржуазного развития деревни было наличие многочисленного слоя беднейшего крестьянства и увеличение его при сокращении зажиточной прослойки в конце ХIХ — начале XX в. По данным военно-конских переписей, в 1888—1891 гг. безлошадные и однолошадные дворы в губерниях Европейской России составляли 55,8% всех дворов, а дворы с четырьмя и более лошадьми — 10,7%. В 1912 г. это соотношение соответственно равнялось 63,8% и 6,4%. Тем самым, с одной стороны, в деревне наличествовала широкая социальная основа для союза рабочего класса с беднейшим крестьянством, с другой — неустойчивое положение зажиточного крестьянства, приводившее в условиях растущего давления на деревню к его прямо-таки стремительному сокращению, что ограничивало возможности для превращения зажиточных крестьян в буржуазных фермеров. Все это порождало общее недовольство существующим положением.

В помещичьем хозяйстве господство буржуазных отношений сочеталось с сохранением привилегированного, феодального по своей природе землевладения, служившего основой для экономического и другого гнета крестьянства. Следствием этого было то, что в стране сформировался новый социальный слой, представители которого выступали и как организаторы капиталистического сельскохозяйственного производства, и как носители полукрепостнических форм землевладения и кабальных форм эксплуатации крестьянства. Одни и те же лица одновременно были и капиталистами-аграриями, и помещиками-полукрепостниками.

Альтернативный характер становления в стране аграрного капитализма вызывал острейшую борьбу, охватывающую все классы и социальные слои и общественно-политические силы, а аграрно-крестьянский вопрос был основным вопросом общественной жизни в течение всей эпохи капитализма. И хотя объективно-исторические предпосылки для торжества «крестьянского» капитализма имели под собой несравненно более широкую основу, чем капитализма «помещичьего», исход борьбы двух путей определялся соотношением социальных сил. К началу XX в. неизбежность, если можно так выразиться, прямой «схватки» этих сил, стала очевидной. В революции 1905—1907 гг. решало вопрос о создании условий, необходимых для победы «крестьянского» типа капитализма в буржуазном аграрном развитии. Но революция потерпела /58/ поражение, и такие условия не были созданы [22]. Естественно, помещики и самодержавное государство должны были предпринять усилия для укрепления своего господства и обеспечения главенства помещиков в аграрном строе страны и, в конечном счете, торжества консервативного типа буржуазной аграрной эволюции. Столыпинская аграрная реформа и должна была решить эту задачу.

Официально столыпинская аграрная реформа была провозглашена именным высочайшим указом Сенату 9 ноября 1906 г. «О дополнении некоторых постановлений действующего закона, касающегося крестьянского землевладения и землепользования», который был принят как закон 10 июня 1910 г. Основные идеи, положенные в основу реформы, а именно необходимость ликвидации общин и вовлечение надельных земель в свободный режимный оборот, высказывались задолго до П.А. Столыпина. Их, в частности, активно развивал еще до революции 1905—1907 гг. С.Ю. Витте.

Прежде чем рассматривать суть и ход реализации реформы, напомним об общей оценке реформы, данной современниками. Наиболее концентрированно и развернуто она прозвучала при обсуждении аграрного вопроса в III Государственной думе.

Сам Столыпин, выражая позицию правительства в своем выступлении в Думе (в ноябре 1907 г.), отстаивая реформу, говорил: «Не беспорядочная раздача земель, не успокоение бунта подачками — бунт погашается силой, а признание неприкосновенности частной собственности и, как последствие, отсюда вытекающее, создание мелкой личной собственности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшенного землепользования — вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бытия русской державы» [23]. В другой речи он подчеркивал, что, проводя реформу, правительство «ставило ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных» [24].

Лидер крайне правых Н. Е. Марков-второй приветствовал «появление нового класса крестьян - мелких собственников или крестьян — помещиков... ибо они дадут больше пищи народу, а следовательно, от их появления народу будет лучше». Те, кто требует отчуждения частной земли, «стоят за голод и нищету народа» [25]. Помещик-октябрист А. Д. Голицын оценивал общину как стоячее болото, которое дает «послушный материал для всякого рода массовых выступлений». Путь к прогрессу деревни, по его мнению, - свободная от гнета общины личность, просвещение, культура и ограждаемый законом упорный частный труд» [26]. Кадет А. Е. Березовский указывал, что «теперь истинный план и расчеты правительства не скрываются и им самим; оно откровенно говорит, что эта мера (аграрная реформа.— И. К.) необходима для того, чтобы приступить к насаждению крепкого крестьянского хозяйства» [27]. Фракция трудовиков в III Думе полагала, что указ от 9 ноября 1906 г. «преследует политическую цель расслоения деревни на зажиточное меньшинство, которое должно явиться прочной опорой правительства и земледельческого класса, и экономически зависимую и политически совершенно бесправную массу». «Он выгоден главным образом помещикам и фабрикантам, так как значительно увеличивает предложение труда и понижает и без того крайне низкую заработную плату» [28]. «Правительство поняло,— подчеркивал В. И. Ленин,— что вся масса крестьян против него, и оно старается найти себе союзников из крестьянских богатеев» [29]. Социально-экономическую и общественно-политическую направленность реформы можно резюмировать словами немецкого свидетеля профессора Аугагена: «В широкие крестьянские массы, - писал он, — вгоняется клин путем создания слоя крепких крестьян-собственников. Уважая свою собственность, они создадут в среде самого крестьянства прочную почву для охраны крупного землевладения»[30]. /59/

Таким образом, основная цель реформы состояла в расширении путем раскола относительного единства и общности интересов крестьянского мира условий для торжества аграрного капитализма в его консервативно-помещичьем, «прусском» варианте и укрепления социальной опоры самодержавного строя.

Главным путем достижения указанной цели были ликвидация крестьянской общины с присущей ей системой землевладения и землепользования и создание широкого слоя личных крестьян-собственников, ведущих предпринимательское рыночное хозяйство и расширяющих его прежде всего за счет покупки бывших общинных надельных, а не только частновладельческих (прежде всего дворянских) земель, как было до реформы. Указанную суть реформы следует иметь в виду нашим современникам, усматривающим в ней чуть ли не образец для решения современных аграрных проблем.

Посмотрим, в какой мере правительству удалось практически реализовать намеченные реформой меры.

Прежде всего об общине. По данным земельной переписи 1905 г., в 50 губерниях Европейской России [31] насчитывалось 12,3 млн. дворов, владевших 138,8 млн. дес. надельной земли. На общинном праве владели землей 9,2 млн. дворов (76,7% всех дворов), которым принадлежало 100,7 млн. дес. (80,4% надельной земли). Вместе с казачеством на общинном праве находилось 77,2% дворов и 83,4% надельных земель.

По сведениям губернаторов, которые далеко не были заинтересованы в преуменьшении успехов в проведении реформы и располагали наиболее обширными данными о положении дел в губерниях, к 1 января 1916 % выделились из общины и укрепили землю в личную собственность 2,5 млн. дворохозяев (27% всех общинных дворов), имевших 15,9 млн. дес. (14% всех общинных земель) [32]. Наиболее активным выход из общины был в 1908— 1910 гг. (вышло более половины всех выделившихся дворов), а с 1911 г. выход из общины резко сократился.

Очевидно, что курс на ликвидацию общины потерпел провал, что подрывало возможность достижения основной цели реформы. И дело здесь не только в том, что выделилось из общины лишь немногим более пятой части дворов. Важно и то, что, во-первых, из общего числа выразивших желание выйти из общины лишь немногим более четверти дворов (26,6%) получили от сельского общества согласие на выход. Большая же часть выделившихся (72,3%) получила разрешение на выход от местных властей, т. е. утверждение личного землевладения совершалось под административным нажимом на деревню [33]. Во-вторых, из общины вышли отнюдь не только наиболее состоятельные крестьяне, стремившиеся вести предпринимательское хозяйство. Это прежде всего видно из того, что на 27% дворов, вышедших из общины, приходилось всего 14% общинных надельных земель.

Конкретные цели выхода из общины рассматриваются в обследованиях и опросах, проводившихся различными организациями и обществами. Так, в ответах корреспондентов Вольного экономического общества выделяются три причины выхода из общины: 1) боязнь потерять при переделе имевшиеся излишки земель: 2) стремление продать землю; 3) желание вести самостоятельное хозяйство [34]. По сведениям, собранным Московским обществом сельского хозяйства, в 1909 г. укрепили землю в собственность для ее продажи 52,5% опрошенных, из опасения потерять излишки земли при переделе - 27,3% и для улучшения хозяйства лишь 18,7% [35]. Аналогичное положение было и в других районах [36].

Таким образом, из общины уходили прежде всего представители полярных слоев деревни — полностью или в значительной мере пролетаризированные ее слои, стремившеся продать надел, и наиболее состоятельные крестьяне, ведущие предпринимательское хозяйство. Этим было обусловлено то, что самая высокая доля дворов, вышедших из общины, была в районах с наибольшим /60/ развитием капитализма в крестьянском хозяйстве. Это губернии — Таврическая (63,6%), Екатеринославская (54,1%), Самарская (49,4%), Киевская (48,6%), Курская (43,8%). Наименьшее число дворов вышло из общины в Пермской (4%), Вятской (4,9%), Астраханской (5,3%), Вологодской (6,5%) губерниях, т. е. на окраинах Европейской России, где помещичье землевладение и хозяйство играли незначительную роль, а обеспеченность крестьян надельной землей была самой высокой сравнительно с другими районами. Обращает на себя внимание и тот факт, что доля вышедших из общины в нечерноземной полосе (13,8%) была вдвое ниже, чем в черноземной (27,7%). Исключением была Московская губерния (31,2%) [37].

Столь существенные различия в выходе из общины свидетельствуют о том, что этот процесс был тесно связан со спецификой социально-экономического развития различных регионов. Поэтому необходим специальный анализ зависимости выхода из общины от соотношения помещичьего и крестьянского землевладения и хозяйства, развития капитализма в городе и деревне и других факторов. Нуждаются в более глубоком изучении и причины того, почему община выдержала мощный натиск на нее. Поэтому следует не только раскрыть негативное воздействие общины на аграрное развитие, что прежде всего и делается в историографии, но и конкретно показать общину «как демократическую организацию местного управления, как товарищеский или соседский союз» [38], в котором остро нуждалось крестьянство, в том числе и зажиточное.

Выход из общины не только превращал наделы в личные владения крестьян, но и предусматривал право сведения их воедино в виде отрубов или хуторов, что значительно расширяло свободу хозяйственной деятельности, без которой не мог сложиться слой крестьян-предпринимателей, на насаждение которого и была направлена реформа.

В 1907—1915 гг. на надельных землях крестьян было создано 1265 тыс. хуторов и отрубов (10,3% от общего числа всех крестьянских хозяйств), под которыми было занято 12 232 тыс. дес. земли (8,8% всех крестьянских земель). Всего же с учетом хуторов я отрубов, созданных на землях Крестьянского банка и казны, участковым землевладением было охвачено 15,4 млн. дес. земли [39], что составляет 11% от общей площади надельных земель. Очевидно, при таком низком удельном весе индивидуальное участковое хозяйство не могло оказать существенного воздействия на общее развитие сельскохозяйственного производства страны. Важным является и то обстоятельство, что почти половина участкового землевладения (7 млн. дес. из 15,4 млн. дес.) было сконцентрировано всего в семи южных и юго-восточных губерниях (Таврическая, Херсонская, Екатеринославская, Харьковская, Саратовская, Самарская, Ставропольская губернии) [40], на которые приходилось менее 10% всех надельных земель. По отношению к ним участковое землевладение составляло здесь примерно треть. Именно здесь, в районах Степного юга и юго-востока Европейской России, личное участковое землевладение и землепользование могло в наибольшей мере воздействовать на ход буржуазной аграрной эволюции.

Расширить и укрепить слой личных собственников-крестьян правительство рассчитывало, во-первых, путем скупки ими надельной земли, поступившей в свободный товарооборот, и, во-вторых, путем содействия покупке крестьянами частновладельческих земель через Крестьянский поземельный банк. Итоги здесь были такими.

Всего в 1908—1915 гг. надельную землю полностью или частично продали 1,1 млн. дворов (9% всех крестьянских дворов). Ими было продано 4 млн. дес. земли (2,8% всех надельных земель). При этом 87% проданных земель находилось в общинном, а 13% — в подворном владении [41]. Очевидно, что указанный размах продажи надельных земель лишь в малой степени влиял на развитие земельного рынка, замедленность формирования которого, как указывалось, тормозила развитие капитализма в стране. Продавали землю в основном беднейшие /61/ слои деревни [42]. Это была, если можно так выразиться, продажа «из нужды». Поэтому, как правило, продавался весь надел. Продавали надельную землю и зажиточные крестьяне, но это было связано с более рациональной организацией хозяйства (например, переселение на купленные частновладельческие земли). Покупали надельные земли прежде всего крестьяне самостоятельно.

Значительно большую роль в расширении участкового крестьянского землевладения в годы столыпинской реформы сравнительно с надельными землями имели покупки частновладельческих земель. Содействие этим покупкам оказывал Крестьянский поземельный банк, учрежденный в 1882 г. Банк продавал крестьянам или принадлежавшие ему земли, купленные у частных землевладельцев, или оказывал путем выдачи ссуд содействие в приобретении ими этих земель у самих владельцев. В годы столыпинской реформы деятельность банка значительно активизировалась. Если до 1906 г. крестьянами было приобретено через банк 8,3 млн. дес, то в 1906—1916 гг. — 9,6 млн. дес. При этом наиболее активной деятельность банка была в 1908—1911 гг., когда площадь приобретенной через банк земли составляла 5,2 млн. дес. Далее идет существенное сокращение этих покупок. Три четверти проданной через банк земли принадлежало дворянам. Среди покупщиков росла доля зажиточных крестьян, которым, несомненно, принадлежала большая часть купленных земель[43].

В целом рынок приобретаемых крестьянами через банк земель был более широким, чем рынок земель надельных. Однако и покупка земли через Крестьянский банк также не дала существенных сдвигов ни в насаждении предпринимательских крестьянских хозяйств, ни в развитии земельного рынка. Общие покупки крестьянами надельных и частновладельческих земель за время столыпинской реформы составляли лишь 10% по отношению к надельным землям (4 млн. дес. надельных и 9,6 млн. дес. частновладельческих земель при 139 млн. дес. надельных земель). При этом, как указывалось, с 1912 г. начинается падение объема приобретаемой крестьянами земли. Так, если в 1910—1911 гг. было приобретено (надельных и частновладельческих) 4 млн. дес., то в 1913-1914 гг. — лишь 2,9 млн. дес.

Одной из важнейших причин низкого уровня товарного оборота земли была социальная узость, помещичья направленность земельной политики самодержавия. Крестьянский банк покупал помещичьи земли по явно завышенным ценам, которые к тому же росли. Так, средняя цена десятины земли, купленной крестьянами через банк до 1906 г., была 81 руб., а в 1906—1916 гг.— 133 руб. [44] В итоге росли платежи по ссудам банка, а вместе с ними и задолженность. Характерно, что до 1911 г. задолженность сокращалась (в 1910 г. она составляла 21,3% к годовому окладу), а с 1911 г. начинает быстро расти (в 1914 г. она равнялась 51,6% оклада) [45].

Таким образом, с одной стороны, самодержавие стремилось насадить в деревне слой самостоятельных крестьян-предпринимателей, а с другой, выдвигая на первый план интересы помещиков, оно мало содействовало этому процессу. Ставка делалась на то, что распад общины приведет к концентрации состоятельными крестьянами в своих руках материальных, я прежде всего земельных ресурсов деревни.

Этой же цели, а также разрядке социального напряжения в деревне, служила и политика переселения крестьян за пределы Европейской России. Итоги этого процесса хорошо известны. Напомним лишь, что в 1880—1895 гг. в восточные районы страны переселилось 461,7 тыс. человек, в 1896—1905 гг. — 1075,9 тыс. а в 1906—1911 гг. — 3078,9 тыс. Около пятой части (18,6%) переселившихся в 1896 — 1916 гг. вернулись обратно. При этом и переселенческое движение достигло своего максимума в 1907—1909 гг., после чего начался его спад [46]

При всех трудностях, с которыми сталкивались переселенцы, они несомненно внесли, как показано в обширной литературе, существенный вклад в /62/ хозяйственное освоение новых регионов. Однако переселения не ослабили ни земельной нужды крестьянства, ни социальной напряженности в деревне. Не привели они и к заметному росту могущества состоятельных слоев деревни, хотя прежде всего им достались земли переселенцев.

Таковы основные направления и итоги столыпинской аграрной реформы. Со всей очевидностью эти итоги свидетельствуют о том, что столыпинская аграрная реформа провалилась еще до первой мировой войны. Поэтому безосновательны всякие утверждения о том, что для успеха реформы, а следовательно, и для торжества в России порядков, установившихся в Западной Европе, не хватило мирного времени. При этом, как уже указывалось, игнорируется и то обстоятельство, что буржуазное аграрное развитие шло и по альтернативному, буржуазно-демократическому пути.

Посмотрим теперь, каково было воздействие столыпинской реформы на общий ход аграрного развития. Судить об этом по целому ряду важных аспектов этого развития позволяют имеющиеся статистические данные как хорошо известные (урожайная статистика, военно-конские переписи), так и еще не введенные в широкий научный оборот. Особую ценность среди последних имеют сведения о землевладении и землепользовании, размерах посевов и количестве рабочего и другого скота в крестьянских и частновладельческих (помещичьих) хозяйствах в 1906—1907 гг. и 1912—1913 гг., т. е. непосредственно в период реформы, собранные Центральным статистическим комитетом и хранящиеся в ЦГИА. Эти сведения дают реальную, а не искаженную в официальных публикациях картину соотношения крестьянского и помещичьего хозяйства [47]. Правда, они охватывают лишь 19 губерний на первый момент (11 губерний за 1906 г. и 8 — за 1907 г.) и 12 губерний на второй (6 губерний за 1912 г. и 6 — за 1913 г.). Итоги обработки этих данных по ряду показателей приведены в таблице 2.

Прежде всего интересно посмотреть, как изменилось в годы реформы соотношение крестьянского и помещичьего хозяйства. Доля помещиков в крестьянском и частновладельческом землевладении во всех районах сократилась. Сократилась (кроме Нечерноземного района) и доля помещичьих посевов. Характерно, что в двух черноземных районах, на которые приходилась подавляющая часть посевов всех 17 рассматриваемых губерний, сокращение доли помещичьих посевов в Южном районе было намного ниже, чем в Среднечерноземном. Но в целом падение роли помещичьего хозяйства в рассматриваемый период происходило интенсивней, чем в период от реформы 1861 г. и до реформы Столыпина [48]. Это — следствие широкой распродажи земель помещиками под воздействием революции. Столыпинская реформа не внесла здесь существенных изменений. Крестьянский поземельный банк лишь более активно, чем прежде, содействовал выгодной продаже земли помещикам.

Существенным является тот момент, что в Западном и Южном районах возросла доля рабочего скота, принадлежавшего помещикам. Следствием этого было то, что здесь значительно увеличилась доля помещичьих посевов, которые могли быть обработаны собственным рабочим скотом (на западе — с 71,1 до 90%, а на юге — с 68,1 до 82,4%) [49]. Это — несомненное свидетельство ускорения процесса утверждения буржуазных отношений в помещичьем хозяйстве. Вместе с тем в Среднечерноземной полосе, где была сосредоточена большая часть помещичьих посевов рассматриваемых губерний, эта доля изменилась несущественно (с 53,2 до 55,9%) и была лишь немногим более половины. Это значит, что здесь были широко распространены отработки. Среднечерноземная полоса, как и до реформы, осталась бастионом полукрепостнических пережитков.

В целом столыпинская реформа не внесла каких-либо существенных изменений в развитие помещичьего хозяйства. Да она и не ставила такой задачи. /63/

Цель состояла в обратном — в сохранении в неприкосновенности буржуазно-консервативного, сопряженного с крепостническими пережитками характера развития помещичьего хозяйства.

Конкретные изменения в крестьянском землепользовании и хозяйстве состояли в следующем. Везде в землепользовании (кроме западных губерний) сократилась доля арендованных и возросла (кроме южных губерний) доля покупных земель. Покупные и арендуемые земли составляли существенную часть землепользования в Южном районе, но за время реформы она не возросла, а сократилась (с 30,4 до 25,1%). В другом земледельческом районе (Среднечерноземном) товарная часть землепользования возросла в 11,9 до 15,2%. В общем изменения в структуре крестьянского землепользования не были существенными. Так, среднегодовой прирост покупных земель крестьян в 19 губерниях составил в 1877—1905 гг. 6,9%, а в 1906—1913 гг.—7,4%, т. е. реформа, несмотря на то, что теперь крестьяне покупали в собственность и надельные земли, не дала ожидаемых результатов [50]. В целом крестьянское землепользование осталось низкотоварным, надельно-натуральным.

В состоянии крестьянского хозяйства каких-либо серьезных сдвигов также не произошло. Относительные размеры общего землепользования крестьян (всех земель на двор), за исключением Южного района (где они остались прежними), несколько сократились. Но размеры посевов и количество рабочего скота на двор, кроме Нечерноземного района, остались неизменными. Наиболее высоким в указанном отношении уровень крестьянского хозяйства был в Южном районе.

Конечные результаты воздействия столыпинской реформы на развитие сельскохозяйственного производства отражаются в его состоянии. Посмотрим, каким было состояние основной отрасли этого производства — земледелия. Выше уже говорилось о его существенном прогрессе в конце ХГХ — начале XX в. Что же дала для этого прогресса столыпинская аграрная реформа?

Обобщенным показателем успехов в развитии сельскохозяйственного производства являются данные об объеме производимой продукции (см. табл. 3).

Валовые сборы земледельческой продукции в 1909—1913 гг. т. е. в разгар столыпинской реформы, возросли сравнительно с началом века незначительно (всего на 7,3%). Среднегодовой же прирост этих сборов заметно снизился (до 1,46% против 2,41%). Поэтому утверждения о росте сбора хлебов в период реформы в два раза [51] являются чистейшим вымыслом. Даже по сравнению с 70-ми гг. ХIХ в. этот прирост (по зерновым и картофелю) составил всего 75,7%. Реформа не привела к сдвигу в развитии земледелия. Пик этих сдвигов был пройден до революции 1905—1907 гг.

Столь же беспочвенны и утверждения о процветании сельскохозяйственного производства в период столыпинщины на том основании, что Россия экспортировала много хлеба. Да, действительно вывоз был большим.


Так, в 1909 — 1913 гг. /65/ вывозилось в год 724,4 тыс пуд. (или примерно 90 млн. четвертей) [52], что составляло более пятой части сбора зерновых культур в это время (см. табл. 3) Но громадный вывоз был обусловлен не наличием излишков хлеба сравнительно с внутренней потребностью. Выше указывалось, что в это время производилось в расчете на душу населения примерно 3 четверти чистого сбора зерна. Если учесть, что это количество считалось еще в XIX в. минимальной нормой, необходимой для удовлетворения продовольственных и хозяйственных нужд, то даже при значительных сборах картофеля действительные излишки хлеба в стране были невелики.

Огромный вывоз, достигший в период реформы максимальных объемов, безусловно понижал потребление хлеба подавляющей частью крестьян, т.e. ухудшал их положение Интенсивный экспорт хлеба был обусловлен тем, что его вывоз был основным источником поступления валюты. В те же 1909—1913 тт. экспорт хлеба давал ежегодно более 650 млн. руб. За 14 предвоенных лет экспорт дал 7,3 млрд. руб. [53] И хотя продавался хлеб, произведенный прежде всего крестьянством, маловероятно, что значительная часть этой огромной суммы валютных поступлений досталась крестьянству.

Наконец, о результатах главной цели реформы, а именно о радикальном изменении социальной структуры деревни путем насаждения мощного слоя состоятельных индивидуальных собственников, ведущих предпринимательское рыночное хозяйство.

Обобщенным показателем здесь могут быть сведения об изменении соотношения в деревне различных слоев крестьянства. В таблице 4 указано соотношение этих слоев по данным об обеспеченности лошадьми. /66/

В самом общем плане процесс характеризовался следующими чертами. В нечерноземных и среднечерноземных районах в течение всего периода происходило сокращение доли состоятельных (с 4 и более лошадьми) дворов и возрастание доли беднейших (безлошадных и однолошадных) дворов. При этом в начале XX в. оно шло интенсивней, чем в конце ХГХ в. Таким же было направление процесса и в Прибалтике. Здесь особенно существенно сократился слой многолошадных дворов в начале XX в. Наименьшими изменения в соотношении групп были в Южном и Юго-Восточном районах. Его отличием было то, что здесь сравнительно с другими районами слой беднейших крестьян был наименьшим, а зажиточных — наибольшим. Значительным слой состоятельных крестьян был и в Прибалтике.

В целом процесс социального расслоения деревни характеризовался преимущественным выделением в деревне нечерноземной и среднечерноземной полосы пролетарских и полупролетарских слоев, а в Прибалтийском и особенно Южном — обуржуазивавшихся слоев деревни. При этом не обнаруживается расширения слоя зажиточного крестьянства под воздействием столыпинской реформы.

Однако соотношение дворов различной хозяйственной состоятельности не отражает их веса в экономике деревни. Применительно к земледельческому производству достаточно точное представление об этом весе дает распределение хозяйств по наличию рабочего скота. Имеющиеся данные показывают, что доля зажиточных слоев в земледельческом производстве примерно равнялась доле принадлежащих им лошадей [54]. В целом по Европейской России последняя сократилась с 38,1% в 1888—1891 гг. до 32,2% в 1899—1900 гг. и до 26% в 1912 й» Доля зажиточных крестьян в земледельческом производстве упала примерно с двух пятых до трети в конце ХГХ в. и до одной четвертой в начале XX в. Земледелие все в большей мере основывалось на середняцко-бедняцких слоях деревни. Столыпинская реформа не только не прервала эту тенденцию, но в начале XX в. еще более усилила ее.

Сокращение доли рабочего скота у зажиточных крестьян было наиболее интенсивным в Нечерноземном районе. В названные выше периоды эта доля составляла соответственно 33,8, 24 и 17,2%. Очень существенно она сократилась и в Среднечерноземной полосе: 34,5, 27,4 и 21,1%. В Прибалтике падение этого показателя началось лишь в начале XX в.: 37,7, 39,4 и 29,9%. И наиболее устойчивой роль состоятельного крестьянства в экономике деревни была в Степном районе: 60, 59,9, 55,1% раб. скота. Кроме того, это был единственный район, где на долю зажиточного слоя деревни в течение всего рассматриваемого периода приходилось более половины земледельческого производства. Определенную роль в этом сыграла и столыпинская реформа. Вызванное ею расширение предпринимательской деятельности крестьян почти предотвратило сокращение здесь удельного веса состоятельного крестьянства в экономике деревни.

Производственно-технический уровень хозяйства зажиточных крестьян в начале XX в. несколько повысился. Они имели в среднем по Европейской России на двор лошадей: в 1888 г.— 6,1, в 1900 г.— 5,2, в 1912 г. - 5,5. Но в целом зажиточные крестьяне не только не превратились в определяющую экономическую и социальную силу в деревне, как замышлялось, но их роль даже заметно уменьшилась. Значит, еще до первой мировой войны и в своем главном аспекте реформа не достигла цели. Поэтому утверждения некоторых историков о том, что для торжества замыслов реформаторов не хватило мирного времени, и в этом плане являются необоснованными. Ход проведения реформы в жизнь полностью подтверждает сделанное выше на основе анализа общих условий и тенденций аграрного развития заключение о невозможности победы в России буржуазно-консервативного, помещичьего типа аграрного капитализма не только в форме непосредственного господства помещичьего хозяйства, но и в форме союза помещиков и состоятельных индивидуальных земельных собственников-крестьян.


Достаточно обширный слой зажиточных /67/ крестьян предполагалось создать в результате ликвидации общин и передачи им надельных земель в личную собственность. Но нежелание основной массы крестьян выходить из общины и общая малочисленность зажиточной прослойки в деревне сделали невозможным утверждение и этого варианта помещичьего капитализма.

Такое положение подтверждается еще одним аспектом анализа. Речь идет об имитации возможных изменений в социальной структуре деревни путем построения альтернативно-имитационной модели процесса [55]. Суть этого моделирования состоит в выявлении хода развития при условиях, отличных от реально существовавших, но исторически допустимых. Подобные модели важны не тем, как нередко полагают, что они, рисуя иной ход процесса, могут быть основой для суждений о благоприятном или неблагоприятном ходе реального развития, а тем, что они позволяют более глубоко понять, почему реальный процесс был таким, а не иным.

Применительно к столыпинской реформе теоретически допустимы два варианта хода аграрного развития. Посмотрим, какова могла бы быть при этом социальная структура деревни.

В данном случае при моделировании был использован метод так называемых «марковских цепей». Суть его состоит в том, что по имеющимся данным о соотношении различных групп объектов, относящимся к двум или более временным моментам, рассчитывается возможное соотношение этих групп на следующем временном рубеже [56]. В таблице 5 приведены результаты соответствующих вычислений.

В плане подтверждения бесперспективности в результате столыпинской реформы утверждения в России буржуазно-консервативного варианта аграрного развития результаты имитационного моделирования превосходят всякие ожидания.

Начнем с прогноза о возможном соотношении разных групп дворов в 1912 г. при допущении того, что аграрное развитие в 1900—1912 гг. протекало бы при таких же условиях, которые существовали в конце ХIХ в. и зафиксированы в данных о соотношении дворов в 1888 и 1900 гг. Прогноз показывает, что в этом случае в 1912 г. повсеместно, во всех регионах и Европейской России в целом доля беднейших дворов была бы заметно меньше, а зажиточных значительно больше, чем было в действительности. /68/

Это значит, что давление на деревню (а суть столыпинской реформы сводилась именно к этому) давало лишь негативные результаты в изменении социальной структурры деревни. Говоря шире, полученные результаты свидетельствуют о том, что именно свободное развитие крестьянского хозяйства, т. е. буржуазно-демократический путь аграрной эволюции, могло привести к наиболее благоприятным экономическим и социальным результатам.

Второй прогноз направлен на выявление того, какой могла бы быть социальная структура деревни в начале 20-х гг. сравнительно с 1912 г., если бы в это время в аграрном развитии сохранились условия 1900—1912 гг., т. е. если бы для реализации столыпинской реформы было больше мирного времени. Прогноз показывает, что и в подобной контрфактической ситуации, идеальной с позиций реформаторов и отстаивающих их устремления некоторых современных ученых, не удалось бы добиться достижения социальных целей, преследуемых реформой, а именно утверждения господства в деревне состоятельного слоя крестьян. Повсеместно расчетная доля зажиточных дворов оказалась значительно меньшей, чем эта доля была в 1912 г. Процесс осереднячивания и обеднения деревни мог еще более усилиться по сравнению с 1900—1912 гг.

В целом рассматриваемый прогноз показывает несостоятельность суждений тех, кто полагает, что столыпинская реформа при иных условиях ее проведения могла бы обеспечить аграрный прогресс и тем самым предотвратить Октябрьскую революцию.

Таковы реальные итоги аграрного развития в период столыпинской реформы и его возможные результаты при иных вариантах этого развития.

Таким образом, проведенный анализ показывает, что столыпинская аграрная реформа по сути провалилась еще до первой мировой войны. А это значит, что ходом исторического развития была снята возможность победы «прусского», буржуазно-консервативного варианта аграрного капитализма. Оставалась вроде бы лишь возможность победы «американского», крестьянского типа аграрного капитализма. Однако и здесь ход исторического развития привел к ситуации, когда уже в силу социально-политических причин победа и этого типа становилась невозможной.

Для торжества крестьянского пути буржуазной аграрной эволюции необходимо было устранение крепостнических пережитков, и прежде всего ликвидации помещичьего землевладения. Но ликвидировать в начале XX в. полуфеодальное помещичье землевладение, преимущественно дворянское по своей сословной принадлежности (примерно 70% частновладельческих земель принадлежало дворянам), было невозможно, не покушаясь на буржуазную собственность вообще. Как указывалось, сами помещики были одновременно и полукрепостниками, и буржуазными предпринимателями. Это последнее проявлялось не только в том, что развитие помещичьего хозяйства подчинялось законам капиталистического производства, но и в том, что многие дворяне занимались предпринимательской деятельностью в области промышленности и банковском деле [57]. С другой стороны, значительная часть ссуд, полученных помещиками под залог земли, была выдана акционерными, буржуазными по своей природе, земельными банками. А примерно треть частновладельческих земель принадлежала не дворянам, а купцам, мещанам и крестьянам. Короче говоря, полуфеодальная и буржуазная собственность все более тесно переплетались. Поэтому нельзя было, покушаясь на первую, не затрагивать вторую.

В итоге решение буржуазных по своей сути задач, а именно ликвидации помещичьего землевладения и связанных с ним других феодальных пережитков, становилась невозможным в условиях буржуазного строя. Эти задачи могли быть решены не буржуазной, а социалистической революцией, передающей власть в руки трудящихся, а основные средства производства, включая землю,— в общественную, народную собственность. /69/ Уже в начале XX в. это было очевидно и самим помещикам. Так, в основных положениях по аграрному вопросу, принятых Первым съездом уполномоченных дворянских обществ в мае 1906 г., говорилось: «Если право собственности на землю будет уничтожено, то это будет лишь первым шагом к уничтожению права собственности на все остальные виды имущества: на городские недвижимости, промышленные и фабричные предприятия, денежные капиталы и т. д., т. е. к социалистическому строю» [58]. В данном случае представителям дворянства нельзя отказать в исторической проницательности.

Невозможность ликвидации полукрепостнических пережитков на основе сохранения буржуазного строя стала особенно очевидной в годы первой мировой войны. Война гигантски ускорила развитие капитализма, окончательно и неразрывно слила это развитие с сохранением феодальных пережитков. Это и было причиной того, что Февральская революция 1917 г. не привела к решению аграрного вопроса. Решить этот вопрос, как и вообще преодолеть кризис, в котором оказалась страна, было невозможно, «не покидая почвы буржуазных отношений» [59]. Так ход исторического развития страны привел к необходимости социалистической революции, которая, проведя национализацию земли, т. е. решая буржуазно-демократическую задачу, вместе с тем открывала путь для движения к социализму.

Тем самым противоречие между настоятельной необходимостью ликвидации помещичьего землевладения, основного феодального пережитка в деревне, и невозможностью решения этой задачи в буржуазных условиях было одной из важнейших исторических предпосылок социалистической революции в России.

Особенности аграрной эволюции обусловили и ряд других черт в историческом развитии страны. Одна из них состояла в том, что невозможность ликвидации помещичьего землевладения без покушения на буржуазную собственность ослабляла, а то и вообще подрывала социально-экономические основы для компромисса с буржуазными слоями общества при проведении послереволюционных преобразований. А без таких компромиссов не обходилась ни одна революция, ибо они облегчали формирование новых экономических, социальных и других систем и структур. В нашей стране эти преобразования в донэповский период приобрели максималистскую антибуржуазную направленность, усиливаемую верой в скорую победу мировой пролетарской революции. Этим была вызвана и та жестокость борьбы, которая имела место в гражданской войне. Сейчас много пишут и говорят об этой жестокости. Но, во-первых, ее нельзя приписывать только одной борющейся стороне. Во-вторых, нельзя сводить причины, порождавшие ее, только к разного рода субъективным факторам. Она имела и свои глубокие корни.

Социалистическая революция в России была неизбежностью, обусловленной особенностями ее исторического, прежде всего аграрного, развития. Но произошла она в стране, которая, хотя и достигла общего среднего уровня развития капитализма, но оставалась страной аграрной, где не было всех необходимых предпосылок для генезиса социалистической системы хозяйства на естественно-исторической основе, т. е. путем внутренней эволюции общественно-экономических укладов при адекватных взаимосвязях между ними. Этот генезис протекал при господстве предельно централизованных и насильственных методов «первоначального накопления», которые имели широкое распространение в эпоху генезиса и других общественно-экономических формаций. Основным источником «первоначального накопления» была деревня. {...}

Разумеется, указанные особенности в историческом развитии, вытекающие из его характера в эпоху капитализма, требуют специального исторического исследования. В данном случае мы лишь обратили внимание на некоторые из них.
http://scepsis.net/library/id_2207.html
http://olegarin.com/olegarin/Pravda_...zdanie%29.html

Националистическая

Скрытый текст:

На уплату по государственным долгам процентов и капитала. . . . . . . . . . . . . 334.169.871 р.
На уплату банкирской провизии . . . . . 195.000 р.
На платежи по займам, по коим закрыты кредиты . . . . . . . . . . . . . . . . . . 365.000 р.
Всего на смете системы государственного кредита на 1906 год . . . 334.729.871 р.
Таким образом, по смете системы государственного кредита, государственный долг к 1-му января 1906 года . . . 7.681.395.928 р.
Уплата % по нем . . . . . . . . . . . . . . . . 334.729.871 р.
В Апреле 1906 года был заключен последний заем в . . . . . . . . . . . . . . 843.750.000 р.
Уплата процентов и погашения по нем 49.200.000 р.
Вся государственная задолженность к 1-му мая 1906 года . . . . . . . . . . . . . . 8.525.145.928 р.
Уплата процентов и погашения по нем 383.929.871 р.
Кроме этой задолженности, Государство отвечает также в исправной уплате долгов частных железнодорожных предприятий по облигационным займам, гарантированным правительством, а также долгов Дворянского и Крестьянского земельных банков по их закладным листам, так как банки эти являются государственными кредитными учреждениями.

Гарантированные правительством займы частных железнодорожных обществ к 1-му января 1904 года составили . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1.110.500.000 р.
А ежегодные платежи % и погашения по ним . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46.100.000 р.
Сумма же закладных листов государственного Дворянского и Крестьянского земельных банков к 1-му декабря 1905 года составляла . . . . . . . . . 1.105.800.000 р.
А платежи % и погашения, около . . . 52.000.000 р.
Б. Государственная роспись на 1906 год

Доходы обыкновенные и чрезвычайные. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2.029.858.774 р.
Расходы обыкновенные и чрезвычайные . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 2.500.972.755 р.
Дефицит, подлежащий покрытию путем займа [ 1 ] . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 481.114.001 р.
К 1 января 1906 года золотой запас составлял: 2.260.800.000 р.
Из сопоставления количества денежных знаков в Империи, с величиной государственной задолженности и государственной росписью на 1906 год — мы видим:

а) Всех денег в России почти в пять раз меньше, чем одних только государственных и гарантированных правительством долгов.
б) Все количество денег в России не хватает даже для исполнения одной только государственной росписи расходов на 1906 год.

Из рассмотрения же нашей государственной денежной системы видно, что для каждого нового выпуска кредитных билетов, согласно ВЫСОЧАЙШЕМУ Указу 29 Августа 197 года, необходимого для удовлетворения настоятельным потребностям денежнаго обращения, обязательно соответственное увеличение запаса золота в Государстве, по крайней мере рубль за рубль.

Этого же увеличение запаса золота может быть произведено только пятью способами:

Золотом, ежегодно добываемым в России из недр земли.
Путем прилива золота из заграницы, вследствие заключения расчетного баланса в пользу России.
Путем внешних займов.
Золотом, вкладываемым иностранцами в промышленные предприятия страны.
Путем завоевания для своего вывоза новых рынков и расширение старых.
Дадим объяснения по этим пяти пунктам:

1). Количество золота, добываемого ежегодно в России, представляет из себя ценность от 40 до 46 миллионов рублей. Таким образом, этим путем количество денежных знаков может быть ежегодно увеличиваемо лишь на незначительную величину.

2). Расчетный баланс Государства складывается из следующих данных:

а) Из заключения торгового баланса.
б) Из суммы, ежегодно уплачиваемых заграницу в уплату % и погашения по правительственным и гарантированным Государством бумагам, находящимся за границей.
в) Из сумм, ежегодно уплачиваемых в виде прибыли на иностранные капиталы, вложенные в предприятия.
г) Из сумм, расходуемых русскими заграницей.
д) Из сумм, расходуемых морским и военным ведомствами за границей.

Возьмем данные по этим статьям за пятилетие 1897-1901 гг.
Из обзора заключения расчетного баланса мы видим, что он постоянно складывается не в нашу пользу, и за пятилетие 1897-1901 г.г. — составил сумму в один миллиард двести двадцать один миллион семьсот тысяч рублей.

3). Займы. Значение в государственной жизни займов золота — сводится к тому, что проценты и погашение уплачиваются по ним золотом же, почему пассив золота все более и более увеличивается.

4). Привлечение иностранных капиталов в отечество.

Привлечение иностранных капиталов в Государство сводится: к эксплуатации этими капиталами отечественных богатств и рабочих рук страны, а затем и вывоза заграницу золота, приобретенного в стране за продажу продуктов производства. При этом, общее благосостояние местности, где возникают крупные капиталистические производства, обязательно понижается, по законам, выведенным Генри Джоржем в его «Прогрессе и бедности».

Таким образом, результаты введения иностранного капитала в Государство следующие: понижение общего благосостояния в прилежащей местности и высасывание золота из страны. Иностранных капиталов, вложенных в предприятия в России, к 1-му января 1902 г. было 1.043.977.000 рублей.

«Иностранные капиталы, (вместе с займами) говорит г. Табурно, участвуют в нашей задолженности в сумме около 5.800 млн. рублей; за 20 летний период Россия уплатила процентов и срочного погашения на иностранные капиталы, вложенные в государственные и частнопромышленные бумаги, около 4.372 млн. рублей. Если к этой цифре добавить расходы русских за границей, составляющие за 20 лет около 1.370 млн. рублей, то окажется, что Россия за 20 летний период с 1882-1901 г.г. уплатила заграницу около 5.740 млн. рублей или около 15 1/2 миллиардов франков. Т.е. мы уплачиваем иностранцам в каждые 6 1/2 лет дань, равную по величине колоссальной контрибуции, уплаченной Францией своей победительнице Германии. В последние два года (1900 и 1901) наши платежи иностранцам составили ежегодно около 380 млн. рублей, а в настоящем 1903 году эта сумма будет еще значительнее, так что за последние 5 лет мы уплатим иностранцам около 5 1/2 миллиардов франков. Тогда всех удивляло, откуда Франция могла достать такое значительное количество денег. Где же мы берем необходимые суммы для расплаты по своим же обязательствам? Над этим можно и необходимо призадуматься. Без войны, без затрат, без человеческих жертв, иностранцы все более и более побеждают нас, каждые 5-6 лет, нанося нам финансовый разгром, равный разгрому Франции в 1870 году [ 3 ].

5). Завоевание для увеличения своего вывоза новых рынков и расширение старых.

Главным предметом нашего вывоза служат продукты сельского хозяйства, из которых первое место принадлежит хлебу, и естественные богатства в сыром или полуобработанном виде: лес, нефть, металлы и проч. Мануфактурный же товар мы вывозим всего в количестве около 20 миллионов рублей в год [ 4 ].

Вопрос об увеличении притока золота в нашу страну путем завоевания новых рынков для нашей недавно народившейся мануфактурной промышленности, явно нелеп, в виду младенческого ее состояния сравнительно с мощными ее соперницами английской, германской, французской и Соединенных Штатов.

Своеобразная же попытка министерства финансов создать эту промышленность, в прямой и трудно поправимый ущерб нашему сельскому хозяйству и найти ей новый рынок в Китае — привела нас к миллиардным затратам, каковая сумма целостью была занята в долг золотом; при этом, постройка города Дальняго, вместе с сооружением Восточно-Китайской железной дороги и открытием портофранко в Маньчурии, привели именно к полной погибели нашей незначительной торговли, существовавшей по границе с Северо-Восточным Китаем, так как открыли удобный доступ в него с моря иностранным товарам [ 5 ].

В завоевании же новых рынков или расширении старых для произведений нашего сельского хозяйства и сырых и полуобработанных естественных продуктов — мы также встретимся с нашими могущественными соперниками, странами Нового Света (С. Штатами, Аргентиной, Австралией и Канадой), уже сильно теснящими нас со всех сторон, благодаря значительному превосходству свой культуры и давно уже отнявшими у нас роль женщины Старого Света, которую мы играли до семидесятых годов прошлого столетия. В настоящее время нам приходится думать не о расширении старых или завоевании новых рынков, а о сохранении тех, кои мы имели до сих пор. В этом же отношении обстоятельства складываются в высшей степени неблагоприятно: новый договор с Германией, который вступает в силу 17 Мая 1906 года, накинул на все главные предметы нашего вызова значительные пошлины против договора 1894 года, — а именно: на путь ржи лишних 10 копеек, на путь пшеницы 13 коп., и на путь овса лишних 18 коп.

Это, конечно, еще больше затруднит нашу конкуренцию с Новым Светом и каждая победа на внешнем рынке будет нам даваться путем все большего и большего разорения у себя дома.

К этому следует прибавить естественные причины несомненного уменьшения нашего вывоза в ближайшем будущем, вследствие полного расстройства нашего сельского хозяйства, вызванного недородами в 26 губерниях 1905 года и смутами последнего времени, тем более, что и до этого, наша финансовая политика последнего десятилетия, с целью ежегодного заключения торгового баланса в нашу пользу, т.е. с целью удержания золота в стране, сделала решительно все, чтобы усилить наш вызов, причем мы вывозим значительно больше чем можем, т.е. не продаем, а распродаемся.

«Мы вывозим все: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы, вывозим даже свои собственные волосы», как говорил Вышеградский, — «сами недоедим, а вывезем»
http://www.rus-sky.com/history/library/nechvold.htm

Нейтральная, срединная

Скрытый текст:

Мог ли продолжаться рост российской экономики?

Оптимистический взгляд Грегори на экономику имперского периода и ее перспективы базируется на предположении согласно которому имперская экономика могла-бы демонстрировать большие, относительно экономики советского периода темпы роста: «Нам представляется вполне обоснованным предположить то, что командно-административная экономическая система вообще никогда бы не появилась если-бы царистская экономическая система продолжала бы развиваться после окончания Первой Мировой Войны темпами характерными для последних десятилетий существования Российской Империи.» «А что если...» это вопрос на который крайне сложно ответить, в особенности если ответ предполагает подсчет данных за большие промежутки времени и должен учитывать существенные изменения в экономической и социальной организации. Но Грегори продолжает: «Отталкиваясь от строго статистического анализа, крайне сложно вообразить то, что результаты могли-бы быть хуже» относительно тех что мы имеем в реальности — в 1989 году ВВП на душу населения в СССР составлял 7 070$ . Грегори идет еще дальше, утверждая что: «крайне сложно представить сценарий при котором территория бывшей Российской Империи не являлась бы сейчас одной из ведущих мировых экономических держав и не обеспечивала бы население уровнем жизни достаточно близким к Западно Европейским стандартам.» Это утверждение является еще более радикальным чем предыдущее, коль скоро ВВП на душу населения в Западно Европейских странах на 1989 год составлял 18 000$.[6]
Немного арифметики поможет прояснить этот вопрос. Если бы уровень роста имперской экономики продолжился бы в течении всего ХХ века, то уровень ВВП на душу населения рос бы на 1.7% в год, достигнув в 1989 году отметки 5 358$, что существенно меньше чем 7 070$ на душу населения в реальности достигнутых в СССР. Экстраполяция темпов роста имперской экономики, таким образом не сможет не дает оснований для надежд на конкуренцию с уровнем достигнутым командно-административной экономикой. Для того чтобы достичь этого уровня имперская экономика должна была бы рости на 2.1% на душу населения в год. В принципе, это отнюдь не недостижимо, коль скоро в Германии доходы на душу населения росли на 1.8% с 1885 по 1913 годы и на 2.1% с 1913 по 1989 годы, причем показатели остальных Западно Европейских государств аналогичны. Даже если бы темпы роста Российской империи сравнялись бы с Западно Европейскими, то это всего-лишь обеспечило бы аналогичный советскому уровень жизни и не более того.
Но само предположение того, что уровень роста Российской Империи соответствовал бы Германскому крайне сомнительно. Большинство государств демонстрировало экономический рост в ХХ веке, но рост был наибольшим в странах бывших богатыми уже к началу века — подобных Германии и медленным в бедных странах Азии, Африки и Латинской Америки. Исходя из структуры экономики и уровня доходов, Россия в 1913 году относилась к числу бедных стран, а значит весьма обоснованы ожидания меньших, сравнительно в Западными, темпов роста.
Отнюдь не подкрепляет оценки Грегори и сравнение России с другими зерно-экспортирующими экономиками. В Индии, Аргентине, Австралии и Канаде не наблюдалось устойчивого роста ВВП на душу населения с 1913 вплоть до 1940 года, до того момента когда мировая война привела к его росту. С тех пор Индия демонстрировала весьма небольшой рост. Аргентина же характерна своим падением — в 1913 году ее экономика была передовой, существенно более процветающей и урбанизированной чем Россия, но сейчас она принадлежит к числу бедных стран в мировом масштабе. Австралия, разумеется, живет существенно лучше, но и для нее характерен существенное падение доходов относительно США. И только Канада является образцом безусловного успеха. Пример этих стран безусловно свидетельствует о том, что для того чтобы быть успешными на протяжении всего ХХ века — требуется нечто существенно большее чем высокий уровень зернового экспорта в 1913 году.
Как не маловероятно то, что Россия по темпам роста ВВП могла бы достичь Германии, но еще менее вероятно то, что она могла бы сократить отставание от Западной Европы — коль скоро, это предполагало бы еще большие темпы роста. Утверждение, согласно которому, при капитализме удалось бы достичь уровня жизни аналогичного Британскому или Французскому предполагает рост ВВП на душу населения на 3.3% ежегодно с 1913 по 1989 годы — уровень роста необходимый чтобы с 1488$ на душу населения в 1913 году, подняться до 18 000$ в 1989 году. Лишь одна страна в мире совершила подобный рывок — это Япония. Ее доход на душу населения был схожим с Российским в 1913 году и к 1989 году он стал аналогичен Западно-Европейскому. На каком же основании мы должны верить в то, что капиталистическая Россия будет демонстрировать показатели схожие с Японскими — то есть оказаться на вершине мировой экономической пирамиды? Куда как более вероятно то, что она оказалась бы где-нибудь посредине, или же вовсе — внизу.
Одно вполне очевидно, источники роста характерные для XIX – начала ХХ века себя исчерпали и даже более того — стали играть тормозящую роль. Основным источником роста сельского хозяйства были высокие цены на пшеницу. После Первой Мировой цены на зерно рухнули и рост в зернопоризводящих регионах прекратился по всему миру. Во время Великой Депрессии цены достигли абсолютного минимума что привело к сокращению посевных площадей. Сталин печально известен установлением низких цен на зерно, однако вовсе не очевидно то, что цена зерна на Украине была действительно меньше цены на зерно в Саскечеване за тот же период. Если бы развитие капитализма продолжилось в России, то зерновой бум прекратился бы ровно также как это произошло в Австралии, Канаде или Аргентине. Рост доходов стремительно замедлился в этих странах и эта-же судьба ждала бы и Россию.
Крайне маловероятно и то, что рост производительности сельского хозяйства мог бы привести к росту экономики. К 1913 году русские крестьяне достигли уровня урожайности характерного для американских равнин и канадских прерий. И этот уровень оставался неизменным до конца Второй Мировой Войны, когда активное использование химических удобрений привело к существенному росту урожайности. Последнее было характерно и для СССР. [7] Но наиболее важно для нас то, что серьезных шансов увеличить урожайность до начала 1950-х годов у русских фермеров небыло, а значит и источником роста сельское хозяйство быть не могло.
Промышленное развитие также сыграло огромную роль в экономическом росте до 1913 года. И в этом секторе перспективы дальнейших успехов были весьма сомнительными. Рост тяжелой промышленности зависел от железнодорожного строительства, последнее неизбежно сокращалось, коль скоро большая часть основных магистралей была уже проложена. Между 1870 и 1913 протяженность путей увеличивалась на 4.5% ежегодно с 10.7 тыс. км. до 70.2 тыс. км., к 1980 году она еще удвоилась, но уровень роста упал до 1% в год. [8] Бледные перспективы роста сельского хозяйства делают даже эти скромные цифры жел-дор строительства маловероятными. Зачем прокладывать новые пути если культивация земли не приносит прибыли? К 1913 году жел-дор строительство исчерпало себя в качестве источника промышленного роста.
Легкая промышленность могла-бы послужить залогом экономического роста. Японский рывок начала ХХ века явился следствием текстильного экспорта. Россия вполне могла бы достичь того-же, если бы тарифные ограничения не удерживали бы внутри-российские цены выше мирового уровня что делало экспорт невозможным. Изменение же тарифной политики далось бы весьма не легко, коль скоро протекционистские тарифы защищали прежде всего хлопок-сырец, обеспечивая рост его культивации в Средней Азии и тарифы на готовую продукцию являлись лишь следствием сырьевых. Успех на мировом рынке требовал свободной торговли хлопком-сырцом, а значит разорения отечественных производителей — перспектива сколь болезненная, столь и малоосуществимая.
Неспешный экономический рост и высокие тарифы — вот наиболее вероятная перспектива развития капиталистической России в ХХ веке. Параллели с Латинской Америкой слишком очевидны. Произошедший после Первой Мировой Войны обвал сырьевого рынка, бывшего для этих стран экспорто-образующим — привел к экономической стагнации. Попытки его преодоления, попытки индустриализации посредством тарифного импорто-замещения создали огромные мегаполисы и весьма не спешный экономический рост. При исчерпанности всех остальных источников роста — латино-американская модель развития являлась для будущего капиталистической России наиболее вероятной, причем Индия была бы даже вероятнее Аргентины не говоря уже о Франции или Германии.
Современные исследования закономерностей долговременного экономического роста в ХХ веке, в полной мере выявили значимость эффективной системы всеобщего обучения. (Барро 1991) Одной из причин того, что Латинская Америка не смогла догнать Западную Европу или Северную Америку является низкий уровень грамотности. Порядка 90% населения Канады, США и Западной Европы была грамотной накануне Первой мировой (ЮНЕСКО 1953, стр. 55; 1975 стр. 89, 108, 121). В Аргентине этот показатель был 64%, в Чили 50%, в Мексике — 34% (ЮНЕСКО 1953, стр. 86, 136, 50, 95). И хотя Латинская Америка отставала от Западной Европы, она опережала большую часть Азиатских, в том числе и Ближне-Восточных государств. Лишь 7% населения Индии и 8% Египта умели читать и писать. Считая что уровень грамотности в России поднялся до 38% к 1913 году, становится очевидным то, что хотя она опережала наиболее отсталые страны Азии — те мне менее она находилась ниже по списку большинства Латино-Американских государств не говоря уже о Западной Европе. Прогресс России в деле народного просвещения был несомненен — в 1897 году лишь 21% взрослого населения считался грамотным, однако отставание было все еще крайне велико (Крисп 1978. стр. 389, 391; Брукс 1982). И разумеется низкий уровень грамотности не мог бы не отразиться на перспективах экономического развития российской Империи.
Единственным способом для России избежать Латино-Американской участи было пойти по Японскому пути. Однако, это крайне мало вероятно. Как мы уже отмечали, Япония изначально развивалась как конкурентноспособная на мировом рынке текстиле-производящая держава, не вводившая покровительственных тарифов. Причем, подобная политика была навязана Японии Западными державами и совершенно отличалась от пути развития легкой промышленности в России (Локвуд 1968, стр. 19, 539).
В общем, вызовы Запада вынудили Японию на проведение широкомасштабной модернизации социальных, экономических и политических институтов. Россия же управлялась репрессивной системой созданной автократами ради удержания своих традиционных прерогатив. С 1870 по 1910 годы Япония, посредством введения системы всеобщего обучения. повысила уровень грамотности среди взрослого населения с 30% до 70% (Тайра 1978, 196-197). Россия отставала от Японии не менее чем на одно поколение. Бюрократия произвольно вмешивалась в развитие экономики, провоцируя ситуацию неопределенности и повышая затратность экономической деятельности. Репрессивная политическая система усиливала классовые противоречия и препятствовала возникновению неформальной сети добровольных объединений — того, что по мнению Роберта Путнама (1993. стр. 152-163) является основой стабильного роста капиталистической модели. Подобные объединения, являясь основой так называемого «гражданского общества» практически отсутствуют на пост-советском пространстве. Ровно то-же было характерно и для царистской России. Историки отмечают то, как государство тормозило развитие капитализма современного типа. «Самодержавное правительство и культурная враждебность по отношению к Западу совместно сдерживали возникновение и развитие капиталистических структур и отношений характерных для корпоративного предпринимательства». На этом основании Оуэн (1995. стр. 11-12) утверждает «схожесть между имперской Россией и пост-советским гос-вами с одной стороны и странами Третьего Мира с другой». Все эти легальные и культурные различия предполагают различные траектории экономического развития характерные для этих регионов после 1913 года. [9] Царь был недостаточно мудр чтобы вести Россию по Японскому пути модернизации, а общество было недостаточно развито для того что-бы по этому пути идти. Разумеется нам совершенно невозможно прогнозировать с абсолютной точностью, но при условии отсутствия большевистской революции и пятилетних планов — судьба России лежала бы где-нибудь между Индией и Аргентиной.
Это заключение, общую хар=ку имперской экономики по ссылке читаем тута
http://halb-liter.livejournal.com/?skip=10

[COMMIE]

Как большевики ''испортили'' систему образования в России.

Скрытый текст:

Аналитическая записка НАТО об образовании в СССР (1959)

СОВЕТ СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКОГО СОЮЗА

ЯЗЫК ОРИГИНАЛА: АНГЛИЙСКИЙ

13 мая 1959 г.

ДОКУМЕНТ НАТО БЕЗ ГРИФА «СЕКРЕТНО»
AC/ 137-D/ 40

КОМИТЕТ ПО ВОПРОСАМ НАУКИ
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И КАДРОВЫЕ РЕЗЕРВЫ В СССР

Записка Секретаря

Напоминаем членам Комитета, что на заседании 22 и 23 апреля 1959 г. они заслушали доклад доктора Ч.Р.С. Мэндерса на вышеназванную тему. Было принято предложение о публикации текста этого доклада отдельно от протокола заседания. В соответствии с этим предложением доктор Мэндерс любезно предоставил текст доклада вместе с соответствующими графиками и таблицами, приложенными к настоящему документу, для рассмотрения и использования Комитетом.

(Подписано) Х.УЭСТ-БЕРЭМ

Дворец Шайо,
Париж, 16-й округ.

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И КАДРОВЫЕ РЕЗЕРВЫ В СССР



I. Вступление.
II. Некоторые факторы, способствовавшие быстрому улучшению образования при советском режиме.
III. Ступени образования и изменения.
IV. Профессионально подготовленные кадровые резервы СССР и темпы производства.
V. Сложности и недостатки.
VI. Дисциплины, представляющие интерес для обороны.
VII. Выводы.
VIII. Приложения.

I. ВСТУПЛЕНИЕ


1. Когда немногим более 40 лет назад был образован Советский Союз, эта страна столкнулась с огромными трудностями. Урожай южной России был уничтожен нашествием саранчи, что привело к дефициту продовольствия и низкому моральному духу населения. Обороне не способствовало ничего, кроме рационального использования территориальных и климатических условий. Страна была отсталой в области образования и других социальных сферах, неграмотность была широко распространена, и спустя почти 10 лет советские журналы и печатные издания по-прежнему сообщали о том же уровне грамотности. Сорок лет назад безнадежно не хватало обученных кадров, чтобы вывести советский народ из трудной ситуации, а сегодня СССР оспаривает право США на мировое господство. Это — достижение, которому не знает равных современная история.


II. НЕКОТОРЫЕ ФАКТОРЫ, СПОСОБСТВОВАВШИЕ БЫСТРОМУ УЛУЧШЕНИЮ ОБРАЗОВАНИЯ ПРИ СОВЕТСКОМ РЕЖИМЕ


2. Естественно, что советскому прогрессу последних сорока лет способствовал целый ряд факторов, и те, что будут упомянуты здесь, представляют лишь малую часть того, что могло бы быть рассмотрено. Несмотря на то, что настоящий документ был написан в отношении научно-технического образования, большая часть сказанного может быть отнесена к любой другой сфере человеческой деятельности. Советская практика во многом отличается от практики западных стран, и оказывается замечательно успешной; данная работа уделяет внимание именно этим различиям.

(i) Руководители, получившие научно-техническое образование


С самого начала советские руководители отчетливо понимали, что наука и техника – важнейшие средства достижения военных и экономических целей коммунизма. Поскольку акцент на научно-технические дисциплины делался более сорока лет, они хорошо представлены в основном образовании действующих советских руководителей. Президент Академии Наук СССР в силу занимаемой должности является членом Президиума [Совета Министров] — органа, который можно сравнить с кабинетом Премьер-министра Великобритании или кабинетом Председателя Совета министров Франции. В общей сложности 39 из 67 членов этого органа власти получили научно-техническое образование. К тому же научно-техническое образование имеют первый заместитель председателя и 9 из 13 остальных заместителей председателя Совета Министров. Рассмотрение научно-технических проектов в СССР на высшем административном уровне проходит легче, чем в западных странах.

(ii) Централизованный контроль и планирование


Эти факторы предоставляют очевидные преимущества для достижения максимальной эффективности программ профессиональной подготовки. Можно установить единый образовательный стандарт для всей страны, упростить систему обучения и устранить большинство причин, вносящих путаницу в западных странах, где система стала раздробленной. Если планирование и производство согласованы, то отсутствует безработица, а на всех рабочих местах, необходимых государству, оказываются люди с подходящей квалификацией. В централизованной системе, разумеется, существует возможность быть и блестяще правым, и катастрофически заблуждаться. Суть советского метода такова: министерства прогнозируют свои потребности в материалах и людских ресурсах для пятилетнего (теперь семилетнего) плана в соответствии с общей директивой от партийного руководства. Изложенные министерствами требования, которые каждый год немного изменяются на основании опыта, сопоставляются, и Государственный плановый комитет разрабатывает планы. Части плана, касающиеся научно-технических вопросов, утверждаются Академией Наук.

(iii) Вновь обученные кадры в распоряжении государства


Практически все, кто обучается сверх образовательного минимума, установленного законодательством Советского Союза, получают государственное финансирование. Государство требует, чтобы выпускники высших или средне-специальных учебных заведений отработали три года по распределению после завершения обучения. Из числа молодых людей, не обремененных другими обязательствами,
Из около 750 тысяч выпускников программ высшего образования и 1,2 миллиона лиц, получивших средне-специальное образование, большинство — это молодые люди, не имеющие других обязательств. Эти кадровые резервы в любой момент могут быть подключены к решению приоритетных задач государства, таких как централизованные планы развития, преподавание и т.п. Эти 2 миллиона работников — не лица низкоквалифицированного физического труда: они получают достойную зарплату и, более того, не обязаны служить в армии.

(iv) «Малые» дисциплины


СССР — большое государство, поэтому оно способно организовать полноценные группы по изучению таких предметов, как, например, конструирование гироскопов или паровых котлов. В таких дисциплинах западные страны по причине малого количества студентов и преподавателей могут предложить лишь эпизодические курсы, и притом крайне низкого качества.

(v) Тщательное изучение западных ресурсов


Переводы западных изданий обычно доступны в основных советских учреждениях примерно через 2 месяца после оригинальной публикации. Институт научной информации Академии наук располагает лучшей и самой полной службой реферирования в мире. Если этого требуют обстоятельства, Советы готовы получать информацию путем шпионажа.

(vi) Возвращение в систему образования


На протяжении многих лет значительная доля обученных кадров возвращается обратно в систему образования, чтобы подготовить еще больше специалистов. Преподавание — хорошо оплачиваемое и престижное занятие. Чистый ежегодный прирост обученных кадров составляет в СССР 7% (для сравнения: в США 3,5%, в Великобритании 2,5–3 %).

(vi) Усиленное изучение фундаментальных дисциплин


Во всех учебных программах, предлагаемых в Советском Союзе, по крайней мере в последние годы, делается упор на усиленное изучение фундаментальных дисциплин. В каждом из 200 учебных планов технической направленности, действующих в высших учебных заведениях, 10% времени отведено высшей математике и столько же — физике. Большой приток обученных кадров и быстрый технологический прогресс достигнуты отнюдь не ценой поверхностности образования.

(viii) Подготовка преподавателей – первоочередная задача


С каждым прогнозируемым новым этапом научно-технического прогресса начинается соответствующая программа подготовки преподавателей. Так, с 1955 года в Московском государственном университете готовят преподавателей программирования (Приложение 1).

(ix) Эффективная пропаганда

На Западе советскую пропаганду нередко считают синонимом лжи. Пропаганда успешно удерживает в поле зрения советских людей общенациональные цели, вызывая у них радостное волнение по мере того, как цели достигаются одна за другой. Конечно, в СССР есть должности, которые занимают неохотно, рабочие места, на которых трудятся без особого желания. Пропаганда в учебных заведениях изображает работу на таких должностях и местах как увлекательное испытание и заставляет молодых людей (см. п. iii) c готовностью трудиться на благо своей страны в не самых благоприятных условиях.

III. Лестница советского образования


3. Диаграмма в Приложении 1 представляет положение дел во время последнего пятилетнего плана (от которого отказались), и хотя в начальном и среднем образовании грядут изменения, диаграмма показывает систему, которая будет применяться большую часть времени текущей семилетки.

4. Обучение в учебных заведениях в Советском Союзе начинается с 7 лет. Начальное образование длится 7 лет. К 1960 году последний пятилетний план ставил целью сделать десятилетнюю школу общедоступной. Там, где десятилетнее образование школьное образование доступно, местное законодательство делает его обязательным, в результате чего число выпускников десятилетней школы выросло в течение последнего пятилетнего плана с 440 тысяч до 1,5 миллионов в год. Юноши и девушки обучаются по одинаковой программе в семи- и десятилетней школах. На второй стадии классического образования, то есть в восьмом, девятом и десятом классах десятилетней школы, ученики проводят 42% времени за изучением математики, физики и химии. Выпускники десятилетней школы не так хорошо обучены, как выпускники шестого класса английской гимназии с научным уклоном или юноши и девушки, окончившие вторую научную ступень французского лицея. Значительно более высокий средний уровень в научных дисциплинах достигается, однако, всеми, кто завершил курс десятилетней школы в СССР. Речь идет о гораздо большем числе учеников, чем на Западе (Приложение 3).

5. Другие возможности по окончании семилетнего обучения проиллюстрированы на диаграмме в Приложении 1. Для выпускников существует возможность трудоустроиться, но число тех, кто это делает, резко сократилось во время последней пятилетки. Школы трудового резерва работают совместно с промышленностью и сельским хозяйством. Специальные средние школы, преимущественно техникумы при соответствующих министерствах, предоставляют специальное образование по двум с лишним тысячам специальностей; курсы имеют ярко выраженную практическую направленность.

6. В последние годы около 40% выпускников десятилетней школы наряду с меньшим процентом выпускников средне-специальных учебных заведений продолжают обучаться в высших учебных заведениях (Приложение 2). Ходят слухи об увеличении этого показателя до 70%. Университеты готовят лишь 10% обученных кадров в Советском Союзе, а преподавание в них ведется только по фундаментальным дисциплинам. Курс педагогического института длится 4 года, обучение фундаментальным дисциплинам в университетах (не включая физику) длится 5 лет. Большинство технических учебных программ (а также программ по физике) рассчитано на 5,5 лет, а программа по медицине — на 6 лет. Студенты всех специальностей, кроме педагогики, на протяжении 6 месяцев работают над дипломным проектом; результаты исследования воплощаются в письменной дипломной работе, которая защищается публично. Примерно каждый шестой или седьмой выпускник высших учебных заведений продолжает образование. Студенты, аспиранты и докторанты должны обладать знанием одного, двух и трех иностранных языков соответственно.

ВНОСИМЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ


7. В меморандуме Хрущева в сентябре 1958 г. был намечен переход от семилетнего начального образования к восьмилетнему. За ним будет следовать среднее образование продолжительностью от 3 до 4 лет в одном из пяти типов школ, а именно:
(а) средней школе академической направленности, отличающейся от восьмого, девятого и десятого классов десятилетней школы наличием четырех классов и принимающей примерно 20% окончивших восьмилетнюю ступень обучения;
(б) средней школе технической направленности;
(в) специализированной средней школе для нужд театра, балета, изобразительных искусств, военной службы и т.д.;
(г) средней школе с неполной нагрузкой, позволяющей совмещать обучение с работой на фабриках и в сельском хозяйстве;
(д) вечерних школах трудового резерва.
Совершенно очевидно, что изменения в системе не означают снижения стандартов. Более того, учебная база существующих средних школ без труда может быть адаптирована для выполнения новых целей.

IV. КАДРОВЫЕ РЕЗЕРВЫ И ТЕМПЫ ПРОИЗВОДСТВА


8. Приложение 4 представляет обобщенную картину по этой проблеме. Первая таблица демонстрирует принятый в СССР сильный уклон в научно-технологическую сферу. Из нее также видоно, что те, кто получил научно-техническое образование, склонны оставаться в этих областях. Престиж и вознаграждение в этих сферах деятельности высоки, особенно для преподавателей.

9. На уровне пост-дипломного образования СССР не испытывает нехватки в профессионалах, способных управлять осуществляемые в стране проекты. В высшем и школьном образовании все указывает на то, что количество профессионально подготовленных выпускников не только может быть легко поддержано на прежнем уровне, но даже увеличено.

10. Приложения 5 и 6 приводят разбивку по категориям, последнее также кратко описывает послевоенные достижения. Из этой таблицы также видна заметная доля женщин в числе обученных кадров СССР.

V. СЛОЖНОСТИ И НЕДОСТАТКИ


11. Советская система образования, на различных уровнях которой обучается около 35 миллионов человек, является гигантской. Одно из ее выдающихся достоинств, вытекающих из централизованного контроля и планирования — ее относительная простота. Будет интересно выяснить, как Советский Союз успешно справился с проблемами, которые преследуют западные страны.

(i) Учебные помещения


В советских учебных заведениях любого уровня нормой остается обучение в две смены, а обучение в три смены не является чем-то неслыханным. Обеспеченность учебными классами, лекционными залами и лабораториями, без сомнения, самая сложная проблема, с которой приходится справляться советскому образованию. Недовыполнение программы строительства послужило одним из факторов, способствовавших отказу от плана последней пятилетки. С высокой долей уверенности можно утверждать, что этот фактор ускорил изменения в системе образования на уровне средней школы. Ходят слухи, что все кандидаты на получение высшего образования должны будут отработать два года в производственно-технической сфере перед поступлением. Два года передышки позволят программе строительства наверстать упущенное. Приложение 1 показывает, что нехватка помещений — не новая проблема для СССР.

(ii) Оборудование


Количество и качество оборудования в советских учебных заведениях, как правило, вызывает зависть у западных экспертов.

(iii) Количество учащихся на одного преподавателя


Как говорилось ранее, в Советском Союзе нет проблемы с преподавателями, в то время как в большинстве западных стран ситуация оставляет желать лучшего.


(iv) Военная служба


В силу называвшихся ранее причин в СССР не представляет никакой проблемы.

(v) Соотношение выпускников высших и средне-специальных учебных заведений


Западный опыт указывает на то, что на рабочих местах на одного выпускника высшего учебного заведения приходится три выпускника средне-специальных учебных заведений, и это соотношение, по-видимому, принято и в большинстве советских учреждений, которые посещали западные эксперты. Коэффициент 3 к 1 не характерен для системы образования, поэтому можно предположить, что где-то в СССР существует нехватка выпускников средне-специальных учебных заведений, которая влечет определенные трудности. То, что эти трудности не очевидны, означает, что в СССР выпускники высших учебных заведений могут быть задействованы в сферах деятельности, в которых на западе их использование считалось бы неэкономным.

VI. ДИСЦИПЛИНЫ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩИЕ ИНТЕРЕС ДЛЯ ОБОРОНЫ


(i) Математика


12. Этот предмет в СССР считается чрезвычайно престижным. В стране существует первоклассная математическая традиция, а современный уровень математики в Советском Союзе уступает только ее уровню в Соединенных Штатах. При изучении множества советских научных работ, в особенности по физике, естественным наукам и машиностроению, становится заметным, с каким удовольствием советские ученые делают отступления в область математики. Научные работы в Великобритании часто состоят из двух частей: первая часть излагает теорию, а вторая — подтверждение этой теории, полученное опытным путем. Советские научные работы часто состоят исключительно из теории.

Первоклассные советские математики играют гораздо большую роль, чем их западные коллеги, на инженерных конференциях самого практического характера. Подобный научный подход к решению инженерных проблем, возможно, частично объясняет быстрый прогресс в этой области. Для советских математиков характерна готовность применять математическую теорию даже при относительном недостатке экспериментальных данных. Они проявляют необычную смелость при распространении измеренных закономерностей в такие области, для которых их западные коллеги потребовали бы дополнительных данных. Там, где советский метод оказывается успешным, становится возможным обойтись без промежуточных стадий опытного конструирования. Без сомнения, недавний советский прогресс в аэродинамике и химическом машиностроении многим обязан советам математиков.

Занятие математикой настоятельно поощряется в школах. Олимпиады и математические конкурсы для учеников 8, 9 и 10 классов десятилетней школы проводятся на городском, региональном, республиканском и национальном уровнях. Особо одаренных учеников выделяют на очень ранней стадии и в последующем способствуют их обучению.

В большинстве стран существует явная вертикальная структура научных дисциплин и вертикальная иерархия среди ученых. Это мешает междисциплинарному обмену научными идеями. В СССР математика является активно действующим компонентом во взаимном обогащении дисциплин. Достойным упоминания примером служит Лаборатория физики колебаний Физического института им. Лебедева Академии Наук СССР. Эта лаборатория является исследовательской организацией, однако ее сотрудников, которые работают в Москве лишь один или два месяца в году, можно встретить в учреждениях по всему Союзу. Они занимают лидирующие позиции в целом ряде дисциплин: астрономии, радиоастрономии, спектроскопии, акустике, теоретической физике, машиностроении, морской гидрологии, электротехнике и многих других отраслях. Единственное, что их объединяет, — это интерес к волновым движениям. Очевидно, что возможности для обмена научными идеями в Лаборатории физики колебаний огромны.

В Приложении 8 приводится подробный университетский учебный план по прикладной математике, а в Приложении 7 — по чистой математике. Следует отметить предусмотренную в обоих планах производственную практику, а также дальновидно задуманные предпосылки для изучения автоматизации в пп. 19 и 20 Приложения 7.

(ii) Физика


Практически по всем вопросам этой дисциплины советские ученые находятся наравне с мировой наукой. Теоретическая физика достигла огромных высот, а в последние пять лет выдающиеся успехи демонстрируют советские исследования в области полупроводников. В Приложении 9 представлен учебный план по физике, включая значительное количество часов, отводимых на высшую математику и производственную практику.

(iii) Химия


Состояние этой дисциплины в СССР описывают как довоенное, но не стоит слишком принимать это утверждение на веру. Советский Союз отстает в химической технологии, но присутствует ясное понимание данной ситуации и движение в сторону улучшения в этой области. Для учебного плана по химии в Приложении 10 опять-таки характерно большое количество часов, отведенных для занятий высшей математикой и для производственной практики.

(iv) Машиностроение


Приложение 11 демонстрирует ту же типичную щедрость в выделении времени для занятий высшей математикой и физикой. В ней отведены часы и для производственной практики. В условиях растущей экономики, потребности который удовлетворяются за счет развития индустриализации, машиностроение входит в число приоритетов Советского Союза. В 1958-59 гг. планируется выпустить в три раза больше инженеров, чем в Соединенных Штатах. Вполне возможно, что скоро мы увидим признаки насыщения специалистами инженерного профиля.

VII. ВЫВОДЫ


На Западе существует тенденция бросаться в крайности при оценке Советского Союза. Его граждане, однако, не супермены и не недочеловеки, а люди с такими же способностями и эмоциями, как и все остальные. Если 210 миллионов человек на Западе будут слаженно работать с такими же приоритетами и таким же рвением, как их собратья в Советском Союзе, они добьются аналогичных результатов. Государства, самостоятельно соревнующиеся с СССР, впустую растрачивают свои силы и ресурсы в попытках, обреченных на провал. Если невозможно постоянно изобретать методы, превосходящие методы СССР, стоит всерьез задуматься над заимствованием и адаптацией советских методов. Это может включать, помимо прочего:

(i) отказ от почитаемых, традиционных взглядов в отношении роли женщин;

(ii) выполнение необходимой государству работы теми, чье обучение сверх образовательного минимума, установленного законодательством, было профинансировано за счет бюджетных средств;

(iii) упразднение «свободного рынка» квалифицированных трудовых ресурсов; принятие и, возможно, усиление мер по его государственному регулированию.

14. Что бы ни случилось, любое государство, испытывающее нехватку преподавательского состава, должно решать эту проблему в срочном, внеочередном порядке.

(Подписано) Ч.Р.С. МЭНДЕРС
http://livanov-451.livejournal.com/29027.html

Еще статья.

Для сравнения, ситуация с образованием в РИ

[Hartmann]

«Сталинская индустриализация»: поле чудес в стране дураков:

Скрытый текст:

В 2009 году наш соотечественник, кандидат исторических наук, профессор Российской экономической школы Андрей Маркевич в соавторстве с профессором Уорвикского университета (Великобритания) Марком Харрисоном написал работу «Great War, Civil War and Recovery: Russia’ National Income, 1913 to 1928» («Первая Мировая война, Гражданская война и восстановление: национальный доход в России в 1913-1928 гг.»)
Этот научный труд по прикладной экономике получил престижную национальную премию, торжественная церемония вручения которой прошла 5 апреля 2012 года в рамках XIII Международной научной конференции НИУ ВШЭ по проблемам развития экономики и общества . Для нас же, помимо чисто академического интереса, это событие представляется ещё одним серебряным гвоздём, вбитым в советский гроб.
Андрей Маркевич и Марк Харрисон восстановили исторический ВВП за период, наглядно показывающий, что в свете реконструкции долгосрочного экономического роста России «сталинские» достижения выглядят более пессимистично, чем принято считать, а утверждения о «чуде» или «буме» так и вовсе пропагандистски раздуты. Так что же на самом деле происходило в СССР в 1930-х годах, и чем это на самом деле являлось?
Экономический рост при Сталине безусловно был. В 1930-е годы темпы роста ВВП на душу населения составляли около 3,7% в год. Строились заводы, выпускалась продукция, появлялись новые технологии. Но если сравнивать темпы экономического роста России не за несколько «плановых» пятилеток, а за 130 лет (период, рассматриваемый в исследовании учёных), то становится очевидным, что грандиозного скачка и перехода на принципиально новые высоты при Сталине не произошло. Почему?
Всякая экономика неизбежно развивается со временем (хотя бы в силу, например, технического прогресса), и реальный, ощутимый успех экономического развития должен измеряться не просто в росте как таковом, а неком «феноменальном» развитии относительно «нормального», «базового». Поэтому в контексте долгосрочного экономического развития достижения сталинской индустриализации не выглядят такими уж успешными. Особенно, если вспомнить о цене этих «достижений» — миллионных людских потерях от голода и репрессий.
Но перед тем, как продолжать, давайте разберемся, что такое «тренд экономического развития». Тренд — это та тенденция, которую мы можем проследить на протяжении достаточно продолжительного времени, в частности — в конце XIX — в XX веках. Известно, какими были темпы роста экономики за последние 30 лет существования Российской Империи, какими были темпы роста в переходный период, и как развивалась советская экономика после.
Исторический опыт России за последние 130 лет показывает, что средние темпы роста ВВП на душу населения в год составляли 1,8-1,9%. В то же время между описанными выше периодами происходили значительные колебания в темпах роста. Например, такие внешние вызовы, как череда войн, в которых участвовала Россия, вели к замедлению, или даже откату экономики, создавая разрыв между потенциальными достижениями (теми, которые могли бы быть при прочих равных условиях) и реальными экономическими показателями.
Первая мировая война, революция 1917 года и последовавшая за ней Гражданская война породили масштабный кризис, приведший к отрицательным темпам экономического роста и существенному отклонению экономики от долгосрочного тренда развития. С приходом к власти Сталина этот разрыв был ликвидирован в годы первых плановых пятилеток и в 1930-е годы экономика вернулась к тренду. Точнее сказать — дотянулась до него. Возвращение к тренду после крупномасштабного кризиса означало, что темпы роста были выше, чем обычно. Это можно сравнить с тем, что участник эстафеты, с опозданием получивший свою палочку от партнёра, вынужден бежать быстрее и в этот момент кажется, что спортсмен совершает какой-то «прорыв», хотя на самом деле он просто пытается догнать общий темп движения.
С низкой базы легко расти, легко восстанавливаться. После войны реальный экономический рост более или менее совпадал с долгосрочным трендом. Советская экономика начала опускаться ниже него лишь с начала 1970-х, в годы застоя.
Могла ли экономика вернуться к показателям дореволюционной России без Иосифа Сталина? Это сложный комплексный вопрос, на который нельзя ответить однозначно. Ясно, что для роста и восстановления экономики нужно создавать стабильные условия. Но также ясно, что развитие могло бы происходить и при других условиях, менее жестоких.
«Не стоит забывать, что сталинская индустриализация была тесно связана с коллективизацией, а последняя породила крупнейший голод в России в ХХ веке — голод 1932-1933 годов, приведший к потере нескольких миллионов жизней».
— Андрей Маркевич, экономист
***
Те данные, которыми мы сегодня располагаем, показывают, что индустриализация 1930-х годов была проведена не только с серьезными человеческими жертвами, но и неэффективным (в сравнении со странами с сопоставимым уровнем развития) использованием ресурсов. Экономическая политика часто была нерациональной, нескоординированной.
За счет страха и насилия можно заставить человека работать. Но творческой, инновационной компоненты в этом труде не будет.
Уровень безумного, абсурдного насилия был настолько высок, что многим теперь трудно свыкнуться с мыслью, что эти жертвы были напрасными. И чтобы как-то рационализировать наше прошлое, сограждане теперь пытаются придумать гипотезу, что Сталин совершил экономическое чудо, что если бы жертв не было, СССР не выиграл бы войну и т.д.
— Сергей Гуриев, доктор экономических наук
Чтобы понять, что произошло бы с экономикой без сталинской индустриализации, нужно найти точки для сравнения, где все остальные компоненты истории более или менее похожи. Индустриализация — это экономический рост, основанный на развитии промышленности и сопровождающийся изменением отраслевой структуры экономики. Этот процесс характерен для большинства развитых стран в XIX и XX веках. Сначала в Англии, а затем и в других странах Западной Европы и Северной Америки происходят промышленные революции, приводящие к возникновению новых секторов экономики. Иными словами, Сталина нет, а индустриализация есть. Более того, в России индустриализация началась ещё в Российской империи, то есть, до Сталина.
Индустриализация Российской Империи — это индустриализация Витте, которая происходила на рыночной основе с привлечением иностранного капитала, широким вовлечением России в международную торговлю и т.д.
Россия, а позже СССР — это страны, которые относительно поздно вступили на путь индустриализации. Но у стран поздней индустриализации есть свои преимущества догоняющих. Догоняющие могут заимствовать чужой опыт, в первую очередь — технологии. За счет этого вначале можно достичь относительно высоких темпов роста. Кроме того, высоких темпов роста в развивающихся странах можно достичь за счет отраслевой перестройки экономики, развития наиболее передовых секторов, где производительность труда выше. Т.е. роста можно достичь просто за счет перевода людских ресурсов из сельского хозяйства в промышленность. Это те процессы, которые происходили и в России. Но в России после революции использовали командную модель развития, которая, в конечном счёте, проиграла.
Люди склонны считать, что «победителей не судят»: если были какие-то достижения, значит, других быть не могло. Но вернемся к сухим цифрам. В 1928 году уровень ВВП на душу населения на 3% был ниже ВВП 1913-го и только к 1934 году он стал чуть выше показателей Российской империи. Ну и, конечно, советская пропаганда способствовала формированию именно такой точки зрения о советском прошлом: раз были достижения, значит, это была единственно правильная политика, и неважна ее цена. Но почему это утверждение бытует и сейчас? Это историческая неграмотность или сознательное нежелание обращаться к фактам?
С одной стороны, незнание экономической истории среди подавляющего числа обывателей. Но, кроме того, зачастую людям трудно понять, что оценивая кого-то, чью-то политику, нужно сравнивать не абсолютные достижения, а достижения относительно гипотетической альтернативы, ставить эти достижения в более широкий исторический контекст, смотреть на них с точки зрения общемирового развития. Что особенно важно в том числе и сейчас, когда путинский период подаётся как период «порядка и стабильности». В полном отрыве от мирового контекста, и уж тем более вне возможных альтернатив российского развития.
Многие из решений, принятых в 30-е года прошлого века, продолжают оказывать свое влияние и сегодня. Например — проблемы старения населения. Дело в том, что сталинская индустриализация была экстенсивной: все время строились новые заводы, расширялись производства, и это требовало всё больше трудовых ресурсов. Источников пополнения было несколько. Один из них — деревня, за счет перемещения людских ресурсов из сельского хозяйства в промышленность. Другой — вовлечение женщин в производство. Если посмотреть на структуру занятости женщин в городах по переписи 1926 года — последней переписи до сталинской индустриализации, — то выяснится, что в то время работало лишь около трети всех женщин трудоспособного возраста. К 1970 году эта цифра достигла почти 100%. Такого высокого процента вовлеченности женщин не было практически нигде — это особенности социалистической экономики. И это вовлечение женщин в производство было произведено очень быстро.
Одним из его последствий стало изменение демографической модели поведения людей, которая привела к изменению структуры населения. И дело не только и не столько в войнах, неурожаях и других шоках, которые испытала Россия в ХХ веке, сколько в быстром падении рождаемости, вызванном изменениями в женской занятости. Последние были связаны именно с той экстенсивной моделью индустриализации, которую выбрало руководство Советского Союза.
Другое наследие «гениальной» сталинской индустриализации — проблемы моногородов. Идея советской промышленной политики заключалась в том, что заводы нужно строить там, где располагаются природные ископаемые. И туда же нужно перемещать людей, необходимых для обслуживания открывающего предприятия. При этом считалось, что правильнее строить небольшие заводы по принципу градообразующих предприятий. Сегодня очень многие моногорода — это города, которые возникли в процессе сталинской индустриализации. Но конъюнктура изменилась. И то, что нужно было в 1930-1950-е годы, сейчас оказывается ненужным. Проблемы моногородов, формирующих вокруг себя целые депрессивные районы с массовым оттоком дееспособной молодёжи и усугублением проблем социального характера (безработица, алкоголизм, наркомания, преступность) среди оставшихся жителей — это наследие той, «гениальной» сталинской политики.
Возвращаясь к разговору об историческом тренде развития российской экономики, интересно узнать, где страна находится сейчас. Отклонение от тренда началось в 1970-е годы и усилилось после. С конца 1990-х вновь начался быстрый рост. В том числе потому, что восстанавливаться легко, легко возвращаться к тренду. Сегодня Россия почти догнала этот тренд; но вопрос заключается в том, удастся ли его переломить, достичь более высоких темпов роста, чем те, что были за последний век.
Исторически Россия всегда показывала неплохие темпы экономического роста, но это не было чем-то потрясающим по сравнению с историей других стран. Отечественный ВВП на душу населения как был сто лет назад на уровне примерно 30% ВВП «лидера» (которым сначала была Великобритания, потом — Америка), так и остался.
Но потенциал к экономическому росту у России есть, и сократить, или даже ликвидировать этот разрыв в принципе возможно. Мировая история знает такие примеры — Япония, Западная и Южная Европа после Второй мировой войны, «восточноазиатские тигры».
Но реализация этих планов возможна только в случае смены нынешней власти.

[Tuzemec]

Миф о большевистской "поголовной стопроцентной" грамотности:

Скрытый текст:

В 1936 году вышло совместное постановление ЦК ВКП(б) СНК СССР "О работе по обучению неграмотных и малограмотных", которым предписывалось за год обучить грамоте два миллиона человек. Причем в ходе работы по выполнению этого постановления выяснилось, что даже в рядах "передового отряда страны", коммунистов, есть значительное количество не умеющих читать и писать. В Башкирии, например, обнаружили около 800 коммунистов, которые, как говорилось в документах, "являются азбучно неграмотными". А в Татарии на 1 января 1937 года после большой проделанной работы по ликвидации безграмотности среди членов ВКП(б) вновь оказалось 104 неграмотных.

Именно поэтому результаты переписи населения, проведенной в январе 1937 года, в части грамотности опрошенных вряд ли должны были удивить руководство партии и государства. Но действительность превзошла худшие ожидания. По предварительным данным переписи, в стране насчитывалось 62 521 486 неграмотных граждан и 61 333 867 грамотных. Если не считать детей до десяти лет, соотношение получалось чуть менее устрашающим — 26% граждан СССР страны не умело ни читать, ни писать. Из-за этих цифр, как и из-за данных о численности населения и его религиозности, перепись объявили вредительской, а ее результаты засекретили.

Но цифры вполне соответствовали реальности. В том же январе 1937 года женщины-работницы из Калинина и Вышнего Волочка писали Крупской о том, что хотели бы ликвидировать неграмотность, и просили ее совета. Вдова основателя советского государства ответила:

"Социализм строится под руководством партии, но строится он миллионами рук. Только есть у нас еще безграмотность, а мы не заботимся, чтобы эту неграмотность до конца вытравить, как того Ленин требовал. Ильич говорил: надо, чтобы работницы, рабочие сами взялись за это дело, тогда дело быстро двинется вперед. Возьмитесь за него".

Она опять надеялась, что неграмотность удастся победить к славной юбилейной дате. На этот раз к 20-й годовщине революции. Но даже с помощью приписок и подтасовок руководство страны не решалось объявить о приходе в СССР поголовной и стопроцентной грамотности. Во время переписи населения 1939 года в число грамотных записали всех, кто мог едва расписываться, и в результате объявили, что в стране 90% грамотных.

Однако на протяжении 1940-х годов в разных областях и республиках появлялись решения региональных властей о продолжении борьбы с неграмотностью. А когда 4 января 1957 года появилось постановление ЦК КПСС "О ликвидации неграмотности среди населения", стало понятно, что новый рубеж, намеченный партией и правительством,— 40-я годовщина Октября.

О том, что и эта попытка не принесла полной и окончательной победы над безграмотностью, свидетельствовало очередное партийное решение — постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров от 27 августа 1962 года "О завершении ликвидации неграмотности и малограмотности в РСФСР". И снова стопроцентного результата не получилось. Например, в отчете о выполнении постановления 1962 года в Кемеровской области говорилось:

"На 1 июля 1964 г. по городам и селам оставалось 725 неграмотных в возрасте от 16 до 49 лет. В текущем году завершена ликвидация неграмотности рабочих на предприятиях химической, металлургической и энергетической промышленности. На 1 июля 1965 г. по области осталось 398 неграмотных и 4155 малограмотных. Обком КПСС, партийные, профсоюзные, комсомольские организации городов и районов принимают меры, чтобы закончить обучение оставшихся неграмотных в течение 1965 года".

На фоне бесконечно повторявшихся рассказов о том, что СССР стал страной сплошной грамотности еще в начале 1930-х годов, вся эта долгая история ликбеза выглядит действительно странно. Но ничего странного не было и нет. Ведь у низведенных до положения крепостных колхозников и рабочих не оставалось ни времени, ни сил на чтение и тем более письмо. Так что возвратная неграмотность, о которой рассказывала в 1929 году Крупская, настигала их скоро и неотвратимо. И никакие кампании по ликвидации неграмотности не могли этого изменить.

Миф о "лапотной и безграмотной" РИ:

Скрытый текст:

Одним из трафаретных клеветнических выпадов против Николая II является утверждение, что оно не заботилось о народном образовании.

В действительности же, в царствование Императора Николая II народное образование достигло необыкновенного развития. Менее чем в 20 лет кредиты, ассигнованные Министерству Народного Просвещения, с 25,2 мил. рублей возрасли до 161,2 мил. Сюда не входили бюджеты школ, черпавших свои кредиты из других источников (школы военные, технические), или содержавшиеся местными органами самоуправления (земствами, городами), кредиты которых на народное образование возрасли с 70.000.000 р. в 1894 г. до 300.000.000 р. в 1913 г.

В начале 1913 г. общий бюджет народного просвещенияв России достиг по тому времени колоссальной цифры, а именно 1/2 миллиарда рублей золотом. В 1914 году было 50 000 земских школ с 80 000 учителями и 3 000 000 учеников в них. В 1914 году в земствах было создано 12 627 публичных библиотек. [Vernadsky G. 1944. A history of Russia. New Home Library. New York. P. 205].

Первоначальное обучение было бесплатное по закону с самого начала правления Николая, а с 1908 г. оно сделалось обязательным. С этого года ежегодно открывалось около 10.000 школ. В 1913 г. число их превысило 130.000. На 1918 год планировалось ввести обязательное бесплатное среднее образование.
Слава о николаевских гимназиях была жива еще до конца XX века, пока живы были их выпускники. Гимназии имелись во всех уездных городах, чем не могли похвастаться многие европейские страны. Университеты при Николае II имели такую свободу, какую они уже никогда не имели при советской власти (и до сих пор). По количеству женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия занимала первое место в Европе, если не во всём мире. [Бразоль Б.Л. Царствование Императора Николая II 1894-1917 в цифрах и фактах 1958]

Накануне войны в России было более ста вузов со 150 000 студентов (во Франции тогда же - около 40 000 студентов). Многие вузы в России создавались соответствующими министерствами или ведомствами (военным, промышленно-торговым, духовным и т. п.). Обучение было недорогим: например, на престижных юридических факультетах в России оно стоило в 20 раз меньше, чем в США или Англии, а неимущие студенты освобождались от платы и получали стипендии [Назаров М. Россия накануне революции и Февраль 1917 года. Наш современник" N2. 2004 ]. Следует также отметить, в Царской России студенты платили от 50 до 150 р. в год, т.е. от 25 до 75 долл. в год (курс царского рубля был 2 доллара) - эта плата была меньше, чем в США или Англии в то время.


По социальному происхождению в 1914гг студентов из низших слоев (из разночинцев, рабочих \цеховых\ крестьян и пр.) было: в среднетехнических учебных заведениях — около 80%, в технических ВУЗах – более 50%, в университетах – более 40%. Доля студентов из низших слоев с каждым годом увеличивалась. [С.В.Волков. «Интеллектуальный слой в советском обществе» (Глава I Интеллектуальный слой дореволюционной России)]

Для сравнения, доля крестьян в 1914гг в университетах была около 14%, в технических ВУЗах даже более 21% , а в 1977г – около 11% . Конечно, отчасти это объясняется общим снижением численности деревенских жителей, но и доля студентов из рабочих семей до 1917г была не намного ниже, чем в 1970-х годах! (24-32% \вместе с мещанами в 1914гг и около 34 % в 1978г.)

По летней переписи 1917 года, проведенной Временным правительством, 75% мужского населения европейской части России было грамотным. А в 1927 году на XV съезде ВКП (б) Крупская жаловалась, что грамотность призывников в двадцать седьмом году значительно уступала грамотности призыва 1917 года. И говорила жена Ленина, что стыдно от того, что за десять лет советской власти грамотность в стране значительно убавилась.

Вообще, только после ВОВ большевики смогли побороть массовую неграмотность, которую сами же развели после октября 1917 года !

Российская педагогическая энциклопедия

<<Грамотность:

В процессе реализации провозглашённой идеи культурной революции задача распространения Г. решалась как за счёт внешк. источников, так и за счёт последо-ват. расширения и укрепления шк. сети. Именно последнее обстоятельство позволило в 1930 законодательно ввести всеобщее обязат. нач. обучение в объёме 4 классов и включить всё подрастающее поколение в систему совр. культуры. В кон. 30-х гг. достигнут уровень Г. населения св. 80%. Ликвидация массовой неграмотности в СССР завершена после Вел. Отеч. войны. Процесс становления полной Г. завершался в кон. 60-х и в 70-е гг.: удельный вес лиц с образованием ниже законченного начального (в т. ч. и лиц без образования) составлял среди населения СССР в возрасте 10 лет и старше в 1959—32,9%, в 1970 — 22,4%, в 1979 — 11,3%.

По переписи населения 1937 года 30% женщин не умели читать по слогам и подписывать свою фамилию (таков был по переписи критерий грамотности). В целом, четвертая часть населения в возрасте 10 лет и старше не умела читать, хотя говорилось о всеобщей грамотности. Данные переписи были немедленно изъяты и уничтожены. Ее организаторов репрессировали>>.


Инженеры и ученые в РИ к 1917 году и в СССР в 1927 году.

ДО 1917 ГОДА:

(по книге историка С.В.Волкова «Интеллектуальный слой в советском обществе» (Глава I Интеллектуальный слой дореволюционной России))

1.1. Численность лиц умственного труда в 1913г была около 3 миллионов человек. Лиц с высшим образованием насчитывалось в 1913–1914 гг. 112–136 тыс. чел., число специалистов с высшим и средним специальным образованием в 1913 г. определяется в 190 тыс.. По отдельным категориям сведения следующие:

1.2. Ученые и преподаватели вузов. Научных работников (в 300 научных организациях и обществах) насчитывалось в 1914 г. 10,2 тыс. чел., по другим оценкам, научных работников до революции было 11, 6 тыс. чел. Учебный персонал вузов на 1916 г. — 6655 при 135842 студентах . При этом в 1916г в университетах учились около 39 000, то есть после 1917г могло быть гораздо более 12 000 ученых и научных работников.

1.3 ИТР и инженеры. Всех ИТР (включая мастеров и их помощников) в 1913 г. насчитывалось 46502 чел, в т.ч. 7880 инженеров с высшим образованием. Значительное число лиц с инженерным образование состояло на государственной службе: в МПС в 1915 г. таких насчитывалось 2800, горных инженеров в 1913 г. было 1115 (в т.ч. 180 в «генеральских» чинах). Таким образом, всего к 1917г не менее 50 000 ИТР, включая инженеров.

При этом в 1916г в университетах учились около 39 000 и в технических ВУЗах около 26 500 студентов, а всего, как указано выше, почти 136 000 студентов.

1.4. Таким образом, после 1917 года, в первые годы совдепии, общее число лиц с высшим образованием могло достигнуть 250-270 тысяч человек.

И еще раз: в технических ВУЗах в 1916г обучалось 26500 студентов. Инженеров с высшим образованием в 1913-1915гг было около 11 800 (7880 на производстве+2800 в МПС+1115 в горной промышленности) - см. п.1.3. Ну а спустя 10 лет после 1917г в СССР в 1927г было 13 700 инженеров .

ПОСЛЕ 1922 ГОДА

(после Гражданской войны и белой эмиграции), и после 5 лет относительно мирного развития в условиях НЭПа:

2.1. Численность лиц умственного труда в 1926г была около 2.6 млн. чел. (в 1913г. - около 3 миллионов) В 1928 г. высшее образование имели 233 тыс. чел.. Сравнивая это с данными пп 1.2 и 1.4 видим, что могло быть 250-270 тыс. человек.

Гораздо хуже через 10 лет после Октябрьского переворота была ситуация с учеными и инженерами

2.2. Ученые. Разрекламированная впоследствии большевистская «забота об ученых» распространялась лишь на десяток-другой самых крупных в своей области и самых нужных для властей специалистов, а остальные тысячи разделили участь всего интеллектуального слоя. Если к 1931 г. в эмиграции по советским данным находилось до 500 «буржуазных ученых», то гораздо больше их стало жертвами голода и красного террора. ... Перепись 1926 г. зафиксировала 13236 научных работников, а вместе с теми, для кого занятие наукой не являлось основным — 14896, еще 334 ученых были безработными. Общее число их, таким образом, простирается до 15230.

Как мы видели выше (см. п.1.2 и 1.4), после 1917г могло быть гораздо более 12 000 ученых и научных работников, а фактически в 1926г — 15230. Как в яму провалились для ученых 10 лет с 1917 по 1927 годы...

2.3. ИТР и инженеры. В 1927 г. в ВСНХ имелось 50,8 тыс. специалистов (в т.ч. 15422 с высшим и 15415 со средним специальным образованием). В промышленности (без аппарата управления) работали 24,2 тыс. ИТР со специальным образованием, в т.ч. 13,7 тыс. инженеров.

Итак (см. пп. 1.3, 1.4), инженерный потенциал РИ к 1917 году был 11 800 инженеров +26 500 студентов технических ВУЗов (в 1916г), т.е. первокурсники 1916г могли закончить образование в 1921гг, т.е. к этому времени инженеров в СССР должно бы быть (могло быть) 38 300 - а фактически в 1927г их было 13 700 -почти в 3 раза меньше!

[COMMIE]

Простейшая проверка по Мэддисону (на которого ссылаются авторы статьи) показывает, что
За 43 года (1870-1913) ВВП на душу населения в РИ увеличился в 1.57 раза (с 943 до 1488)
Предположим, что большевиков отправили в Колыму и революции не было. И войны не было. Ничего не было - только хруст булки. Соответственно, к 1956 году в РИ ВВП на душу населения должно составлять 2336 долларов. А сколько было в реальности? 3566. Упс. Совок в 1.5 раза оказался эффективнее РИ. Кстати, если бы Хартманн читал хоть что-нибудь, кроме спутникаипогрома, то в моем посте об убер-тренде узрел, что при сохранении тренда роста экономики РИ, ВВП на душу населения составил бы 5358 вечнозеленых на 1989-й год. В реальности оказалось 7070. Аффтары утверждают, что СССР вернулся к тренду РИ в начале 30-х. Вообще-то, начало 30-х - растижимое понятие, я же возьму период 1930-1940 и сравню с периодом 1900-1913. Итак, динамично развивающаяся РИ порадовала нас приростом в 1.2 раза (1237-1488) Совершенно неэффективный совок показал совершенно жалкий прирост в 1.5 раза (1448-2144)
Но это еще не все. Ведь цель РИ состояла в обгоне западных стран. Как же с этим обстояло дело?
У того же Мэддисона указано, что в 12 главных западно-европейских странах ВВП на душу населения составляло 2080 баксов, у РИ напомню 943. Уже чувствуется мощь РИ. Отставание составило совсем скромные 2.2 раза. Прошло 43 года, настал 1913-й год - буржуи бездуховные с Запада в штанишки накладывают от одного рыка невероятно бурно (не чета совку) развивающейся РИ. Естественно, что в таких условиях соотношение должно быть прямо противоположным, в чем мы нисколько не сомневаемся. У буржуев в этот момент было на душу 3687 баксов. Хах, убогие нищие, не сравнить с РИ, у которой было...1488. Эээ, разве не должно быть наоборот? Ну ладно, мы слишком строги к царю святому, как говорил Столыпин, нужно еще 20 лет. Но ведь отставание сокращалось же, не так ли? Посчитаем. Получается 2.5 раза. Ха, совсем немного, не то что у убогого Совка! Посмотрим 1870-й год. Упс, тогда было 2.2 раза всего.
Что же получается? А получается, что РИ в попе темной глубокой, как ни печально это осознавать контуженным французской булкой. Но я им помогу. Очевидно, что Мэддисон - тайный коммуняка и агент КГБ, поэтому его статданные фальсифицированные. На самом деле, Россия всегда (ну кроме времен проклятого совка) превосходила бездуховный Запад в 100500 раз!

Теперь ко второму пациенту.
Статью, которую я выложил, вы не читали, тем хуже для вас. Будет больно.

Скрытый текст:

1. Итак факты: грамотность для России того времени – умение читать. Западные исследователи, как правило, рассматривают индекс грамотности для всего населения, включая маленьких детей. Грамотность населения не высчитывают, если это показывают данные переписи. А они есть - по переписи 1920 года среди всего населения (все возраста) грамотность составляла 33 %, и речь идёт как раз таки о европейской части России (в 1897 году 24 %), а не о окраинах. А грамотность на всех переписанных территориях (Евр.Россия, Кавказ и Зап. Сибирь) составила 31,9 %[29]. Критерием грамотности было только умение читать (как и по переписи 1897 года). Таким образом, грамотных к 1917 году в России было не более 30-33 % по нашим критериям.

· Всякий раз, ссылаясь на данные переписи 1920 года важно иметь в виду, что она проходила в условиях войны и охватила только часть территории страны. На неохваченных переписью территориях - восточная Сибирь, Дальний Восток, Ср. Азия и т. д. По переписи 1897 года, грамотность населения по всей стране была в разы меньше, чем в европейской части России (к слову, в Польше, Прибалтике и Финляндии, она была в разы больше, чем в европейской части России), поэтому в действительности общий показатель грамотности для всего населения в 1920 году был ещё ниже.
Итак, наиболее надёжные сведения по грамотности населения дают переписи. В первой половине 1880-х годов проводилась подворная перепись. Она предоставляет данные лишь по 110 уездам, что является 1/7 от всего населения России, поэтому данные не применимы для территории всего государства. Но других данных под рукой нет. Поэтому сравним мы их только с европейской Россией. Эта перепись выявила 9,4 % грамотных среди всего населения на переписываемых территориях. Перепись 1897 года, данные которой Сапрыкин сначала, сознательно или по ошибке, но сфальсифицировал, выявила в Европейской части России 23% грамотных среди всего населения[34]. Т. е. за этот период грамотность выросла примерно на 13,5 %. К 1920 году грамотность всего населения в Европейской части России выросла до 33%[35], прирост - 10 % за два десятилетия. Таким образом, на примере населения европейской части России мы видим, что со времен Александра 3 рост грамотности в России был в общем равномерным, за счёт подрастающего поколения, среди которого всё равно оставалась масса неграмотных. Т. е. между переписью 1897 года и 1920 годом темпы роста грамотности не увеличивались. Это же видно и исходя из данных о новобранцах.

Примерно на эти же показатели прироста грамотности в 1897-1920 гг. мы выйдем, если рассматривать населения старше 9 лет. Так по переписи 1897 года в Российской империи среди людей старше 9 лет грамотных было 27 % (30% в европейской части страны). По переписи 1920 года умеющих читать среди людей старше 8 лет было 41,7%, и это в европейской части страны (прирост около 10% за 20 лет, примерно 0,5 % в год). В 1926 году грамотность населения СССР старше 9 лет составила 51%[36].

· Также следует обратить внимание на неравномерность распределения грамотности по группам населения. Так в 1920 году в только Европейской части России среди городского населения по этой переписи грамотных было 608 чел. на 1000, а среди сельского населения - всего 294 чел. на 1000. Т. е. как минимум 70 % сельского населения в центре страны не умело даже читать. В других регионах (Сибирь, Ср. Азия) эти показатели ещё хуже. Напомним, что крестьяне по переписи 1897 года и к 1913 году составляли не менее 75 % от населения России[37].

Для того, чтобы отобразить процесс роста грамотности обратите внимание на предоставленный ниже график.

Скрытый текст:

Статистические сведения об изменении темпов роста грамотности после революции, опять же только в Европейской части России, даёт и Большая советская энциклопедия. Число неграмотных на 100 человек всего населения[38]:

Скрытый текст:

2. Теперь давайте сравним Россию с наиболее передовыми государствами. Общеизвестный факт, что в таких странах, как Англия, Норвегия, Швеция, Швейцария, Финляндия, Голландия, Дания и Герм. княжества всеобщая грамотность (свыше 90% от всего населения) была достигнута примерно к 1880-м годам[39].

В тоже время в США, по данным на 1880 год, доля неграмотных среди чернокожего населения составляла 61 %, прошло менее 20 лет после отмены рабства и грамотность среди бывших рабов в США была больше, чем среди бывших крестьян в России. Среди белого населения неграмотных было только 8%. К 1910 году среди чернокожего населения неграмотных было 11 %, среди белого 5 %[40].

Как и в ситуации с новобранцами, по темпам и абсолютным показателям грамотности среди населения страны дореволюционная Россия безнадёжно отставала от наиболее передовых государств мира.
3. Теперь давайте рассмотрим рост грамотности после революции. По переписи 1920 года, умеющих читать среди людей старше 8 лет было 41,7%. По переписи 1926 года грамотных старше 9 лет было уже 51,1 %. Т. е. за шесть лет советской власти грамотность населения выросла почти на 10 %. По переписи 1939 года грамотность населения старше 9 лет составила 81,2%[41]. Т. е. чуть меньше чем за полтора десятилетия прирост грамотности составил 25-30 %. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что 1920-1930-е грамотность населения в России росла в разы быстрее, чем до революции.

· Оценивая первые переписи населения в СССР, важно иметь в виду, что и в первых советских переписях критерии грамотности были занижены – только умение читать без хороших навыков письма.

Если бы советская политика не принесла никаких плодов, как утверждает Сапрыкин, то темпы роста грамотности остались бы теми же, что и до революции, т. к. грамотность увеличивалось бы по-прежнему в основном за счёт подростков и служащих в армии. Однако скорость выросла, и значительно. Объясняется это очень просто. Так как в обозначенный период шел активный рост грамотности, как среди подрастающего поколения, так и среди взрослого населения. Т.е. тех людей, которые должны были приобрести грамотность в детском или подростковом возрасте. Как отмечалось ранее, в дореволюционной России рост грамотности населения шёл преимущественно благодаря подрастающему поколению. Массовых же программ по ликвидации безграмотности среди взрослого населения до революции понятное дело не было.

В 1920-1930 годы была развёрнута массовая и беспрецедентная по своим масштабам программа по ликвидации безграмотности, рассчитанная и на взрослое население, мужчин и женщин, находящихся в самом расцвете сил. По всей стране создавалась широкая сеть Ликпунктов и школ грамотности, в которых шло фронтальное обучение неграмотных и малограмотных людей в возрастных группах от 8 до 50 лет. Обучение в них было бесплатным и обязательным[42]. Таким образом, новая власть отдавала народу долг предыдущего режима.

В 1920 году только на территории РСФСР в таких школах по ликвидации неграмотности обучалось уже 1 124 849 человек. В 1925/1926 гг. в них обучалось 908 654 человек. В 1930/1931 году уже 4 497 888 человек.
Только за период с 1917 по 1927 гг. по программе ЛИКБЗ было обучено грамотности 10 миллионов людей. За 4 года первой пятилетки только на территории РСФСР прошли обучение 29 миллионов человек. А за 3 года уровень образования повысили 17 миллионов малограмотных. Всего с 1923 по 1939 гг. на территории СССР было обучено 50 миллионов неграмотных и 40 миллионов малограмотных людей[44].
4. Соответственно советские переписи 1920 и уж тем более 1930-х годов ну никаким образом не могут свидетельствовать об итогах политики Николая II. Но раз уж наш автор так настаивает, давайте узнаем, что же там такое показала перепись 1937 года.
Давайте рассмотрим приведённые выше данные. В первую очередь обратите внимание на возрастную группу 40-44-х летнего возраста. В 1910 году этим людям было по 13-17 лет, а в 1920 по 24-28 лет. Значит, школьный возраст, как и всё детство и юность этих людей пришлось как раз на последние годы правления Николая II, которые сами промонархически настроенные историки считают не меньше, чем пиком распространения грамотности. Итак, среди мужчин в возрасте от 40 до 44 лет доля неграмотных составляла 33 %, среди женщин 40-44 лет неграмотных была половина. У женщин 30-34 лет (должны были пойти в начальную школу в 1910-1914 годы) неграмотных была треть, а у мужчин этого же возраста 20%[47].

Значит ли это, что все грамотные люди от 30 и старше приобрели грамотность в школьном возрасте? Разуметься нет, так как мы уже выяснили, что за прошедшее время через курсы ликбеза прошло огромное количество людей разных возрастов. В 1930-е годы боролись уже не столько с неграмотностью сколько с малограмотностью. Более того, как в дореволюционной России, так и в советское время имело место такое явление как рецидив безграмотности[48]. Крестьяне, составлявшие основную массу населения страны, не используя навыки чтения и письма в своей постоянной обыденной жизни, постепенно утрачивали эти навыки.

· К сведению: Борьба с малограмотностью в 1930-х годах, согласно ряду специальных исследований по существу уже была именно борьбой с рецидивами безграмотности[49]. В отдельных регионах это отмечалось вплоть до конца 1930-х годов. На самом деле борьба с неграмотностью не ограничивалась только обучением неграмотных и малограмотных людей, а затрагивала все сферы жизни общества. Росло число библиотек, менялся быт людей. Иными словами для настоящей победы над безграмотностью нужна была кардинальная перестройка всего жизненного уклада страны. Это произошло только в 1930-1940-е годы.

И повторюсь, выдавать показатели грамотности населения за доказательство того, что так наз. школьная сеть достигла необходимых количественных показателей неприемлемо. Понятие образованности в данном случае просто пытаются подменить понятием грамотности.

И так, теперь, когда мы разобрались, что процесс распространения грамотности в России до революции шёл не только с запозданием на 50 лет от европейских стран, но и сами темпы распространения грамотности были в разы ниже, чем в тех же США, давайте-ка взглянем на данные по образованности.

Для рассмотрения этого показателя рассмотрим данные переписи 1937 года, на которую так любят ссылаться разного рода антисоветчики. Самый высокий показатель среднего образования по переписи 1937 года, был среди людей в возрасте 20-24 лет - 1 618 377 от 14 443 520, что составит примерно 11% от людей 20-24 лет. Это в несколько раз больше, чем среди 45-49 летних (303 373 от 6 605 468 – 4,59 %) [50]. Примерно также обстоит дело и с высшим образованием. Само собой разумеющееся, что все люди от 34 лет и младше получили среднее и высшее образование уже при советской власти.

Если рассмотреть людей старших возрастов, то видно, что доля населения со средним образованием повышается и среди них. Так, например, среди людей в возрасте старше 50 лет таковых чуть больше 2%. Это безусловно свидетельствует, что доля людей со средним образованием росла и до революции. Но, во-первых, в дореволюционной России среднее образование носило сословный характер, и было платным (о его доступности мы ещё упомянем ниже). Да и темпы эти были ниже, чем послереволюционные. А во-вторых, в 1920—1930-е годы была создана и сеть средних школ для взрослых, в которых люди старших возрастов обучаясь, повышали свой образовательный ценз. К 1927/28 учебному году таких школ было 900, численность учащихся в которых с 1927/28 по 1934/35 учебные годы увеличилась с 75,4 до 193,8 тысяч человек[51] только на территории РСФСР.

Таким образом, если взглянуть на численность образованных людей, то видно, что в именно 1920-1930 годы был совершён резкий рывок в образованности населения в сравнении с дореволюционным периодом.
5. В современной фундаментальной академической работе «Россия 1913 год: статистико-документальный справочник» (СПб 1995) профессор И.О.Крылов даёт уточнённые данные по охвату обучением детей 8-11 лет к 1914 году: «К концу 1914 г. в России насчитывалось 123745 начальных учебных заведений, принадлежавших различным ведомствам - 80801 ведомства МНП, 40530 ведомства православного исповедания и 2414 других ведомств. Охват школой детей в возрасте от 8 до 11 лет составлял по империи 30,1% (в городах - 46,6%, в сельской местности - 28,3%).»[86].

Очевидно, что эта оценка дана известным ученым с учётом вышеупомянутых факторов. Эти данные, которые более близки к реальности, встречаются и в работах других авторитетных специалистов в данной области[87], а это значит, что учёные эти данные принимают и у них они не взывают сомнений.

Ну и раз уж мы затронули анализ советских стат. данных, то к вышесказанному добавим, что в СССР всеобщее обучение было достигнуто, полностью на всей территории страны, примерно к 1933/1934 учебному году[88]. В этот самый год, при населении около в 165 млн., численность учащихся, получающих начальное образование (1-4 классы), на территории СССР составила 17 873,5 тыс.[89]. Т. е. более, чем в два раза, по сравнению с 1914 годом, при примерно той же (!) численности населения. Понятное дело, что в годы войн колебалась смертность и рождаемость, менялась структура населения. Тем не менее, совершено очевидно, что при схожей с СССР 1930-х численности населения, Российской империи для достижения всеобуча к 1915 г. при населении в 165-175 млн. (без Финляндии)[90], необходимо было иметь в младших классах не 15, не 16 и уж точно не 8 миллионов учащихся, а как минимум 17,5 миллионов учащихся только в начальных классах.

Требовалось обеспечить ещё как минимум 9-10 миллионов школьных мест. С теми «ударными» темпами, которые имели место до революции (по 2-2,5 миллиона за самые благоприятные пятилетия), этот показатель был бы достигнут максимум к 1930-м годам, но только при условии сохранения этих самых темпов, без войн и серьёзных экономических кризисов, которые наряду со страшными неурожаями сотрясали позднюю империю каждые 10-15 лет. А число детей школьного возраста за это время выросло бы ещё больше.

· В порядке намёка: В 1914 году на территории РСФСР при населении в 89,9 млн. во всех общеобразовательных школах было 5684,1 тыс. человек. К 1927/28 население в этих же границах выросло до 92,8 млн. (данные по переписи 1926 года), а число учащихся увеличилось до 7544,1 тыс. во всех школах, из них 6,4 млн. в нач. классах (Народное хозяйство РСФСР в 1956 году - М. 1957 С. 5,307). Т. е. рост населения в целом был незначительный, а число учащихся превысило дореволюционный значительно.

И каков же был охват начальной школой в это время? По подсчётам советского исследователя М.И. Никитина в 1927/28 учебном году на территории РСФСР только 51,4 % детей 8-11 лет посещало школу[91]. Т. е. при относительно малом росте населения и значительном росте учащихся (в т. ч. в начальных классах) охват в 1927/28 г. всё равно составлял чуть более половины всех детей школьного возраста. Соответственно в 1914 г. он был намного меньше.
Помимо этого стояла ещё одна острая проблема. Огромное количество детей начинали ходить в школу, но не заканчивали обучение. Бросали учиться, так и не окончив начальную школу. По дореволюционной статистике 1905 году: «из 528,945 учившихся в городских начальных одноклассных училищах окончило курс 60,751 или 11,5%, тогда как из 2,449,196 учившихся в одноклассных сельских училищах кончило только 243,949, т. е. 9,9%; в двухклассных городских начальных училищах училос 98,807, a кончило курс 8,470 или 8,6%, в сельских - же двухклассных училищах при 342,381 учащихся кончило курс 27,917 или 8,2%»[95]. На это обстоятельство указывал и Н. В. Чехов - «Ясно, что огромное большинство поступающих в начальные школы, курса в них не оканчивает. Тоже явление наблюдается в школах церковно-приходских, где оканчивают курс тоже 10,5% (сведения 1908 года)»[96]. Как утверждал, другой не менее авторитетный отечественный педагог П. Ф. Каптерев: «более половины мальчиков и более двух третей девочек оставляют школы, не дойдя до старшего возраста». Причины этого явления П. Ф. Каптеров выделял те же самые - это бедность, труднодоступность школ и необходимость использования детского труда в крестьянском хозяйстве: «причины пропусков подобны причинам неполного посещения школы: экономическая несостоятельность, болезни, холода и распутицы. Причины пропусков под названием «домашние обстоятельства» и «домашние работы» поясняются так: «эти причины, - пишет один из учителей серпуховского уезда – нельзя назвать вполне извинительными, но в то же время весьма трудно бороться с целью искоренения их» - и далее - «Серпуховская уездная земская управа прибавляет от себя, что экономическая условия жизни нашего крестьянского населения таковы, материальная обеспеченность его так мала, что оно не может не стремиться воспользоваться всяким представляющимся случаем приобрести лишнюю копейку, а потому задерживает дома ребят, как бы это ни было нежелательно с педагогической точки зрения…»[97]. А Петру Фёдоровичу Каптереву согласитесь больше вериться, чем некоторым современным, явно ангажированным, исследователям.
6.Не меньше этого удивляют, высказывания Сапрыкина о неких мифических реформах Павла Николаевича Игнатьева, в то время как общеизвестен тот факт, что реформы графа Игнатьева провалились. Представьте себе человека, который долгие годы вёл нездоровый образ жизни. Когда со здоровьем стало совсем плохо, он занялся спортом, разработал график тренировок и диету. А через месяц тренировок, достигнув хороших результатов, он свалился, сказались годы нездорового образа жизни. Но тут же всем заявил, что был график тренировок и за первый месяц (последний месяц до инфаркта) были достигнуты неплохие результаты. Таким образом, дело уже было сделано, осталось «всего-навсего» самая маленькая деталь – осуществить всё это на практике, а это десятилетия долгой напряжённой и непрерывной работы на износ. В нашем случае именно такая ситуация, все разработанные до революции планы реформ так и остались планами и проектами.
Конечно, разработанные Павлом Николаевичем реформы предполагали собой глубокие и коренные изменения во всей системе отечественного образования. Предполагалось ликвидировать разношерстность и разнородность в системе образования (которую г. Сапрыкин считает достоинством, а не ярко выраженным недостатком отечественного народного образования того времени). Создать единую школу с чёткой преемственностью между всеми ступенями. Предполагались и многочисленные послабления евреям и демократизация системы образования, как, например, возрождение родительских советов. Всё это само собой имело место в теоретических разработках Павла Николаевича Игнатьева, но только теоретических.

А когда дело дошло до практической реализации реформ, курс Игнатьева натолкнулся на бешеное противодействие со стороны реакционных кругов (в первую очередь монархистов и антисемитов). Не просто некоей абстрактной думской оппозиции, а вполне правых депутатов[130].

Так негативные отзывы вызвал его циркуляр, согласно которому учебная структура и содержание учебных программ перекладывались на усмотрение педагогических советов учебных заведений. Крайне негативно восприняли и восстановление родительских комитетов, которыми так восхищается Сапрыкин: «Какая может быть польза от вмешательства улицы в школьное дело. Ведь педагогический персонал состоял из специально подготовленных деятелей, ответственных перед правительством, обязанных внушать и соблюдать государственную дисциплину. И этих тружеников ставят под контроль случайно собравшихся людей, ни перед кем не ответственных…»[131]. Тогда П. Н. Игнатьев фактически отменил все постановления по этому вопросу своего предшественника Л. А. Кассо и вернул им тот статус, который они имели в 1905 году.

Собственно, на этом все инновации министра и закончились. Всякие попытки нововведений встречали острое противодействие. На министра обрушилось большое количество жалоб, и курс министра встретил острейшую критику со стороны правых депутатов в Гос. Думе, попечителей округов и высших чинов МНП[132]. На всероссийском монархическом съезде в ноябре 1915 года ситуация описывалась, как полный развал школы, а реформаторская деятельность П. Н Игнатьева за один неполный год открыто была «объявлена антигосударственной»[133]. В итоге всё это привело к отставке министра народного просвещения 28 декабря 1916 года[134].
Пример с неудавшимися реформами графа Игнатьева далеко не единственный, а процесс решения давно назревшей проблемы и ранее неоднократно прерывался по инициативе именно правящих кругов. Так еще в 1901-1904 году был, грубо говоря, задушен проект реформы средней школы П. С. Ванновского. И произошло это именно по воле Николая II, у которого по его словам: «не лежит... сердце к этой быстрой ломке нашей школы»[137].
Достаточно вспомнить, что именно депутаты первых гос. дум своими ходатайствами активно поднимали вопросы о финансировании системы образования и выдвигали различные законопроекты о введении всеобщего обучения. И то, что с 1908 года у нас в сфере просвещения вообще хоть что-то стало двигаться вперёд заслуга именно той самой думы и земских органов самоуправления, которые кричали о необходимости развития образования еще с 1860-х годов.

Именно депутаты государственной думы в 1911 году выступили с проектом реформы средней школы, подразумевавшем создание единой и преемственной системы общего образования. Уже вовремя деятельности первой думы стали активно вноситься предложения по дальнейшему развитию системы образования. А именно Государственный совет, очень даже правые силы, в 1911 году отменил этот законопроект о введении всеобщего обязательного бесплатного образования[138], который так долго вырабатывался думой из нескольких законопроектов[139]. Те самые реакционные круги, из-за которых и заглохли реформы, были представлены именно правыми партиями.
Приведу пример, в Японии в 1879 году был издан закон о народном образовании. Согласно этому чёткому и внятному законодательному акту все селения и города обязаны были открыть у себя достаточное число начальных школ, для того, чтобы обеспечить 8-летним образованием всех детей в возрасте 6—14 лет (иногда допускалось сокращение до 4 лет)[140]. Были также чётко прописаны изучаемые предметы, обязательные для всех школ.

Вот так примерно, в самых общих чертах должна выглядеть конкретная государственная программа развития образования, в которой должны быть, как минимум, чётко установлены сроки, программы и обязательность обучения; конкретные, зафиксированные законодательными актами, обязанности тех или иных государственных или общественных структур. И вся эта система должна более-менее стабильно работать на развитие, как минимум несколько лет. Именно в таком случае можно говорить о какой-либо последовательности.

А что же имеем мы?

Очень интересные выводы можно сделать, оценив те проекты развития образования, которые предлагал сам Николай II! Давайте почитаем: «Относительно устройства школы, Я желаю, чтобы она была трех разрядов: низшая с законченным курсом образования, средняя школа разных типов также с законченным образованием и средняя с подготовительным для университета курсом школа» - конечно, здесь всё логично и справедливо. Это ранее предлагали деятели просвещения. К этому в итоге и пришли, в середине ХХ века.

Но если копнуть глубже всплывают интересные подробности касательно предложений, выдвигавшихся лично Николаем II. Помимо классических гимназий и реальных училищ он выделял средние школы с шестиклассным сроком обучения, которые не давали возможности поступать в ВУЗы и должны были бы готовить специалистов к работе на периферии. В такие средние общеобразовательные и профессиональные школы он собирался обратить не меньше половины гимназий: «Безусловно необходимо, обратить половину гимназий или даже больше 1/2 в средние... с законченным курсом образования общеобразовательного... или профессионального типа без древних языков и без права поступления в университеты»[141].

Вот такие интересные «детали» открываются у нас. Т. е. на деле сам Николай II в своих личных проектах сначала выступал не за улучшения в сторону преемственности всех уровней образования, а за сохранение системы образования с тупиковыми ветвями и даже её дальнейшее расширение. Неудивительно, что на совещании попечителей учебных округов, в 1904 г. его идеи не нашли поддержки, а особенно «обтекаемо» попечители высказались о предложении императора о необходимости сокращения такого большого количества гимназий[142].



С самого начала века мы имеем несколько различных типов учебных заведений, с самыми различными уставами и программами, уровнем преподавания и образовательным цензом учителей. С принципиально разными сроками обучения (от 3 до 5 лет). Такая разношёрстная система образования сложилась при министре Победоносцеве и по факту просуществовала вплоть до победы Русской революции.

Более-менее внятные черты будущей системы образования наметились только в 1908 году - это обучение сроком не менее чем в 4 года; конкретные, чётко установленные денежные суммы, выделяемые на конкретное количество учащихся; и бесплатность, как минимум первой ступени образования. И тот перелом, который имел место в 1908 году, это в первую очередь заслуга общественных организаций, законотворческой деятельности думы и деятельности министров: И. И. Толстого, фон Кауфмана и А. Н. Шварца; напомним, что императорский двор так и не представил собственный проект закона о всеобщем обучении.

Очень ёмко этот эпизод в истории отечественной школы характеризуют строки П. Ф. Каптерева : «Когда с 1907 года правительство и законодательные учреждения приступили, наконец (выделено мной), к выработке и практическому осуществлению мероприятий относительно введения в России всеобщего обучения – этого поистине великого и гуманнейшего дела - они встретились с следующим фактом: около половины уездных земств приступили уже к введению всеобщего обучения в своих уездах, при чём оказалось, что касающияся этого предмета постановления и предложения земских собраний основываются на твёрдых фактических данных… таким образом земская Русь – 34 земские губернии – серьёзно была занята мерами по осуществлению порядка и с затратой соответствующих средств»[143]. Итак, что же мы такое интересное видим? Острейшая необходимость форсированного развития народной школы была прямо поставлена ещё в 1860-1870-е годы. Наши «дальновидные» правители приступили к решению этой острейшей проблемы, наконец, только в 1907-1908 году, после сами знаете каких событий и под давлением общественности.

Пока правящая верхушка раздумывала и совещалась, глыбу развития народного образования волокли на себе земства, сельские общества и общественные организации. Именно земства пошли навстречу народу. Рост грамотности, как и рост числа школ, заслуга в большей степени их заслуга, а граждане черносотенцы и прочие к их достижениям просто нагло примазались.

Опять же унификация всех образовательных учреждений и пр. необходимые административные нововведения были ещё впереди.

· Пару слов, о законе 1908 года. С лёгкой руки одного известного западного пропагандиста Бразоля закон 1908 года часто выдаётся за закон о всеобщем обучении. Конечно же, о всеобщем обучении в том законе нет ни слова. О печальной судьбе многих законопроектов о всеобуче уже написано выше. Но эта наглая, и неприкрытая ложь так широко распространилась, что эту ошибку можно нередко встретить и в работах серьёзных ученых (См. напр.: Руткевич М. Н. Образованность населения России в ХХ веке. М. 2007 С.9). Неудивительно, честному и порядочному человеку и в голову не придет, что можно так прямо лгать, выдавая авторскую выдумку за исторический факт.

О печальной судьбе этого и нескольких других законопроектов о всеобщем обучении уже упоминалось. Здесь к месту будет замечание, о том, что за годы правления Николая II министры просвещения менялись с удивительной быстротой. Конкретно за первые полтора десятилетия XX века сменилось девять министров подряд: Н. П. Боголепов, П. С. Ванновский, Г. Э. Зенгер, В. Г. Глазов, И. И. Толстой, П. М. фон Кауфман, А. Н. Шварц, Л. А. Кассо, П. Н. Игнатьев. По сути, почти каждый третий министр вёл свою собственную политику, которая нередко полностью противоречила начинаниям предшественника. Так, например, усилиями черносотенца и антисемита Кассо были фактически убраны многие начинания его предшественников, включая родительские советы, которыми так восхваляется Сапрыкин. Государственная политика в области развития образования и просвещения в годы правления Николая II на конкретных примерах больше напоминает постоянное метание между реформаторами и реакционерами, нежели какую либо конкретную направленную политику. Очень трудно углядеть во всем этом «шарахании» из стороны в сторону, какую либо стройную и внятную образовательную стратегию.

Довольно точную характеристику политики Николая II в области просвещения даёт профессор А. Н. Поздняков: «Он готов был идти и шел на определенные нововведения, но которые бы не затрагивали основ существовавшего порядка. Николай II становился фактическим тормозом на пути развития системы образования, в котором в одинаковой степени должны были быть заинтересованы и общество, и государство»[144].
7. Систему образования следует считать полноценной и адекватной времени, ни тогда, когда о ней пишут хвалебные панегирики, а когда она в состоянии обеспечить страну достаточным количеством компетентных специалистов. Чего, конечно же, не было.

Об острой нехватке специалистов докладывал сам П. Н. Игнатьев в 1916 году: «…я почитаю долгом привести справку, что в то время как в Англии, во Франции и других странах Западной Европы один врач приходится примерно на 1400-2500 жителей, у нас число это возрастает до 5450. По собранным мною данным только для удовлетворения наиболее скромных требований, обеспечивающих население врачебной помощью, при котором один врач приходился бы на 3900 человек - существующее число врачей должно было бы увеличиться на 12800 человек, для чего потребовалось бы открытие по крайней мере 10 новых медицинских школ. В нелучшем положении находится и постановка ветеринарной помощи. По данным, собранным Министерством внутренних дел, для более или менее правильного устройства ветеринарного надзора потребовалось бы по меньшей мере 8000 ветеринаров, в то время, как их имеется немногим более 3000 человек и существующие 4 ветеринарных института не в состоянии значительно увеличить свои выпуски. Наконец, недостаток специально образованных фармацевтов поставил нашу фармацевтическую промышленность в полную зависимость от иностранных рынков» - далее министр указывает на необходимость дальнейшего расширения системы образования - «Между тем, в то время как число высших специальных школ только за последние 25-30 лет увеличилось на 15 учебных заведений, число упомянутых факультетов остается без изменений с 1876 г., т.е. с открытием Новороссийского университета, т.к. учрежденные после него университеты Томский и Саратовский существуют до сих пор без этих факультетов. Наконец, многообразные потребности государственной и общественной жизни требуют участия в разного рода государственной и общественной деятельности лиц с высшим юридическим и финансово-экономическим образованием. Таким образом, для удовлетворения изъясненных неотложных потребностей страны в лицах с высшим образованием, возникает необходимость прежде всего в открытии высших медицинских и физико-математических, затем историко-филологических и, наконец, юридических школ»[146].

Об острой нехватке квалифицированных кадров писали и многие историки. Дефицит кадров привёл к тому, что правительство вынуждено было принимать на низшие должности лиц, не имевших высшего образования[147]. А с началом войны дошло до того, что врачей и разного профиля инженеров стали обучать по сокращённым программам и выпускать досрочно[148]. Т.е. ситуация значительно ухудшилась. На самом деле такие факты были нередки и ранее, например, Костенко Владимир Полиевктович вспоминал в своих мемуарах эпизод, когда в годы Русско-японской войны пришёл «приказ Главного Морского штаба, предлагающий немедленно подготовить весь состав старшего курса механического отдела к досрочному производству в инженер-механики флота. Воспитанники выпускного курса механического отдела будут выпущены во флот без всяких экзаменов и защиты дипломных проектов» [149].

Почему же система образования России была не способна обеспечить страну достаточным количеством квалифицированных кадров? Ответ прост и совершенно очевиден всем, кроме Сапрыкина - соотношение населения/численности студентов были не в пользу России.

Если, например, в Германии с населением в 66,9 миллионов человек в 1913 году было достаточно системы высшего образования, способной вместить в себя 139 000 студентов[150] (выходит 20,7 студентов на 10 000 от всего населения), то для Российской империи с населением более 170 миллионов (три Германии подряд) системы высшего образования, способной обучать одновременно 123,5 тыс. студентов, было явно недостаточно. И даже 145 тыс. было бы тоже совершено недостаточно. Надо было как минимум 300 000, чтобы гарантировать такую же обеспеченность квалифицированными специалистами, как у Германии.

Чтобы не быть голословными, приведём некоторую статистику. В 1890 году численность студентов высших учебных заведений на 10 000 человек составляла: в России - 1, в тоже время в Австрии этот показатель составлял 7, в Великобритании - 4, в США – 10, в Германии - 6, во Франции – 5, в Японии – 4. К 1914 году этот показатель составил: в России - 8 (сравните с США 1890 года?!), в Австрии - 14, в Германии - 12, во Франции - 11, в Японии - 11[151].
Стоит также сообщить, что кроме количественных показателей известный исследователь этой области А. Е. Иванов указывает на такой негативный аспект, как институциональное отставание отечественной системы высшего образования. По его мнению: «российская высшая народно-хозяйственная школа не могла предоставить абитуриентам того изобилия необходимейших российской экономике специализаций, которые предлагались западноевропейской». Так как «Их оперативно корректируемая многофакультетная структура была очень гибко приспособлена к потребностям капиталистической экономики». Кроме того в России не прижились так называемые смешанные университеты[153].
8. Сравнив с другими государствами систему высшего образования, логично сравнить абсолютные показатели народного образования Российской империи с другими государствами. Каково же было место России в мире - острый вопрос, на который Сапрыкин так и не дал конкретного ответа. Выше мы уже сравнивали кое-какие показатели начального образования в России и в некоторых других странах. Давайте попробуем провести сравнение по некоторым абсолютным показателям.

Интереснейшие статистические данные приводит в своей работе известный деятель народного просвещения Н. В. Чехов. Выборки, приведенные им, принимаются и современными учёными, которые часто на него ссылаются в своих работах, как на источник. По его данным (на 1910 год) в Австрии процент учащихся от всего населения составлял 15 %, в Венгрии - 16%, в Англии и Уэллсе (Валлисе) - 17 %, в Шотландии - 16,86, в Ирландии - 16,1%. В общем, в большинстве развитых странах Европы этот показатель не опускался ниже 14 %. В неблагополучных странах дела обстояли гораздо хуже, в Италии - 8%, в Испании - 11,9%, в Греции - 9,2% Румынии - 7,6%, в Японии - 11,5%. Чемпионом по-прежнему были США, где училось 19,4 % от всего населения. В других государствах Америки ситуация была значительно хуже, например, Мексике училось 5,7 % населения, в Аргентине - 9,5%[154]. Что же до России, то по данным приведенным Николаем Владимировичем у нас обучалось 3,85 % от всего населения. Т. е. с 1905 года основные пропорции, по сути, не изменились. В Европе с нами были сопоставимы разве, что Сербия (4,9%) и Португалия (4,4%).
И по абсолютным численным показателям Россия 1911 года отставала от развитых стран мира, так же как и Россия 1905 года. Конечно, нетрудно предвидеть возможные возражения, что с 1908 года система образования в России быстро развивалась, и к началу первой мировой войны дела обстояли гораздо лучше. Ну что же, действительно улучшились, и к 1914 году доля учащихся среди всего населения Российской империи составила 5,22%, в европейской части страны 5,73 %[156].

Можно ли доверять этим данным из дореволюционных источников? Увы, не совсем. В 1991 году была издана работа историка Б. Н. Миронова «История в цифрах». Автор основывался на данных из советских статистических сборников, где число учащихся и в средних, и высших учебных заведениях РИ доведена было до 9,65 млн. учащихся. Это даже больше, чем в дореволюционных стат. сборниках. Видимо за счет частных школ, которые иногда не принимались тогдашней статистикой в связи с низким качеством обучения. Как это было с крестьянскими школами грамоты в 1870-е и 1880-е годы. Монархисты-антисоветчики, по-хорошему, советским экономистам и историкам 1940-1950-х гг. должны в ножки покланяться за то, что те навели порядок в их же собственной статистике! Так вот, согласно подсчётам Б. Н. Миронова, число учащихся в начальных и средних учебных заведениях Российской империи в 1913/1914 уч. году составляло 59 на 1000[157]. Если к этому прибавить 127 тыс. учащихся в высших учебных заведениях мы получим, целых 6 % от всего населения. Большая разница? Не очень. И с такой поправкой не дотягивает даже до Румынии и Италии. А уж такие страны как Англия, Германия, Франция, где не только давно был достигнут охват начальным образованием основной массы детского населения, но и сами сроки обязательного обучения были намного больше, ушли вперед, как минимум на полстолетия.

Разумеется дореволюционная Россия значительно опережала такие совершенно отсталые государства, как Бомбей, Бенгалия, Мадрас, Боливия и т. д. Но в сравнении с передовыми государствами, которые за это время тоже не стояли на месте, мы катастрофически отставали. Даже если оценивать отдельно Европейскую часть страны, Россия 1913 года отставала от Европы, так же как и Россия 1897 года. В том числе и в области народного просвещения. Преодолевать этот исторически сложившийся разрыв пришлось уже другой власти.

Какое же место в мире заняла отечественная система образования в результате правления большевиков? В 1930 году доля учащихся в ср. и начальных классах на 1000 человек от всего населения составляла в Англии 137, в Германии - 132, в Японии - 173, в США - 232, в Австрии - 129, в Франции - 121, в СССР - 113. Хотя разрыв по прежнему велик, мы постепенно догоняем многие страны. В 1940 году аналогичный показатель составил: в Австрии - 132, в США - 214, в Японии - 195, в Англии - 123, во Франции - 121, в Германии - 192, в СССР - 183[158]. Хотя разрыв в основных количественных показателях с передовыми странами мира по-прежнему есть, он постепенно сокращается. Это притом, что советы во главе с большевиками вытаскивали страну из руин и пепла. Можно только представить, каких недосягаемых вершин достиг бы СССР, если бы не развязанная европейскими магнатами в своих корыстных целях Вторая мировая война, которая надорвала силы нашего народа и всего советского строя.

Но не будем уподобляться оппонентам. Специалисты по выдумыванию альтернативной истории и прочие любители «помахать кулаками после драки», которых в наше время довольно много развелось, могут сочинять всё, что угодно. Как говорили наши предки, крепостные крестьяне: «Если БЫ небо на землю упало, то пташек всех БЫ поубивало».
9. Но давайте вернёмся к так называемым планам и прогнозам. Попытки выдать сомнительные прогнозы за уже свершившиеся факты в принципе характерны для белоэмигрантской литературы. Как видно из вышеприведённых данных НЭС, которые Сапрыкин принимает полностью и безоговорочно, в начале 1920-х годов в России было бы обязательно достигнуто всеобщее обучение. Ссылаются на Новый энциклопедический словарь, авторы которого, в свою очередь, ссылаются на данные, официально оглашённые в 1914 году МНП.

Во-первых, резко выделяется количество земств, упомянутое в энциклопедии: «В настоящее время в России имеются 441 уездное земство и 789 городов» (НЭС Т. 28 Столб. 146). Стоит уточнить, что в Российской империи, непосредственно в интересующее нас время, губернии и области были разделены на 777 округов и уездов (ещё 51 приходилось на Финляндию). Кроме того существовали отдельные административные подразделения, такие как генерал-губернаторства: Иркутское, Приамурское, Туркестанское и д. р. Т. е. речь идёт только о земских губерниях, никак не о всей территории страны, и около половины её населения.

И, во-вторых, из вышесказанного сразу бросается в глаза, что речь идёт о прогнозах, сделанных в мирное и относительно благополучное время – начало 1914 года. Как известно за последние лет 40-50 существования империи наблюдалось крайне нестабильное экономическое развитие. Периоды экономических подъёмов и «неуклонного» роста периодически сменялись промышленными кризисами. Только за период правления Николая II Россия пережила два тяжелейших промышленных кризиса подряд. Темпы роста начального образования не раз прерывались войнами и экономическими кризисами. Прогнозы, сделанные на основе столь кратких временных промежутков (1910-1913 гг.), сами по себе не внушают доверия, так как нет оснований оценивать подъём 1907-1913 гг. как долговременную перспективу, а не очередной циклический скачок. Ну, а с началом Первой мировой войны и последующими экономическими потрясениями, включая рост цен, и подавно.

Теперь, давайте обратимся к тому же источнику, что активно использовал Сапрыкин - Начальное народное образование // Новый Энциклопедический Словарь (Пг. 1916 Т. 28) - это известнейшая дореволюционная энциклопедия, которая, ко всему прочему, ещё и была одобрена военной цензурой. Как ни странно, там же можно найти интересные сведения, которые авторы часто не считают нужным изложить: «если бы открытие училищ и приглашение новых учащих в будущем продолжалось тем же темпом, как оно шло в 1911 —14 гг., то через 7 лет была бы достигнута общедоступность школы. Однако, есть соображенія, которыя позволяют сомневаться в возможности столь быстрого осуществления общедоступного обучения: 1) число 50 детей школьного возраста на одного учащего установлено теоретически; школьные сети земств, равно как и труды общеземского съезда 1911 г. заставляют думать, что скоро возникнет вопрос о необходимости понижения его до 45 или даже до 40; такое понижение школьного комплекта вызовет значительное увеличение числа учащих; 2) мировая война не может не задержать на ближайшие годы введение всеобщего обучения. Затем общедоступность школы еще не есть всеобщее обучение»[175]. Итак, под вопросом стояла официально установленная учебная нагрузка на одного учителя и прямо сказано, что начавшая мировая война пагубно повлияла на развитие отечественной школы. Оно и понятно. Ведь известно, что рост цен в 1914-1917 гг. только ускорился. Так к 1917 году количество бумажных денег в обращении увеличилось в России на 600 %. И к 1916 году цены выросли на 200-250%[176]. В связи с этим суммы, высчитанные как необходимые для введения всеобуча и школьного строительства, в 1908 и 1912 гг. можно смело увеличить уже не в 2 а в 3-4 раза, а уже полученную сумму сравнивать с той, что была затрачена по факту. Если вспомнить, что по расчётам аналитиков МНП 1908 года на содержание полноценной системы образования необходимо было в год расходовать 100 млн. руб. только бюджетных средств, то к 1916 году эту сумму надо увеличить по меньшей мере до 300 млн. рублей только на одно начальное образование! А потребность в школах по сравнению с 1908 годом, сами понимаете, выросла.

Далее в НЭС отмечено ещё одно явление, которое явно неблагоприятно сказывалось на приближении к всеобщему обучению. Это замедление темпов роста числа учащихся: «Увеличение числа учащихся за промежуток времени между 1911 и 1915 гг. уже отстает несколько от роста числа училищ и учащихся»…«Если бы увеличение числа учащихся продолжалось и в будущем тем же темпом, то всеобщее обучение было бы достигнуто через 16 лет. Но можно с уверенностью сказать, что, по мере приближения к цели, возрастание числа учащихся будет все более замедляться». – Во-первых, прямо сказано, что тенденция к снижению темпов роста числа учащихся в школах возникла уже в то время, ещё до войны, что позволяет усомниться в возможности длительного сохранения темпов 1908-1913 гг. А во-вторых, сам автор НЭС в следующих строках называет совсем другие сроки: «Если бы увеличение числа учащихся продолжалось и в будущем тем же темпом, то всеобщее обучение было бы достигнуто через 16 лет»[177] - итак, «через 16 лет». Если вспомнить, что отправная точка 1911-1915 годы, то мы выходим на достижение всеобуча в Российской империи не раньше, чем к 1927-1930 гг., при условии сохранения темпов.

Как видно из вышесказанного, сам автор статьи из прошёдшего военную цензуру крупнейшего дореволюционного энциклопедического словаря высказывал совсем не впечатляющие прогнозы развития отечественной начальной школы и отмечал целый ряд негативных тенденций, которые не могли не отразиться на темпах роста начальной школы и сроках введения всеобщего обучения. Всё честно изложенное авторами НЭС само по себе более чем достаточный повод усомниться в полном и беспрекословном принятии «на веру» расчётов 1914 года.

Но любые данные надо проверять, если есть такая возможность. А такая возможность есть!

При попытке проверить эти цифры другими имеющимися источниками выплывает новая немаловажная деталь, о которой нельзя не упомянуть. Весьма интересные формулировки даны в официальном документе, том самом финансовом отчёте 1914 года, о котором выше велась речь. В нём сказано, что: «Из всех указанных 426 уездных земств 15 земств уже заполнили свои школьные сети и 31 земство достигло предельного размера казенного пособия»[178].

Вы внимательно прочитали? Очень знакомые цифры!!! Разве что 15 земств добавилось за несколько месяцев (426=>441), но как очевидно, не в лучших (в смысле состояния начального образования) краях их создали. А вот циферки 15 и 31 как были, так и остались. Ну, а куда уж им меняться! Война началась. Цены на стройматериалы и рабочую силу уже перед войной выросли более, чем вдвое — считай, кредиты уполовинились. Но, заметьте, принципиально разные по смыслу формулировки. Если не можем переписать факты, изменим их трактовку.

Итак, 15 земств, не «ввели всеобщее обучение», а просто-напросто исчерпали лимит мест в тех школьных сетях, которые сами несколько лет назад запланировали. Ну, а 31 земство, которые формально «близки-близки ко всеобщему обучению», просто исчерпали бюджетный ресурс.

· В порядке намёка: цифры, относящиеся к богатейшему из земств - Московскому губернскому. Для осуществления проекта развития школьной сети (данные на 1896 г.), который москвичи некогда представили, требовалось дополнительно построить 277 школ, из которых треть (91) — «уменьшенной стоимости»[179]. Вряд ли в других земствах доля школ экономкласса была меньшей. Скорее, наоборот. О том, насколько экономно планировались эти сети, можно судить и по нормативам, фигурирующим в думских документах: 1 учитель на 50 учеников, 3 вёрстный радиус доступности. Для сравнения, в Англии, по закону 1870-х гг., 1 миля (британская морская миля равна 1,8 км., сухопутная 1,6 км. ) для начальных школ.

Итак, подведём итоги: формулировки комментариев по стат. данным в НЭС противоречат формулировкам в финансовом документе; сам автор статьи «Начальное народное образование», ясно даёт понять, что эти прогнозы сомнительны, выделяет целый ряд факторов, пагубно влияющих на достижения всеобуча и называет сроки в достижения всеобуча не раньше, чем «через 16 лет» (к концу 1920-х) при условии сохранения темпов 1908-1915 гг.

Но Сапрыкин, в отличие от дореволюционного аналитика, все эти данные безоговорочно принимает на веру: «К 1914 году, например из 441 уездного земства 15 земств полностью осуществили всеобщее обучение, 31 были близки к осуществлению..»

Полностью?!?!?!...

Где там, в первоисточнике это слово? Даже в НЭС написано более скромно, просто: «осуществили всеобщее обучение». А в каком объёме, в каких возрастных группах (6-13 как во Франции или 8-11, что в передовых странах уже было давным-давно пройденным этапом, или вообще 8-10) и сколько желающих старших возрастов, по понятным причинам не учившихся, будучи в школьном возрасте смогли попасть-таки в школу — «сие тайна великая есть»!... А он пишет — «полностью»…

Возможно есть какой-то другой документ, в котором утверждалось, что всеобщее обучение было достигнуто в дальнейшие годы. Но в финансовом отчёте 1914 года, упомянутом в НЭС, формулировка дана несколько иная, «полностью» к 1914 году был лишь исчерпан лимит средств, выделенных по плану. Но это не равнозначно выполнению задачи плана, которая заключается во всеобщности охвата населения, а не в обеспечении полноты исчерпания бюджетных средств.

Иными словами, за всеми этими предреволюционными «прогнозами» угадывается типичная показуха, начинаемая с дореволюционных времён и преемственно продолжаемая в дальнейшем, вплоть до современной подачи планов и отчётов об их выполнении. Сколько уже за последние годы было представлено народу красивых и захватывающих планов?! Начиная от гайдаровской авантюры с построением рынка в 500 дней и заканчивая «планом Путина», за который никто так и не отчитался…

Только слепой не может видеть падения качества общеобразовательной подготовки, произошедшей за последние десятилетия, вместе с падением общего культурного уровня. И всё это происходит под истеричные вопли о возрождении России, которая «подымается» с колен.

Конечно, нет ничего проще, чем заглушив свою совесть, свалить все нынешние беды и невзгоды на «кровавый большевизм», для экзотики объявить монархию (а кто император?) и умиляясь лжевозрождением псевдотрадиций дальше торговать сырьём под стоны умирающей отечественной науки и промышленности. Вот уже и до массовых закупок вооружения недалеко, возрождаем традиции! В «потерянной» России помниться уйму военной техники за границей закупали. Особенно в годы Первой мировой войны, тогда её не просто закупали в масштабах многократно больших, чем большевики во Вторую мировую войну, а едва ли неунизительно клянчили у вчерашних врагов[180], о чём историки-монархисты либо вообще не пишут, либо упоминают вскользь.

Можно сколько угодно фантазировать на тему альтернативной истории, изо всех сил внушая себе, что мы не так уж и сильно отставали и отстаём, например от Италии, и может быть к какому-то году всех догнали и перегнали бы если бы не…

…а если бы у Александра Невского были танки…

…а если бы голубо-кровые дворяне, в своё время не укокошили табакеркой императора-помазанника божьего (откровенно, простите, по гоповски навалившись на него одного бедолагу толпой, от «большого благородства» видать), полноправного правителя дома Романовых, с которым всё обстоит совсем не так однозначно как пытались преподнести в дальнейшём …

…а если бы…

Сколько угодно закрывайте глаза на то, что нам не нравиться и старательно убеждайте себя, мол «какие мы великие», сваливая всю вину на тех, кого уже давно с нами нет. Но никакие мифотворческие построения не изменят реальность, уход от которой ничем хорошим не заканчивается.

http://zapravdu.ru/content/view/309/36/

[Karbafos]

Commie, цифры (http://istmat.info/node/238 , "Начальное, среднее общее и специальное образование."Россия 1913 год Статистико-документальный справочник, Российская Академия Наук Институт Российской истории,Санкт-Петербург 1995) говорят о следующем:«Обследование положения школьного дела в России, проведенное в 1894 г. Комитетом Грамотности, выяснило, что начальных училищ и школ грамотности в то время было — 60592 с 2970066 учащимися. По данным, опубликованным Министерством Народного Просвещения, в 1903 г. имелось 87973 начальных школ различных типов и ведомств, а число учащихся возросло до 5088029.»

«К концу 1914 г. в России насчитываюсь 123745 начальных учебных заведений, принадлежавших различным ведомствам — 80801 ведомства МНП, 40530 ведомства православного исповедания и 2414 других ведомств.»……«В целом по России к 1 января 1914 г. из 8902621учащихся в начальных и низших школах обучалось около 82% всех учащихся, в средних общеобразовательных и специальных учебных заведениях — около 6%, в специальных средних и низших школах - 3,2%, в различных частных , национально -религиозных и т.п. учебных заведениях - около 7%, в высших учебных заведениях - 0,8%, остальные, около 1% не распределены по категориям заведений»

Выходит, что за период в 20 лет количество начальных школ в российской империи увеличилось с 60 592 (1894 году) до 123 745 (в 1914 г.), примерно на 63 000.

Количество учащихся в 1894 году было 2970066 в 1914 году 82% от 8 902 621. Ну допустим восемь с половиной миллионов. Значит, количество учащихся увеличилось на 5 - 5,5 миллионов учащихся.

Много это или мало? Очевидно, это гораздо больше, чем было сделано за весь предыдущий период.

Спасибо Tuzemec'у за статью в Коммерсанте: http://www.kommersant.ru/doc/1852882 , очень интересно было узнать о данных переписи населения 1937-го:"результаты переписи населения, проведенной в январе 1937 года, в части грамотности опрошенных вряд ли должны были удивить руководство партии и государства. Но действительность превзошла худшие ожидания. По предварительным данным переписи, в стране насчитывалось 62 521 486 неграмотных граждан и 61 333 867 грамотных. Если не считать детей до десяти лет, соотношение получалось чуть менее устрашающим — 26% граждан СССР страны не умело ни читать, ни писать. Из-за этих цифр, как и из-за данных о численности населения и его религиозности, перепись объявили вредительской, а ее результаты засекретили." Лишний раз убеждаешься в фактах сокрытия совдеповским режимом реальных данных от населения.

[COMMIE]

Karbafos, Хех, в статье, которую я выкладывал, это все есть. И темпы развития при страшной совдепии были ГОРАЗДО ВЫШЕ.

Сообщение от Karbafos

Если не считать детей до десяти лет, соотношение получалось чуть менее устрашающим — 26% граждан СССР страны не умело ни читать, ни писать. Из-за этих цифр, как и из-за данных о численности населения и его религиозности, перепись объявили вредительской, а ее результаты засекретили." Лишний раз убеждаешься в фактах сокрытия совдеповским режимом реальных данных от населения.

Накануне революции грамотных было 30-33%. Ну вы поняли)

[Karbafos]

COMMIE, ну всё-же миф о всеобщей грамотности в СССР действительно развенчан.

[COMMIE]

Сообщение от Karbafos

ну всё-же миф о всеобщей грамотности в СССР действительно развенчан.

Гыгы, в 1991-м было много неграмотных? Что ж так НАТО хвалит советскую систему образования? Или там завелись агенты жидобольшевиков?

[Karbafos]

COMMIE, гыгы, но большевики ведь говорили о всеобщей грамотности и о значительных улучшениях в образовании и в сталинский период, а цифра в 62,5 миллиона неграмотных в 1937 для большевиков реально катастрофическая. Иначе зачем большевикам было скрывать данные переписи 1937-го?

По данным http://www.kommersant.ru/doc/1852882 ""На 1 июля 1964 г. по городам и селам (Кемеровской области) оставалось 725 неграмотных в возрасте от 16 до 49 лет...На 1 июля 1965 г. по (Кемеровской) области осталось 398 неграмотных и 4155 малограмотных.".

СССР это не только государство существовавшее с 1980 по 1991 г.г но и с 1922 по 1965 г.г. А цифры говорят, что даже спустя 47 лет после революции в СССР было значительное количество неграмотного населения.

[COMMIE]

Karbafos, А вы у царей русских спросите, что они лямку 60 лет тянули с образованием, что пришлось с такой низкой точки начинать, плюс ПМВ, ГВ и интервенция тоже не ускоряли процесс, знаете ли.

Добавлено через 1 минуту

Сообщение от Karbafos

А цифры говорят, что даже спустя 47 лет после революции в СССР было значительное количество неграмотного населения.

Вы не бредите случаем? Тогда уже 99% населения было грамотным.

[Karbafos]

Сообщение от COMMIE

Вы не бредите случаем? Тогда уже 99% населения было грамотным.

Может тогда бредит руководство СССР когда 27 августа 1962 г. выходит постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров "О завершении ликвидации неграмотности и малограмотности в РСФСР". Если бы по-вашему грамотность была 99-процентной, то была бы нужда в этом постановлении?

[COMMIE]

Сообщение от Karbafos

Может тогда бредит руководство СССР когда 27 августа 1962 г. выходит постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров "О завершении ликвидации неграмотности и малограмотности в РСФСР". Если бы по-вашему грамотность была 99-процентной, то была бы нужда в этом постановлении?

Перепись 1959 года к вашим услугам. А газета по ценности источник такой же, как бумага туалетная)

[Karbafos]

COMMIE, ну раз данные переписи 1937-го были скрыты большевиками, то разве есть какие-то веские основания доверять данным переписи 1959-го?

А то, как большевики "дотягивали" цифру грамотного населения СССР до нужного им процента, очень хорошо написано здесь:

Скрытый текст:

Был еще один щекотливый вопрос – грамотность? В секретной написанной от руки записке Старовский пишет Саутину:

Сов. Секретно т.Саутину

По материалам переписи населения 1937, явившимся дефектными, была произведена 5% выборочная разработка данных о грамотности...
Процент грамотных в возрасте от 8 до 49 лет включительно (с учетом военнослужащих) по данным выборочной разработки переписи получился следующим.
1. по городским поселениям – 91,0;
2. по сельским местностям – 77,5;
3. всего по СССР – 82.2.
Данные эти неправильны, так как при переписи была искусственно преувеличена цифра неграмотных.15

25.04.1938 Старовский

В справке об упоминаниях в открытой печати сведений о грамотности населения СССР – она не секретна и напечатана на машинке – он указывает главный ориентир «Сталин – к 1932 г. 90% грамотных (8-50 лет) (РГАЭ. Ф.1562. Оп.329. Д.200. Л.90-92)

В следующей переписи было сделано все возможное, чтобы доля грамотных, дотянула до нужной отметки16. И за два года доля неграмотных в возрастных группах 20-54 снизилась на 7-9 пунктов – конечно, только усилиями статистиков.
Однако до сталинских реперов не дотянули – около 88%. Тогда стали считать грамотных для группы 9-49 лет, и хотя результат тоже оказался не совсем хорошим – 89,1%, больше подгонять не стали.

(http://demoscope.ru/weekly/2012/0523/arxiv01.php)

Тем более, что постановления о ликвидации неграмотности были приняты в 1962 г. не только в РСФСР но и других республиках СССР, вот например в Мордовии: http://www.mordovia.info/wiki/Ликвидация_неграмотности . "По данным на 1962 г. только официально учтённых неграмотных в Мордовии насчитывалось 76661 чел, малограмотных - 55699 чел."(http://cyberleninka.ru/article/n/lik...ordovskom-krae , Ликвидация неграмотности в Мордовском крае
, текст научной статьи по специальности «История. Исторические науки», Климашин Игорь Александрович, 2010 г., том 58, стр.88).

Да и как вообще 99-процентная грамотность заявленная советами в 1959 г. соотносится с этим фактом:"13 сентября 1962 г. правительством Мордовии было принято постановление № 98 «О завершении ликвидации неграмотности в Мордовской республике». Для его исполнения были привлечены к обучению неграмотных около 2 тыс. работников просвещения, в том числе 190 учителей, 95 инженерно-технических работников, а также врачи, агрономы и др.
В результате принятых мер к 1964 г. удалось в основном покончить с неграмотностью населения. На 1 июля 1965 г. в Мордовии оставалось 29 неграмотных в возрасте от 16 до 49 лет, т. е. без учета населения старше 50."(http://cyberleninka.ru/article/n/lik...ordovskom-krae , Ликвидация неграмотности в Мордовском крае, текст научной статьи по специальности «История. Исторические науки», Климашин Игорь Александрович, 2010 г., том 58, стр.89) ?

Так что факты говорят о том, что никакой 99-процентной грамотности в СССР, по крайней мере в 1959 г., согласно заявленным данным переписи, не было, о чём свидетельствует повсеместное принятие Постановлений о ликвидации неграмотности и достаточно большое количество неграмотного и малограмотного населения в СССР ещё к 1962 г.

[Hartmann]

Я бы еще обратил внимание на сам сайт "за правду". "Разоблачительные" статьи о РИ совмещаются с упоительными историями о том, как раССовые жЫды выпили всю воду из под крана и развалили СССР.