«И кто бы ни пытался остановить мой меч, погибал.
Немногие догадывались, куда я хочу ударить,
И еще меньше было тех, кто мог отразить удар,
И у кого хватало на это силы»
Смертельный удар Абернанита
«Помните обо мне. Ибо скоро меня не станет»
«Бегство от Талмора», Ашад ибн Халед
Меня зовут Детрус Лонгблэйд, я – учредитель и совладелец крупнейшего имперского книжного издательства «Лонгблэйд и сыновья». Сегодня, 5 числа месяца Начала морозов 226 года 4-й эры, я пишу эти строки в своем рабочем кабинете на бульваре, носящем имя славного короля Эдвира, в стольном городе Вэйресте.
Мне 78 лет, и я знаю, что мои дни сочтены. Обливион ждет меня, и с каждым днем голоса моих предков слышны все отчетливее. Я не боюсь смерти, потому что мне не стыдно оглянуться на прожитые годы и взглянуть в глаза Девяти.
Лишь одна мысль гнетет меня – страх, что я не успею закончить эту последнюю, третью рукопись - книгу об удивительных людях и эльфах, об орках и хаджитах, о воинах, магах и путешественниках, с которыми мне посчастливилось встретиться на жизненном пути. Но в первую очередь я должен успеть рассказать о славной дочери Хайрока Беле Айсвинд. О последних днях необыкновенной жизни этой бесстрашной искательницы приключений.
…За высокими стрельчатыми окнами издательства улицы и площади города еще нежатся под вечерними лучами почти летнего солнца, еще не пожелтела изумрудная листва парков и скверов, но в воздухе уже разлито тревожное ожидание осени. Скоро холодные ветры Илиакского залива укроют снегом мой прекрасный древний город, его дворцы и храмы, скуют льдом великолепные фонтаны и каналы. Скоро зима…
Я должен успеть дописать. Должен!
С чего же начать рассказ об ужасных событиях, которые как удар кинжала рассекли мирное течение моей жизни и жизни моих близких людей? Порой мне кажется, что все это случилось не год назад, а только вчера. А ведь ничто не предвещало беды, понимаете, ничто!
***
…Шел месяц Последнего зерна 225 года.
Двадцать лет прошло с того памятного дня, когда улицы Вэйреста стали свидетелями бракосочетания Белы и Атиса. Двадцать лет назад два лучших воина империи вложили в ножны свои клинки и под звуки лютней и свирелей проследовали по усыпанной лепестками роз мостовой под расписные своды храма Дибеллы, где в присутствии самых близких друзей обменялись обручальными кольцами и поклялись быть навеки верными друг другу.
На следующий день после бракосочетания они уехали в занесенный снегом Солитьюд. Не скажу, что после отъезда Бела и Атис регулярно заваливали меня письмами с рассказами о своей мирной жизни, но о самых главных событиях их семейного бытия я узнавал практически сразу.
Выгодно вложив деньги в акции различных торговых компаний и золотодобывающих шахт Скайрима и изредка давая частные уроки боевого искусства, они обеспечили себе достаточно безбедное существование и полностью посвятили себя обустройству и без того уютного поместья и воспитанию единственной дочери, Тины, родившейся менее чем через год после их свадьбы.
Хвала Девяти, мне посчастливилось еще дважды встретить своих друзей, когда они вместе с дочерью проездом оказывались в Вэйресте. Последний раз это произошло в 217 году. 11-летняя стремительная в движениях Тина поразила меня тогда абсолютно энциклопедической эрудицией и не по-детски взрослым взглядом раскосых золотисто-оранжевых глаз, выдававших присутствие в ней сильной эльфийской крови. При этом, хотя она и выглядела как настоящая эльфийка, смуглый цвет кожи позаимствовала не у отца, а у Белы.
«А еще, Детрус, кроме цвета кожи у нее мое сердце – сердце авантюристки», - смеющиеся зеленые глаза бретонки, прижимавшей к себе ребенка, сияли неподдельным счастьем. «Наша маленькая королева Барензия», - добавил Атис, чем вызвал искреннее возмущение дочери.
«Ну почему Барензия, папа! При чем здесь эта старая королева? Ты же знаешь: если я и хотела бы походить на кого-то из великих героев, то только на вашего друга орка Горбаша, - пылко заявила Тина, упрямо встряхнув копной огненно-рыжих волос, - потому что он – настоящий герой, который убил дракона, спас маму и тебя».
Атис мгновенно стал серьезным, подошел к дочери, осторожно обнял за плечи: «Конечно же, на Горбаша, девочка моя. Мы все хотели бы быть такими, как он». Повернув лицо в мою сторону, темный эльф с гордостью произнес: «А знаете, Лонгблэйд, из Тины и вправду получился бы прекрасный воин. Во всяком случае, своим маленьким луком и кинжалом она уже сейчас владеет не хуже иного взрослого воина».
«Только не воином. Хватит нашей семье и двоих», - голос Белы был на удивление серьезным, но, судя по упрямо блеснувшему взгляду Тины, слова матери ее не сильно переубедили.
Четыре года спустя этот разговор получил неожиданное продолжение. Бела прислала мне письмо, в котором наряду с другими новостями не без тревоги сообщила, что она и Атис пошли навстречу многочисленным просьбам дочери, разрешив ей некоторое время пожить в поселении орков Душник-Йал, где под опекой друга семьи, старого вождя племени, юная полуэльфийка собиралась освоить секреты воинского искусства орков и своими глазами увидеть жизнь зеленокожего народа, о котором до этого знала только из книг и рассказов родителей.
Месяц шел за месяцем, и постепенно Тина стала проводить в Душник-Йале времени гораздо больше, чем в Солитьюде, где лишь изредка появлялась в родительском доме, с упоением рассказывая своим бледнолицым городским подружкам о прелестях свободной жизни в скалистых предгорьях западного Скайрима.
«Сражайся с честью, умри достойно». Древний девиз уроженцев Орсиниума как нельзя лучше подходит для описания событий, случившихся несколькими годами позже.
***
Итак, как я уже сказал, шел месяц Последнего зерна 225 года… Какое же это было число? Не помню. Впрочем, теперь это уже не столь важно…
…В ту ночь сон мой был тревожен, я ворочался и стонал во сне. Сквозь дрему мне казалось, что я слышу в темноте звуки сражения, крики умирающих воинов и удары стали о сталь. Проснувшись в холодном поту, я неожиданно понял, что все это мне не приснились – в доме стоял необычный шум, в разных концах его слышались отчаянные крики и звуки борьбы.
Нащупав под подушкой рукоять короткого эльфийского клинка (подарок Атиса), я приготовился к самому худшему. В это время дверь моей спальни распахнулась, и вбежавшая со свечой в руке служанка-рэдгард лишь успела крикнуть: «Спасайтесь, господин Лонгблэйд!», как лицо ее застыло в гримасе ужаса и боли, из раскрытого рта хлынула кровь, а сама она замертво рухнула на покрытый коврами пол. Помещение быстро наполнилось вооруженными людьми в обтягивающей кожаной броне и скрывающих лица капюшонах. Кто-то из вошедших осветил мое лицо факелом: «Это он?». «Он самый», - ответил другой незнакомец.
Последовавший за этим удар рукоятью меча в голову бросил меня в темноту беспамятства.
***
Повозка ехала медленно, но из-за разбитой колеи ее нещадно трясло. С ночного неба, не переставая, хлестал дождь, и дырявый навес повозки не спасал меня от его ледяных струй. Я лежал лицом вверх на дне повозки с заткнутым кляпом ртом и связанными за спиной руками. Поверх моей груди была брошена скрывавшая меня от посторонних глаз большая вязанка хвороста, сквозь которую я с трудом мог видеть выглядывающие из-за туч красноватые диски двух лун.
Судя по набухшим от дождя черным силуэтам вековых елей и крикам потревоженных ночных птиц, мои похитители давно покинули пределы города и продолжали увозить меня в неизвестном направлении по заброшенной лесной дороге.
Голова раскалывалась от боли, кожу лица стянуло засохшей коркой крови. Связанные ремнем за спиной руки онемели, и я их почти не чувствовал.
Надо собраться. Попытаться развязать ремни и незаметно соскользнуть с повозки. В конце концов, вряд ли я что-то теряю, так как ничего хорошего от моих похитителей ждать не приходится. Интересно, сколько их там, и чего они хотят? Я с трудом повернул голову вбок и сквозь щели в повозке краем глаза сумел разглядеть двух вооруженных всадников в длинных промокших плащах, ехавших справа от меня. Еще две фигуры маячили в передней части повозки, и, судя по стуку копыт, один всадник ехал немного позади маленького отряда. Значит, пятеро.
Неожиданно ход моих размышлений был прерван звуками голосов, и повозка сбавила ход. Я прислушался. В слабом лунном свете со стороны правой обочины показалась сгорбленная промокшая фигура в лохмотьях, и дрожащий старушечий голос заискивающе и вкрадчиво обратился к кому-то из моих похитителей.
«Добрые путники, славные путники, да хранит вас Стендарр. Не будете ли вы так добры, чтобы помочь старой женщине: мне надо к утру быть в Эверморе, на молебне в городском соборе в честь юбилея тамошней королевы Кейли – вы ведь знаете нашу добрую королеву Кейли, она такая милашка… Одним словом, не могли бы вы меня подвезти, добрые люди, вам ведь все равно по пути, а тут еще этот дождь, провалиться ему в Обливион…», - казалась, что пожилая женщина вот-вот расплачется от свалившихся на нее невзгод.
«Пошла прочь, с-с-старая карга! Гильмер-р-р, вреж-ж-жь-ка ей плетью, чтобы не путалас-с-сь под ногами!», - по шипящим интонациям можно было безошибочно определить, что голос говорившего принадлежит аргонианину, управлявшему повозкой.
Всадник, ехавший справа от меня, пришпорил коня и решительно двинулся в сторону сгорбленной фигуры, вытаскивая из расшитого кожаного голенища плеть. Как вдруг…
«Большая ошибка, Гильмер», - вмиг изменившийся хрипловатый голос «старушки» невозможно было перепутать ни с одни другим. Сердце забилось с бешенной надеждой. Бела!
В следующий момент сверкнувший из-под лохмотьев «старухи» вычурный эбонитовый клинок прочертил в хороводе дождевых капель голубоватый магический след и по плечо отсек занесенную для удара руку с плетью, а второй точно такой же меч, брошенный как обычный метательный нож, вошел в горло другому всаднику, почти полностью отделив голову от туловища.
В борт моей повозки с шипением ударила горячая струя крови из рассеченной глотки падающего с лошади человека. Его тело еще не коснулось земли, когда Бела, сбрасывая с себя рваные лохмотья, в блестящих от дождя черных доспехах бесшумной пантерой мелькнула под брюхом вставшего на дыбы коня, свободной от оружия рукой резко выдернула на себя из повозки одного седока, а второй рукой с яростным криком по рукоятку вогнала меч в падающее на нее тело, профессиональным диагональным движением рассекая несчастному все внутренние органы от левого бедра до правого плеча.
Выхваченный аргонианином кривой меч в мгновение ока был выбит ворвавшейся в повозку бретонкой, а страшный удар закованным в броню коленом в чешуйчатое рыло мгновенно погрузил обитателя болот в состояние обморочного покоя.
Ни на секунду не приостанавливая бешеного движения, Бела выскользнула из повозки на противоположную обочину, на ходу вытягивая из-за спины оглушенного аргонианина его эбонитовый лук. Мгновение – и стрела с шелестом ушла в темноту. Сдавленный крик, раздавшийся позади повозки, известил мир о том, что еще одна грешная душа направилась на встречу к предкам в Обливион.
Казалось, в мою спасительницу вселились все злые даэдра мира теней. От повторного удара ногой в голову оглушенный аргонианин вылетел из повозки и, рухнув в залитую кровью и водой колею, застонал, пытаясь приподняться с земли. Бретонка, не произнеся ни слова, схватила его сзади за шею и с выдохом звериной ярости швырнула головой о кованную ступицу колеса повозки. Глухой удар и хруст костей – поначалу показалось, что душа покинула этой чешуйчатое тело. Но это был еще не конец.
Постояв некоторое время над поверженным врагом и дождавшись, когда он начнет приходить в себя, Бела тяжелым сапогом придавила к земле шею главаря бандитов, и, глядя в окровавленную морду аргонианина, тихим голосом, в котором не осталось ни капли мгновенно схлынувшей злости, а только слышались непередаваемая усталость и боль, произнесла два слова: «Где он?»
«Он с-с-сам найдет тебя, как наш-ш-шел и вс-с-сех ос-с-стальных-х-х…», - прохрипел раненный, но договорить он не успел: почти не глядя на врага, с лицом, полным холодного презрения, Бела одним быстрым движением отсекла ему голову. Потом, отстраненно посмотрев на бьющееся в агонии обезглавленное тело, задумчиво произнесла: «Жаль. Слишком легко умер».
Неожиданно она, вспомнив о чем-то важном, встрепенулась, будто выходя из состояния оцепенения, и повернулась к повозке: «Детрус, вы живы? Слава богам, успела… Подождите, друг, сейчас я вас развяжу». Постояла еще немного, держась рукой за левую половину груди, будто стараясь унять невыносимую сердечную боль, и усталой походкой, шатаясь, направилась в сторону повозки. Мелькнула тревожная мысль: «Уж не ранена ли она?».
Время показало, что мои догадки были недалеки от истины.
***
Обработанная лечебными зельями рана на голове болела все меньше. В старой таверне «Медвежий коготь», что расположилась в лесной глуши на полпути между Скавеном и Драгонстаром, почти не было посетителей. Изредка поглядывая в нашу сторону и перебирая струны лютни, молодой бард что-то негромко пел о герое Довакине. Потрескивали березовые поленья в огромном камине, над которым была приколочена к закопченной стене шкура того самого пещерного медведя, в честь когтей которого и было названо заведение.
В сидевшей передо мной постаревшей женщине я с большим трудом узнавал прежнюю юную, полную жизни уроженку Хайрока, с которой судьба свела меня двадцать лет назад. Бледно-серый цвет когда-то загорелого лица, надломленный едва слышный голос. Сбившиеся от ночного ветра длинные волосы стали абсолютно седыми, паутина морщин покрыла знакомое прекрасное лицо. Только подтянутая тренированная фигура несгибаемого воина и прежние лучистые глаза цвета весенней зелени все еще выдавали в ней мою старую знакомую Белу Айсвинд.
Жар очага заполнял небольшое помещение, но от того, что рассказывала Бела, мое сердце медленно окутывал холод непередаваемого ужаса. Она просто сидела и монотонно оглашала мне страшный список потерь последних месяцев.
«Они начали с того, что убили Стариса и Лорси. Их отрубленные головы я как-то утром нашла под дверью своего поместья… Потом, примерно через неделю, по-подлому, под прикрытием ночи и с применением магии невидимости напали на Душник-Йал, где вырезали всех – от женщин и детей до старика вождя, а само селение сожгли. К счастью тела Тины среди погибших не нашли, но ее судьба мне до сих пор не известна… Так хочется надеяться…».
Бела умолкла на некоторое время, будто собираясь с силами для чего-то очень трудного. На нее было страшно смотреть. Потом она снова заговорила.
«Позже они уничтожили почти всех моих друзей из Коллегии Винтерхолда, которых я знала лично вот уже больше двадцати лет… Потом было еще несколько смертей… А месяц назад… они… Детрус… Они убили Атиса…», - бретонка говорила очень тихо, но быстро и без остановки, будто опасаясь, что ей не хватит сил договорить до конца.
«Последнее время он по вечерам часто поднимался на крепостную стену Солитьюда и на закате в полном одиночестве подолгу смотрел на восток, в сторону Морровинда… Он так тосковал по родине, будто чувствовал, что никогда не сможет вернуться туда… Отравленная стрела вошла ему в спину, под левую лопатку…», - последние слова Бела произнесла совсем неслышно, одними губами.
Пораженный я смотрел прямо перед собой и ничего не видел.
Так, неподвижно, в полной тишине, которую нарушали только треск горящих поленьев и тихий звук лютни, мы сидели за столом не меньше получаса. Вывел нас из оцепенения рыжеволосый трактирщик с усыпанным веснушками лицом. Тихо подошел, вежливо кашлянул в кулак: «Господа, ваши комнаты для отдыха готовы. Будут какие-то особые распоряжения?».
Бела, вздрогнула, медленно возвращаясь к реальности: «Да, у меня будет одна просьба, Шрон. Кто бы ни интересовался - нас с Детрусом здесь нет, и ты нас не видел. Это очень важно, запомни». Хозяин таверны, ничего не сказав, понимающе кивнул и вернулся к своим делам. На мой недоверчивый взгляд Бела устало махнула рукой: «Успокойтесь. Я знаю его много лет. Как-то мне пришлось вмешаться… Короче, вышло так, что его семья обязана мне жизнью. Абсолютно надежный человек».
Бретонка еще немного помолчала и продолжила: «Вы, наверное, хотите спросить, кто эти таинственные «они», и почему они делают то, что делают… Так вот, это – абсолютно не важно. Подонки, трупы которых сейчас мокнут под дождем на лесной дороге – обычные немники-ассасины, пешки в очень большой и опасной игре. Важнее, кто за этим стоит. Его имя, - бретонка на секунду запнулась, по ее осунувшемуся лицу пробежала гримаса брезгливости и холодной ярости, - его имя - Артаго». Помолчала и добавила: «Точнее, так его звали когда-то. Когда он был человеком и сыном короля Камарона, правившего королевством Сентинел».
«Принц Артаго? Умерший более двухсот лет назад, еще до начала войны в Илиакском заливе между Даггерфолом и Сентинелем? Этого не может быть, - я не мог поверить своим ушам, - ведь всем известно, что по приказу своих венценосных родителей, которые не желали видеть его наследником престола, в 400-м году 3-й эры 15-летний принц Артаго был предан своими слугами и убит наемными убийцами.
Его тайно вывезли под покровом ночи из королевского дворца и заживо сбросили в глубокую шахту неподалеку от столицы, где он неминуемо должен был погибнуть! Любой, кто интересуется историей империи, знает эту грустную историю еще со школьной скамьи».
Бела слушала мою пламенную речь устало и без тени эмоций на измученном лице, лишь изредка покачивая головой. Дав мне выговориться, сказала: «Детрус, я тоже читала книгу «Ночь приходит в Сентинел». Эта угодная двору официальная версия случившегося не соответствует действительности, уж поверьте мне. А правда в том, что Артаго не сбросили в шахту. Извращенный ум ассасинов уготовил ему другую, более страшную участь.
Мальчишку не убили сразу – его просто отвезли в кишащее ходячими мертвецами и личами глубокое подземелье под развалинами замка Фаалем вдали от столицы, и оставили там на верную погибель в полной темноте и в окружении нежити.
Но убийцы ошиблись в своих расчетах. Этот болезненный мальчик, несмотря на юный возраст, был достаточно умен и обладал неплохими познаниями в области магии, в том числе и некромантии. В итоге, вместо того, чтобы пасть от рук чудовищных обитателей подземелья, он сначала подчинил их себе, а затем и возглавил армию нежити. В неодолимом желании отомстить тем, кто предал его, лишил престола и обрек на гибель, он продал свою душу даэдра и со временем превратился в одно из самых ужасных созданий подземного мира Тамриэля, чудовищного лича, годами копящего свою ярость и магическую силу для мести.
Артаго не учел одного. К тому моменту, когда для нанесения ответного удара им было накоплено достаточно сил, главные виновники его несчастий уже давно были мертвы: отец, король Камарон, пал на поле битвы при Кронгейне от руки Готрида, принца-наследника королевства Даггерфолл. Мать, королева Акорити, умерла в Сентинеле несколько лет спустя во время эпидемии чумы.
Немного позже братья пропавшего принца, случайно узнав о страшном преступлении, совершенном родителями в отношении их брата, не нашли ничего лучшего, как разыскать и тайно казнить в Сентинеле остававшихся к тому времени в живых ассасинов, выполнивших преступный королевский приказ.
Круг замкнулся. Артаго был готов мстить - но мстить было некому! А ведь он потерял немало: престол, близких людей, саму жизнь и свой человеческий облик.
Он понял, что опоздал, но остановиться в своей мести уже не мог. И тогда он решил направить свою испепеляющую ярость на все то, что было для него безвозвратно утеряно – на мир живых людей, населяющих Хаммерфелл, Хайрок и всю империю Тамриэль. Для накопления сил, достаточных для уничтожения империи, ему потребовалось почти двести шестьдесят лет. И вот сейчас, Детрус, он почти готов к осуществлению своего безумного плана. Но только почти.
Ему очень нужны сильные союзники в этой всемирной битве, и он делает все, чтобы собрать их под свои знамена. Кого-то подкупает, кого-то запугивает, кому-то обещает безграничную власть над миром и бессмертие. И ему тайно уже присягнули на верность многие сильные правители верхних и нижних миров. Но немногие понимают, что главная его цель - не власть и не богатства - ведь того и другого у него в достатке.
Он просто хочет превратить мир Тамриэля в выжженную пустыню».
…Я слушал Белу, и в моей голове что-то не складывалось. Что-то оставалось за гранью моего понимания. И тогда я спросил: «Даже если я готов поверить в рассказанную вами невероятную историю, то не могу уяснить одного: откуда вы знаете такие подробности о планах этого существа? И, самое главное: какое отношение к этим планам имеете вы, Бела Айсвинд? Почему вообще все ваши близкие и друзья попали под этот страшный удар?»
Горькая усмешка пробежала по лицу моей собеседницы: «Видите ли, Детрус, несколько месяцев назад Артаго предложил мне и Атису вступить в ряды его воинства. Не сам, конечно. Прислал ко мне таких же негодяев, как и похитившие вас бандиты. Надо ли объяснять, что мы выставили их за дверь, а когда один из них схватился за меч, нам пришлось вспомнить свое боевое прошлое – хвала Талосу, что оружие всегда под рукой.
Троих негодяев мы убили сразу, а четвертому просто намяли бока и, вручив послание для его полуистлевшего хозяина с пожеланиями окончательно сгинуть во мраке Обливиона, снарядили в обратный путь, посоветовав никогда впредь не появляться на пороге нашего дома.
Это и было моей роковой ошибкой. Я недооценила тварь, серьезность ее намерений, безгранично раздутое самомнение и мстительность. Этой нежити показалось недостаточным просто убить меня. Артаго решил уничтожить всех, кто мне дорог, тем самым, превратив мою жизнь в ад, полагая, что последующие за этим душевные муки испепелят меня изнутри и сведут в могилу без помощи мечей и магии».
Бела помолчала, и тихо, почти неслышно добавила: «А знаете, Лонгблэйд, его расчет оказался верным. Я чувствую, как жизнь покидает меня, и сердце отказывается биться в груди, готовое остановиться в любую секунду. Вы видите - за последние месяцы я превратилась в старуху. Если меня что-то и заставляет цепляться за мир живых, то это только желание отомстить. Жестоко. За каждого погибшего. А потом - будь, что будет».
Бретонка устало откинулась на спинку стула: «Вас, Детрус, он не убил лишь потому, что хотел выкрасть и в дальнейшем использовать в качестве живой приманки, надеясь, что, кинувшись спасать вас, я попаду к нему в лапы. Он не учел одной вещи: я сама собираюсь найти его и отправить в огненную бездну, из которой ему уже не суждено вернуться. Кстати, друг мой, хотите вы того или нет, вам теперь придется находиться рядом со мной до самого конца. В противном случае вашу безопасность я гарантировать не смогу».
«Дорогая моя, вы собираетесь сразиться с целой армией нежити и тысячами их приспешников? В одиночку? Знаете, при всем моем уважении…».
Бела не дала мне договорить. Зеленые кошачьи глаза под копной седых волос вспыхнули прежним огнем несгибаемой воли, в движения вернулись тигриная мощь и гибкость. Резко наклонившись над столом, как тогда, в нашу первую встречу в Вэйресте, она с невероятной силой сжала пальцами мое запястье и медленно, по слогам, будто всаживая стрелы в видную только ей мишень, отчеканила: «Вот что я вам скажу, Лонгблэйд. У меня есть план. И он уже начал осуществляться. Вам ни к чему знать подробности, но план этот должен сработать. Поверьте, мы уничтожим тварь».
«Мы? Уничтожим? Но как…»
«Просто поверьте».
…Странно, но в эту ночь я спал на удивление спокойно, и кошмары мне не снились.
***
Скользкие отвесные ступени подземелья уходили в черную бездну, которой не было конца. Пляшущий свет факелов выхватывал из темноты покрытые паутиной и плесенью стены давно заброшенного нордского захоронения. По бесконечным лабиринтам этого подземелья, затерявшегося в непроходимых болотах на полпути между Солитьюдом и Данстером, мы с Белой спускались уже более часа. Наконец она остановилась.
Нащупав в стене незаметный постороннему глазу выступ тайного рычага, бретонка привела в действие скрытый механизм. Часть стены с глухим скрежетом сдвинулась в сторону, открыв перед нами узкий проход в подземный ритуальный зал невероятных размеров.
В свете многочисленных факелов обнесенные балконами, испещренные боковыми проходами и полуразрушенными ячейками склепов многоярусные стены огромного зала прямоугольной формы амфитеатром уходили в необозримую высоту. Казалось, будто это не стены высеченной в скале пещеры, а обветшалые старые здания на недостижимой для глаза вышине постепенно наклонились друг к другу и, сомкнувшись, образовали огромный купол.
Из под почти не различимого в полумраке потолка с почерневших от времени балок то тут, то там свисали остатки древних полуистлевших знамен, какие-то канаты и огромные сферические чаши давно погасших масляных светильников.
Вдоль стен зала и по всей его площади были в беспорядке разбросаны полуразрушенные каменные столы, скамьи и саркофаги древних нордов, в большинстве которых продолжали спать вечным сном те, кто когда-то считался великими воинами Скайрима, а сейчас превратился в почерневших от времени ужасных стражников мира мертвых - драугров.
В какой-то момент мне показалось, что едва заметные тени скользнули в вышине вдоль поддерживающих своды балок, но я отнес это видение на счет своего не в меру разыгравшегося воображения и игры бликов от горящих факелов.
«Вот и пришли. Только не шумите, Детрус – драугров разбудите, а это нам сейчас ни к чему», - усталый голос моей проводницы действовал на меня как успокаивающее зелье.
В маленькой келье на втором ярусе, куда мы поднялись по сохранившейся деревянной лестнице, было тесно. Каменная скамья, стол, остатки старинной посуды, какие-то тряпки… Небольшой проем незастекленного окна размером с голову выходил на внутреннее пространство зала и при необходимости позволял видеть все происходящее снаружи, оставаясь при этом незамеченным.
Бретонка положила на стол кожаную дорожную сумку, постояла, о чем-то задумавшись. Потом со странной тоской посмотрела мне прямо в глаза, сказала извиняющимся тоном: «Детрус, теперь я вынуждена оставить вас. Надеюсь, что ненадолго. Здесь вы пока в сравнительной безопасности. Не разжигайте огня, не отпирайте засов, что бы не происходило снаружи, и старайтесь не подходить близко к окну - это не безопасно. В сумке найдете запас провианта и воды на несколько дней, зелья невидимости и изгнания нежити. Если что-то пойдет не так, вы сможете незаметно покинуть это место и вернуться на поверхность, хотя… В любом случае спасибо вам за все, что вы сделали для меня, и простите, что втянула вас в эту страшную историю. Видят боги, вы мне очень дороги, и я всего этого не хотела».
С этими словами она, боясь расчувствоваться и показаться слабой, быстро развернулась и вышла, прикрыв за собой дверь. Оставшись один в темноте, я тотчас нащупал тяжелый брус засова и надежно запер дверь изнутри. Стараясь оставаться незамеченным, я подошел к окну и стал наблюдать…
…Бела сидела на высеченном из серого камня кресле-троне в центре небольшой возвышенности посреди огромного зала. Со стороны казалось, что она дремлет, устало подперев щеку рукой, и не обращает внимание на происходящее вокруг.
Так в безмолвном ожидании прошло около получаса. А потом раздались звуки шагов. И шагов этих было много.
Стоя у окна, я видел, как зал заполнялся сотнями хорошо вооруженных людей. Судя по их виду, это были такие же бандиты и прочее отребье, с которыми мы столкнулись несколькими днями ранее – темные кожаные или грубые стальные доспехи, такие же черные короткие плащи, у некоторых - маски на лицах.
Бела продолжала сидеть с полузакрытыми глазами, никак не реагируя на происходящее. Из толпы окруживших ее и с опаской сохранявших почтительную дистанцию головорезов вышел высокий рэдгард атлетического телосложения в дорогой стеклянной броне - по всей видимости, старший этого отряда. Стараясь не показывать своей неуверенности и подбадриваемый грубыми выкриками товарищей, он приблизился к бретонке еще на несколько шагов и заговорил.
«Эй, ты меня слышишь? Это хорошо, что ты сама пришла сюда, дрянь. Ты сильно упростила нам задачу. В этом святилище силы нашего бессмертного хозяина велики, как ни в каком другом месте, поэтому лучше сама отдавай нам свои мечи и сдавайся. Тогда мы обещаем, что приведем тебя к нему живой и здоровой. А уже при встрече с ним здоровье тебе потребуется, не сомневайся», - у громилы оказался неприятный писклявый голос, никак не соответствующий его внушительной комплекции.
Головорезы одобрительно захохотали, наперебой выкрикивая угрозы и непристойности в адрес неподвижно сидящей посреди зала уроженки Хайрока. Неожиданно все они как по команде смолкли, потому что раздался очень тихий, но отчетливо слышный в каждом уголке зала голос Белы: «Скажи мне, рэдгард, не ты ли убил моего мужа, Атиса?».
«Нет, что ты, вовсе нет, - радостно хихикая от того, что может еще раз продемонстрировать свою осведомленность, затараторил гигант в стеклянных доспехах, - видишь ли, я не очень хорошо владею луком. А вот перерезать спящему горло – это точно по мне. Если уж тебе так интересно, то я приложил руку к убийству этих твоих знакомых – Стариса и Лорси. Я прикончил их ночью, когда они спали. Знаешь, я тогда еще подумал: эта твоя подруга Лорси – такая милашка! Я бы ни за что не отказался от возможности поразвлечься с ней, да и ребята мои тоже – верно я говорю? Да только вот повелитель этого не одобрил бы – приказал прирезать - и точка. А Атиса твоего убил Рипли – покажись-ка нашей гостье, старина».
Под одобрительные выкрики и шуточки своих товарищей мрачный темный эльф в надвинутом на глаза капюшоне, до этого незаметно стоявший в стороне, нехотя поднял руку с зажатым в ней луком: «Ну, я Рипли. И что с того? Велика ли разница, кого убивать – лишь бы платили».
Легкая судорога брезгливости пробежала по лицу Белы: «Ну что же, вот и встретились. А теперь… теперь вы все здесь сдохните, подонки». Бретонка медленно поднялась, с презрением обвела взглядом ошарашенных врагов: «И от рук вот этих ничтожеств погибли такие прекрасные люди! Хочу запомнить вас всех – как никак, видимся в первый и последний раз».
С этими словами, не дожидаясь ответной реакции рэдгарда и его подельников, бретонка подняла лицо к прокопченным сводам зала и что-то громко крикнула. В тот же миг висевшие до этого неподвижно под потолком наполненные горючей смесью огромные чаши-светильники отделились от своих полуистлевших креплений и со все возрастающей скоростью понеслись навстречу земле.
Стоя у окна и не в силах пошевелиться, я в изумлении наблюдал завораживающее зрелище, как вслед падающим светильникам с черных балок потолочного перекрытия под свист и улюлюканье невидимых глазу стрелков полетели десятки пылающих стрел, оставляя за собой черные чадящие следы. За мгновение до того, как стрелы настигли в воздухе смертоносные сосуды, и огненный вихрь накрыл все пространство зала, Бела, до этого стоявшая неподвижно и с наслаждением наблюдавшая за выражением ужаса на лицах убийц, одним легким прыжком оказалась в защитной тесноте ближайшего пустого саркофага, рывком задвинув за собой его тяжелую крышку-плиту.
Хлопок огненного взрыва и последовавший за этим гул всепожирающего пламени не могли перекрыть воплей ужаса и невыносимой боли, когда сотни негодяев, сдирая с себя вместе с кожей полыхающие доспехи, хаотично носились живыми факелами по древнему залу, безуспешно пытаясь найти спасительный выход, и не находя его.
Минутой позже выбитая ударом ноги плита надгробья с грохотом упала на каменный пол. Бела, живая и невредимая, карающей тенью скользила среди языков пламени и дымящихся кусков человеческой плоти, короткими ударами мечей добивая уцелевших бандитов.
Дойдя до одного из раненных, она быстро наклонилась над ним и, перекрывая вопли умирающих, с ненавистью выкрикнула в выжженные огнем слепые глазницы убийцы Атиса: «Так, говоришь, тебя зовут Рипли? И тебе, мразь, все равно кого убивать? А вот мне - не все равно!». Одновременный удар двух мечей - одним в сердце, другим в искаженный воплем рот - не позволили продажному данмеру ответить на эти последние в его жизни вопросы.
Сжимая в руках залитые кровью мечи, Бела медленно выпрямилась в полный рост посреди останков тех, кто еще недавно представлял из себя передовой отряд принца тьмы: «Ты так и будешь отсиживаться за спинами своего сброда, куча вонючих костей? Как же ты собирался править вселенной, жалкий трус? Я жду тебя, Артаго – ты ведь где-то рядом, я знаю это!».
Лишь только прозвучали эти слова, как со старых каменных ворот в дальнем углу зала посыпалась вековая пыль, и его покрытые паутиной полукруглые створки со скрежетом пришли во вращательное движение – кто-то с помощью магии или тайных ключей открывал запоры с другой стороны. Наконец ворота распахнулись, и… Ничего более мерзкого в своей жизни я не видел ни до, ни после: пестрая толпа нежити самого ужасного вида хлынула на полы и балконы древнего зала, заполняя его своей зловонной массой, но почти сразу же и остановилась, повинуясь властному жесту того, кто их возглавлял.
В десятке шагов от бретонки, слегка покачиваясь в воздухе, парил не касаясь земли огромный лич с почерневшей от времени короной на голове, под которой красными угольками светились злобные зрачки. Какое-то время лич и Бела с ненавистью изучали друг друга. Затем Артаго (а это был, конечно же, он) заговорил, и его голос, переходящий от хриплого рева к закладывающему уши свистящему визгу, был ужасен.
«Всякий, рискнувший ослушаться моей воли, обречен на мучительную смерть и забвение, - с каждым словом из пасти чудовища вырывались зеленоватые клубы зловонного дыхания, по его испещренному надписями на непонятном древнем языке золотистому нагруднику пробегали искрящиеся волны магической энергии, - и ты, презренная смертная, хочешь ты того или нет, скоро присоединишься к моему войску. Но знай: за то, что ты посмела противиться моей воле, смерть твоя будет ужасной…».
Бретонка продолжала неподвижно сидеть на своем каменном троне. Казалось, что она не слышит Артаго, думая о чем-то своем. Веки ее глаз были полуприкрыты, и только побелевшие от напряжения пальцы крепко сжимали рукояти мечей.
Затем, не глядя на своего врага, Бела, заговорила с плохо скрываемой злой иронией в голосе: «Так-так… Значит, еще один очередной «повелитель миров»? Который по счету, не напомнишь? Ну, давай посчитаем вместе: Король Червей, Подземный Король, Дагот Ур, Умарил, дракон Алдуин… Никого не забыли? Теперь - вот, знакомьтесь: еще один претендент – Артаго…».
Бела медленно поднялась с трона, тяжелым ненавидящим взглядом обвела стоявшую перед ней полукругом орду: «Что же вы никак не угомонитесь, твари? Как же вы замучили эту землю и ее народ! Ладно, хватит слов. К делу».
С последними словами стены святилища потряс гулкий удар, от которого вздрогнули каменные своды, с потолка полетели песок и мелкие камни. Драугры и зомби зашипели, начали затравленно озираться по сторонам, не понимая, откуда исходит опасность.
Последовал второй удар, третий… С четвертым ударом расположенные за спиной бретонки каменные ворота со следами магических рун выгнулись, словно от удара чудовищного кулака, а с пятым разлетелись на несколько крупных обломков, и огромное обитое стальными листами тупое рыло стенобитной машины имперского Легиона, невесть каким образом оказавшееся в глубинах подземного храма, вползло в зал в облаке пыли.
Мгновение – и сотни имперских легионеров, громыхая тяжелой броней, хлынули в образовавшийся пролом, на ходу перестраиваясь в укрытую щитами фалангу, ощетинившуюся копьями и алебардами, а за их спинами лучники уже натягивали тетивы своих луков с вложенными в них пылающими стрелами.
«Все как вы просили, госпожа Айсвинд, - изуродованное глубоким шрамом смуглое лицо молодого имперского генерала-редгарда пылало решительностью, - два полка уже зачищают лабиринты, третий блокировал все выходы из святилища. Остальные тоже здесь. Ни одна тварь, будь она нежить или просто бандит, не уйдет отсюда, клянусь честью своего рода!».
«Остальные?! Что значит - «остальные»…», - Артаго не успел прохрипеть свою фразу до конца, потому что на верхних ярусах и в боковых проходах вспыхнула жестокая схватка.
«Остальные – это все те, кого ты, куча гнили, уже загодя похоронил без их согласия, - Бела не скрывала своего презрения и ярости, - а теперь, тварь, они похоронят тебя сами».
В следующий момент бретонка и следующая за ней тяжелой поступью фаланга легионеров ринулись в атаку на армию принца Тьмы. В это же время одни за другими начали слетать с петель ворота более мелких боковых проходов, из которых на помощь сражающимся в зал продолжали вливаться все новые и новые отряды воинов – и кого только среди них не было!
Сияя отполированной броней с изображением волчьих голов на груди, небольшой, но отчаянный в своей ярости и желании отомстить за погибшего собрата Атиса отряд гильдии Соратников как кинжал в воск вклинился с левого фланга в армию драугров и зомби и, непрестанно орудуя мечами, начал рассекать их на две части.
В верхних ярусах подземелья и на балконах главного ритуального зала с неописуемым мужеством бился с нежитью большой сводный отряд воинов Братьев Бури. Я не мог поверить своим глазам, видя как бородачи-норды с двуручными топорами и боевыми молотами плечом к плечу со своими заклятыми врагами, имперскими легионерами, раз за разом дружно отбивали накатывающиеся бесконечными волнами атаки драугров, которых, казалось, гнала в бой неиссякаемая волна злобы, исходившая от Принца Тьмы.
…Сколько дней прошло после этой битвы, но до сих пор перед моими глазами стоит сцена, разыгравшаяся прямо под окном моего убежища: богатырского вида седовласый норд-ветеран из отряда Братьев Бури в старинном рогатом шлеме и изрубленных кожаных доспехах как осеннюю листву разбрасывал вокруг себя огромным топором наседающих драгуров, не забывая при этом прикрывать от смертельных ударов и поучать по ходу дела воинским премудростям двух жмущихся к нему совсем молодых пехотинцев-мечников из имперского Легиона: «Не лезьте на рожон, парни, кому сказал! Ишь ты, горячие какие! Вам еще жить да жить – у меня самого сыновья такие же, как вы… Смотрите и учитесь, как надо наносить удар: блок, еще блок, ложный замах, локтем ему в лоб – р-р-раз! Оглушаем, и – наискосок сверху вниз, чтобы напополам! Дв-а-а! Ха-ха! Видите, как просто. Запомнили? Осторожнее только… Кстати, меня дядей Брилем зовут… А вас?».
Ответ имперцев Бриль не услышал, потому что неожиданно пробудившийся в соседнем саркофаге от векового сна драугр вонзил ему в спину украшенный старинными гравировками черный меч. С искаженным от боли лицом норд успел развернуться и, выдохнув: «Надо же - в спину…», последним взмахом топора разрубил ожившего воина, а потом и сам замертво рухнул рядом…
В следующее мгновение и молодые легионеры должны бы были погибнуть под ударами наседающей нежити, но случилось неожиданное: залп горящих стрел огненным смерчем смел отряд драугров с балкона, а на верхних ярусах противоположной стены замелькали коричневые капюшоны лучников из гильдии воров: «Не дрейфить, парни! Рифтен своих не бросает!».
О боги, да как же она их всех собрала вместе?
…В самый напряженный момент сражения, когда казалось, что чаша удачи стала клониться в сторону непрестанно прибывающих бесчисленных орд нежити, произошло еще одно необычное событие. В тылу армии драугров возникло сначала непонятное смятение, а затем и паника. Из глубины заполненного нежитью центрального прохода раздались лязгающие звуки отчаянного рукопашного боя, а затем стоявшие ближе к воротам шеренги армии Артаго были смяты и отброшены ворвавшимся в зал отрядом орков числом не менее ста клинков, во главе которого, сверкая двуручным мечом из черного эбонита, прорубала себе проход в плотных порядках врага молодая полуэльфийка в орочьих доспехах с развевающейся гривой огненно-рыжих волос. Тина?! Жива?!
Артаго был в ярости. Молнии его заклинаний голубыми дугами хлестали по всей площади зала, испепеляя атакующее войско, разрушая стены и перекрытия – казалось, что своды святилища вот-вот не выдержат этих ударов и рухнут, погребая под собой отряды сражающихся воинов. При этом сам чародей и его ближайшее окружение в радиусе нескольких десятков шагов оставались абсолютно невредимыми: поддерживаемая им едва видимая для глаз защитная магическая аура не пробивалась ни зачарованными клинками, ни боевыми заклинаниями магов.
«Где этот чертов хаджит?! - срывающийся от напряжения хрипловатый, как у ее матери, голос Тины с трудом прорвался до моих ушей сквозь гул сражения, - Быстро тащите его сюда – иначе мы долго не протянем!». Минутой позже сражающийся по правую руку от полуэльфийки двухметровый орк в промежутке между наносимыми ударами секиры проревел, указывая кивком головы куда-то за спину, в сторону центрального прохода: «Нашелся наконец-то… И связались же мы с этим пьянчугой, будь он неладен! Моя бы воля… Эх-х!».
Плотный строй сражающихся орков как по команде расступился, и на освободившемся пятачке посреди бушующей сечи все увидели с трудом стоящего на ногах и покачивающегося невысокого хаджита в старых проржавевших доспехах, с простым стальным мечом в одной руке и недопитой бутылкой скумы в другой.
«Э-э, позвольте, это и есть ваш Принц Тьмы? И что прикажете с ним делать?» – по виноватой улыбке хаджита было видно, что он все еще не до конца пришел в себя после очень серьезного возлияния.
«Да в конце-то концов, довакин ты, или нет? Защиту сбивать надо, защиту, будь ты неладен! – казалось, что разъяренные орки, с трудом сдерживающие натиск нежити вокруг нетрезвого уроженца Эльсвейра, вот-вот сами готовы разорвать своего хвостатого товарища на куски, - крикни ты, наконец, на лича этого, да погромче!».
«Ну-у-у, так бы сразу и сказали, - расплылся в довольной улыбке медленно приходящий в себя хаджит, и сделал предостерегающий жест руками - а ну-ка, ребята, поберегись!».
Вырвавшаяся из глотки довакина волна смертоносного драконьего крика невидимым тараном ударила в самую гущу войска Принца Тьмы. Передние шеренги нежити были просто размазаны по полу или стерты в мелкую крошку, которая серым облаком накрыла зал. Когда пыль осела, стало видно, что защитная аура Артаго исчезла начисто, а магическая энергия покинула его. Сам лич оказался буквально вколочен в каменные блоки противоположной стены.
Каким-то невероятным усилием ему удалось вырвать свое безобразное тело из каменных тисков и он, как щепки разбрасывая придавившие его дубовые балки и многопудовые обломки стены, вместе с остатками своего поредевшего войска двинулся в сторону маленького хаджита, продолжавшего все так же слегка покачиваясь стоять посреди заваленного трупами зала и немного растеряно наблюдать за происходящим.
Две закованные в доспехи женские фигуры и отряд орков перегородили дорогу Артаго. Шатающаяся от усталости бретонка отбросила в сторону последнюю пустую склянку из-под укрепляющего здоровье зелья, тяжело дыша, сказала негромко, но так, что ее услышали все: «Только оставьте его нам. У нас тут личные счеты». Затем повернулась осунувшимся лицом к Тине: «Девочка моя, помогай!».
В следующий момент три эбонитовых клинка в едином порыве рассекли налетевшую на них волну атакующей нежити, и вместе с мечами зеленокожей гвардии как жернова смертоносной мельницы начали перемалывать шеренги не знающих усталости и страха драугров. Иногда казалось, что толпы нежити окончательно поглотили Белу и Тину, но раз за разом две копны развевающихся волос, одна ослепительно белая, седая, а другая огненно рыжая, как две кометы вспыхивали в самой гуще боя, постепенно продвигаясь к своему главному врагу.
Не смея ослушаться приказа бретонки, сборное воинство Скайрима живым кольцом окружило место решающей смертельной схватки, не позволяя новым отрядам нежити пробиться на помощь к Артаго, но и не вмешиваясь в ход самого поединка. Лишь изредка отдельными выкриками бойцы, как могли, поддерживали сражающихся.
И вот настал решающий момент боя, когда Принц Тьмы остался один на один с двумя своими самыми непримиримыми противниками. Огромные когтистые лапы лича, одного удара которых было бы достаточно, чтобы разорвать на куски воина в тяжелой броне, с молниеносной быстротой неслись навстречу двум воительницам, но всякий раз встречали пустоту или непробиваемый блок из эбонитовых клинков.
Артаго отступал, постепенно прижимаясь к стене подземного храма. Неуловимым движением уклонившись от его очередного удара, Бела коротко крикнула: «Левая!», одним движением скрещенных клинков заблокировав в воздухе левую лапу лича, и изо всех сил прижала ее к стене. Секундой позже Тина с яростным выдохом вложила всю силу в удар двуручника и отсекла зажатую конечность монстра по самое плечо: «За отца!». «За Атиса!», - эхом отозвалась Бела.
Мгновение – и вторая лапа с металлическим звоном покатилась по каменному полу святилища. Артаго был обезоружен, но не сломлен: «Несчастные, вы ничего не сможете сделать со мной! Мой дух сегодня же обретет другую, еще более могущественную оболочку, и я снова вернусь! Сегодня же, слышите, глупые смертные, сегодня же!».
«Вот это вряд ли. А ну-ка, дочка, придержи эту кучу костей!», - с этими словами Бела бросила верные эбонитовые клинки в ножны, а в руках ее засверкал магическим светом необычный старинный кинжал с тонким лезвием извилистой формы и инкрустированной рубинами рукояткой.
Артаго все понял, но было слишком поздно. Кинжал захвата душ! Вечное заточение в камне без шанса обрести свободу и власть! Только не это!!!
Разящим ударом двуручного меча Тина пробила золотой нагрудник чудовища и пригвоздила его к стене. Лич взревел, рванулся изо всех сил в одну сторону, в другую, пытаясь уклониться от следующего, самого страшного для него удара - но тщетно.
Бретонка, удерживая кинжал двумя руками, с силой вогнала его прямо между горящих ненавистью глаз принца тьмы, хрипло крикнула: «За всех, кого ты уничтожил! Никогда ты больше не сможешь вернуться! Никогда!».
В следующий миг голубые волны магической энергии с треском грозовой молнии пробежали от Артаго через кинжал по телу Белы и исчезли, словно поглощенные ее доспехами. Последовавшая за этим ослепительная вспышка разметала всех, кто находился поблизости от лича, а затем в зале наступила неожиданная тишина.
И в этой тишине по толпе воинов ветром пронесся вздох изумления: на том месте, где за мгновение до этого находился Артаго, дымилась небольшая горстка пепла и лежало иссохшее тело темнокожего мальчика-подростка в дорогой полуистлевшей одежде с вышитой на плече золотой буквой «А» и фамильным гербом королевства Сентинел на груди.
«Вот и все, что осталось от настоящего принца Артаго, - охрипший голос генерала-рэдгарда был задумчив и даже печален, - а где же лич, госпожа Айсвинд?». Вместо ответа Бела извлекла из-под доспехов засиявший ярким голубым светом камень душ, небрежно бросила его на пол: «Тварь здесь, в вечном заточении». Затем, тяжело дыша, обвела взглядом усеянный трупами и стонущими раненными зал и, с трудом выговаривая слова, едва слышно прошептала бледнеющими губами: «Ну, вот и все, дело сделано… Отомщены…».
Тяжело опираясь на верный меч и держась рукой за левую сторону груди, сделала два шага в сторону бросившейся ей навстречу дочери и, не дойдя, упала лицом на залитый кровью пол.
А затем звенящую тишину заполненного сотнями воинов святилища распорол полный отчаяния женский крик…
«Это война не солдат, но сердец»
Азирр Траджиджазери
…Много слухов и небылиц можно услышать от путешественников и бардов в придорожных тавернах и на рыночных площадях нашей империи.
Говорят, что спустя год после уничтожения принца тьмы Артаго на бескрайних просторах Скайрима то тут то там стал появляться небольшой, в несколько десятков всадников, хорошо вооруженный отряд конных орков, которым командует (так уж говорят - ну что тут поделаешь) молодая прекрасная полуэльфийка с глазами цвета осенней листвы и огненно рыжими волосами.
Говорят, что отряд этот неожиданно возникает всякий раз в тех местах, где бесчинствуют вампиры, банды грабителей или отряды альдмерского доминиона, пробуждают от векового сна орды нежити жаждущие всемирного господства нечестивые некроманты, или наводят ужас на мирных жителей древние как мир драконы.
Всем им несет неминуемую гибель маленький закованный в броню эскадрон, пытающийся достичь поистине невозможного – истребить всякое зло у северных границ Империи Тамриэль.
Говорят, что огневолосая (так называют ее местные фермеры) никогда не вступает с врагом в переговоры и не берет пленных, а ее конница атакует всегда на рассвете и только со стороны восходящего солнца, выстроившись клином, как стая перелетных птиц, улетающих по осени из холодного Скайрима в теплые земли Эльсвейра.
Говорят, она не знает страха в бою, и от удара ее двуручного меча не может защитить ни одна, даже самая крепкая даэдрическая броня или драконья шкура, потому что клинок этот выкован из самого чистого эбонита лучшими мастерами в Небесной Кузнице Вайтрана и зачарован большим камнем душ, в котором навеки заточен проклятый богами дух падшего принца Артаго.
Говорят, что каждый воин ее отряда стоит десятка отборных наемников и готов отдать жизнь за свою предводительницу. Ее авторитет среди орков Скайрима велик настолько, что они единогласно избрали ее, полуэльфийку, женщину иной крови, своим единым вождем, чего в прежние времена невозможно было себе и представить.
А еще говорят, в этом отряде есть маленький воин-хаджит, который хоть и не носит иной брони кроме старого помятого нагрудника из обычного железа, да и клинок у него, к слову, самый что ни на есть захудалый, но зато враги боятся его пуще смерти. Потому что он любит пить скуму, а когда выпивает ее слишком много, то убивает драконов…
…Говорят, что два раза в год, весной, когда вскрываются ото льда горные реки Скайрима, а вдоль их берегов расцветают источающие свет и тонкий перезвон корни Нирна, и по осени, когда знаменитые березовые рощи под Рифтеном укрывают землю шатром золотых листьев, огневолосая приходит к скромному могильному камню у Привала Беженцев, что на границе с Морровиндом.
Там, возле черной могильной плиты, на которой высечены только два имени, она подолгу сидит на холодной земле, положив руки на шершавый гранит, и тихо о чем-то говорит, обращаясь к невидимым собеседникам, пока ее рыцари безмолвно берегут покой своей королевы, окружив ее живым кольцом стали…
Говорят, что правда обязательно победит ложь, и каждый негодяй еще при жизни получит стрелу в глаз или удар клинком в свое черное сердце.
Говорят, что деньги, богатство и власть – не главное в этой жизни, а настоящая любовь на самом деле существует и никогда не умрет.
Говорят, что наша прекрасная империя Тамриэль и встающие на ее защиту герои будут существовать всегда, а история Древних Свитков еще не написана до конца, и не все их тайны разгаданы.
Да, именно так говорят барды.
А еще они говорят, что секрет силы огневолосой предводительницы орков - в ее необычном сердце. Будто бы у нее сердце не человека, а дракона. Можете представить себе такое?
Неужели кто-то еще верит во все эти глупые сказки? Уж кто-кто, а я-то точно знаю, что в груди у Тины бьется не сердце дракона, а доставшееся ей по наследству горячее сердце прекрасной авантюристки.
- Детрус Лонгблэйд -
5-е число месяца Руки Дождя 228 года 4-й эры, Вэйрест
08.03.2008, 12:41
Творчество по The Elder Scrolls
