[Мозг]

20 лет Чернобылю: 200 тонн урана и плутония испарились при температуре 40 тыс. г

Двадцать лет назад, 26 апреля 1986 года, на Чернобыльской АЭС взорвался четвертый реакторный блок.
Через месяц московский физик-ядерщик Константин Чечеров впервые пролетел на вертолете с только что приобретенным американским прибором для измерения радиации над пострадавшим реактором.
Он видел тысячи солдат, которые захоранивали радиоактивные материала. Чечеров был возбужден, он думал, что это главный шанс в его жизни - одним из первых оказаться на неисследованной территории.
С тех пор никто тщательнее, чем он не изучил самую крупную катастрофу мирного времени. Более полутора тысяч раз Константин Чечеров, сотрудник московского атомного центра, института имени Курчатова, побывал в реакторном блоке. Он проводил измерения, съемку, по результатам исследований им написаны более сотни статей. Сегодня Чечеров впервые представляет свою работу в Германии, на международной конференции, посвященной Чернобылю. На заседании в берлинской клинике "Шаритэ" речь идет, прежде всего, о последствиях катастрофы для здоровья человека.
Чечеров неудобен. Человек, лучше которого никто не знаком с пострадавшим реактором, ставит под серьезное сомнение как общепринятый взгляд на ход катастрофических событий, так и на их последствия. Он говорит, что в 1986 году в окружающую среду попало не 3-5% радиоактивного топлива, а более 90%, примерно 200 тонн урана и плутония. "Когда я первый раз оказался в шахте реактора, я был совершенно поражен, - говорит русский физик-ядерщик. - Мы ожидали увидеть массы материала, выплавившегося из реакторных стержней. Но шахта была почти пуста. В тот день топливо улетучилось, оно поднялось на высоту в 20 метров над корпусом реактора и испарилось при температуре 40 тысяч градусов, после чего рассеялось над Северной Европой. Если бы взрыв произошел в самом реакторе, то мы не нашли бы там полностью сохранившееся оборудование, тем более с остатками краски".
Украденные топливные элементы
Открытия Чечерова имели огромное значение для оценки катастрофы. Долговременные последствия для здоровья человека и состояния окружающей среды оказались более значимыми, чем считалось до сих пор, как и риски эксплуатации немецких реакторов. Новый саркофаг над руинами реакторного блока надо конструировать совсем не так, как планировалось. "Опасности для Западной Европы от сооружения больше нет, только для ближайших окрестностей, - говорит Чечеров. - Блок достаточно просто законсервировать".
Тезисы Чечерова на Западе известны, многие с ними не согласны, но обсуждаются они все больше. "Западные эксперты никогда не изучали реактор изнутри", - говорит Чечеров. Странно, продолжает он, что все еще живо тогдашнее решение советского политбюро, согласно которому почти все топливо осталось в реакторе. Это так же неправильно, как и данные о количестве песка и бетона, которое было сброшено на взорвавшийся реактор. "В таком случае блок был бы засыпан полностью. Однако по нему можно свободно передвигаться".
Опасность обрушения саркофага - это не главное, считает Чечеров. Постоянно происходит воровство радиоактивных материалов, в частности килограммовых топливных элементов. В 2005 году части топливных элементов были обнаружены у рабочих. Также нужно срочно возводить склад радиоактивных отходов, предназначенный для сотен тонн урана и плутония из отключенных первого, второго и третьего блоков. "От них исходит настоящая опасность. На своем месте они могут оставаться только в течение восьми лет".
Чернобыль многому научил Россию, считает физик-ядерщик. Может ли он представить себе, что подобная катастрофа повторится? "В любое время и в любом месте, - говорит Чечеров. - Атомные электростанции - это сложнейшие комплексные системы. А люди иногда ошибаются".

[Renatei]

Сообщение от Мозг

20 лет Чернобылю: 200 тонн урана и плутония испарились при температуре 40 тыс. г

Двадцать лет назад, 26 апреля 1986 года, на Чернобыльской АЭС взорвался четвертый реакторный блок.
Через месяц московский физик-ядерщик Константин Чечеров впервые пролетел на вертолете с только что приобретенным американским прибором для измерения радиации над пострадавшим реактором.

Он мог бы не приобретать дорогой американский прибор а просто пролететь на МИ-28Р с новейшим оборудованием радио-локационной разведки. Машина эта была пригнана через пару дней после аварии...Потому что остальные приборы либо сгорали либо они просто зашкаливали.
Да это и неважно. Так для сведения.

[Uncle Splin]

Сообщение от Мозг

20 лет Чернобылю: 200 тонн урана и плутония испарились при температуре 40 тыс. г

как-то не особо убедительно....
такими данными выходит, что выброс был намного больше - вопрос, что все приборы и измерения врут?

[Мозг]

Чтобы помнили. Чернобыльские рассказы очевидца - Натальи Мозговой

Кому интересна тема-прочтёт


Чернобыль-1. Последствия.
- Сергей, откуда берутся снимки детей-мутантов, которые обошли все газеты?

Саверский: «130 000 человек были отселены из зоны. Многие чернобыльцы до сих пор живут в отдельных районах, держатся отчужденно. Многие, так и не прижившись на новом месте, запили. Водка сегодня стоит дешевле Боржоми... Это серьезная социальная проблема. Два года назад наши врачи заявили, что мутации происходили от алкоголизма, курения, а не от последствий радиации. Детский дом под Киевом, где были сфотографированы дети с различными отклонениями, существовал и до Чернобыльской аварии. Что касается проблем со здоровьем – 3.2 миллиона человек до сих пор проживают на зараженной в той или иной степени территории, из них 700 000 - дети. У ликвидаторов аварии различных заболеваний в 2.8 раз больше среднего показателя,
а у «чернобыльских» родителей больные дети рождаются в 3.6 раза чаще... А мутации – все относительно. Возьмем, скажем, деревья – есть в зоне места, где хвоя у сосен была в два раза длиннее, зараженные грибы были, но, в общем, не очень большие...

- Что скажете о людях, которые пробираются на пикники в зону? Говорят, если на могильниках палатку не разбивать, оно и не смертельно...

- Смертельных доз радиации в зоне не осталось, или места охраняются. Но тем не менее, кончиться это может плохо. Вдохнешь ты, скажем, радиоактивную частицу. Она попадет в легкие. 5 сантиметров легочной ткани отомрут, она опустится ниже, и так далее. Возникнет раковая опухоль, рак кишечника, да мало ли... Тут, когда мы сидим в комнате в Чернобыле, это еще ничего. А на улице – это уж как ветер подует.

- А почему территорию зоны отчуждения не очистили до конца? На что ушли эти 130 миллиардов долларов с 86-го по 2000 год, помимо пособий пострадавшим?

- Пятна цезия разбросаны на десятки километров. Ты предлагаешь выкорчевать весь этот лес? Для всех Чернобыль вроде как закончился, как будто его больше не существует. Каждый раз со сменой министров меняется и политика... А зараженные материалы продолжают растаскивать. В Полесье я разговаривал с местным населением, говорю: «Зачем вы себе здоровье гробите, в зону лезете?» А они: «Раньше тут были колхозы, была работа. А сейчас работы нет. Вот продам я этот металл, и будет детям хлеб...» Может, если превратить зону в заповедник с соответствующей охраной, люди сюда не полезут...
- А за что, кстати, вы так «Сталкера» не любите?

- Я очень люблю Стругацких, но «Сталкер» - это, простите, фантазии неуравновешенного человека....

...........

Андрей Сердюк, бывший министр здравоохранения, ныне - директор Института гигиены и медицинской экологии АМН Украины, после аварии говорил о необходимости эвакуации Киева.


«Сегодня трудно сказать, что тогда делали правильно, а что – нет. Это была самая серьезная радиоактивная катастрофа в истории человечества, и дай бог, чтобы она была последней. Даже в Хиросиме больше людей погибли от самого взрыва, от температуры, от взрывной волны, а не от радиации, а Чернобыль – это сотни хиросим. Киеву еще повезло – в первые дни ветер со станции дул на Белорусию.
И тем не менее...
В мае 1986-го я каждый день выкладывал на стол министра здравоохранения вот эти докладные. Вот, пожалуйста: 1 мая 100 человек уже были госпитализированы с лучевой болезнью, 2 мая радиоактивный фон в Киеве был 1100 микрорентген в час, в сто раз выше нормы. А во время первомайской демонстрации на Крещатике дозиметр показал 3000 микрорентген в час. Вода, молоко – во всем радиационный фон был выше нормы. При этом нам приходилось собирать эту информацию по крупицам, потому что Москва, перекрыв зону, твердила, что все в порядке. Норвежцы, шведы, финны передавали информацию о радиоактивном фоне, а мы практически ничего не знали. Сегодня трудно сказать, что тогда было правильно, и что неправильно. От дозиметров было мало толку – погода менялась, и замеры могли стать неактуальными уже через несколько минут. Мы брали кровь у эвакуированных из зоны, проверяли людей на наличие лучевой болезни. Симптомы пострадавших от радиации не совпадали с описанным в учебниках, дозиметры зашкаливало, так что сегодня никто не может с точностью сказать, какие дозы радиации мы тогда получили.
Вроде я врач, но и мы были тогда такими дураками. После аварии, когда мы поехали в зону проверить обстановку, мы там вышли на дороге закусить, разложили бутерброды на капоте машины... Все вокруг было заражено, во рту стоял привкус железа, но солнышко светило, погода была чудная, Москва как раз сообщила, что через несколько месяцев четвертый энергоблок будет восстановлен и на станции завершат строительство новых энергоблоков. Людей отселяли всего на несколько километров от станции. Только потом, когда поняли, насколько серьезно заражена территория - начали выселять их дальше...
В те дни обсуждался план эвакуации Киева. Мы пытались как-то оценить происходящее, дать прогноз дальнейшего распространения радиации, - чтобы в Москве решили, насколько необходимо эвакуировать трехмиллионный город. В основном, конечно, участники комиссии пытались смягчить прогнозы. Академик Ильин, ведущий ученый в сфере радиоактивной безопасности, сказал мне тогда: «То, что я увидел в Чернобыле, не приснится в самых страшных снах». И 7 мая, когда в 11 ночи должны были принять это решение, после бесконечных переписываний черновика, в рекомендации напечатали: «Радиоактивный фон в Киеве представляет опасность», - а снизу от руки было приписано: «Не очень...» Перспектива эвакуировать огромный город представлялась тогда не менее страшной... Может быть, американцы при катастрофе таких масштабов и решились бы эвакуировать население. У нас же предпочли просто завысить радиоактивную норму.
И все же 15 мая из Киева вывезли свыше 650 000 детей, - вначале – на 45 дней, потом – на два месяца. Этим самым их избавили от тех доз радиации, которые получали взрослые. Но даже через четыре с половиной месяца радиоактивный фон в Киеве был в 4-5 раз выше нормы.
В чем трагедия Чернобыля? В том, что туда посылали молодых людей, часть которых погибли, часть стали инвалидами. Единственное, в чем повезло тогда Украине – что авария произошла во времена Советского Союза, потому что ни одна страна самостоятельно не справилась бы с такой катастрофой. По всему СНГ сегодня рассеяны около 900 тысяч ликвидаторов. Если бы Украине пришлось с этим бороться самостоятельно, мы бы просто похоронили все молодое поколение.
Ликвидаторы, которые репатриировались в Израиль, должны требовать компенсацию не от Израиля, а от России, потому что она несла ответственность за этот эксперимент. Сегодня, когда уже нет СССР, мы в Украине не в лучшем положении, чем ваши ликвидаторы...

- Считается, что сотни тысяч людей пострадали не от радиации, а от стресса.

- Душевное здоровье – не менее важный фактор. Миллионы живут в стрессовом состоянии уже 17 лет, в постоянном страхе за здоровье детей, - и большинство «чернобыльцев» действительно страдают от вегето-сосудистых заболеваний, нарушений нервной системы.

Профессор Иван Лось, руководитель лаборатории радиоэкологии Научного центра радиационной медицины:

«По мнению МАГАТЭ, если нет радиационного загрязнения, так и проблем нет... Но это не так - люди живут в постоянной депрессии, в апатии, с ощущением обреченности. И мы не знаем, как с этим бороться. Что можно сказать молодой девушке, которая боится рожать детей, и говорит: «Я не знаю, сколько мне осталось жить»? Прибавьте к этому еще политическую нестабильность, тяжелую экономическую ситуацию – все это в совокупности влияет на физическое и моральное состояние людей. Сегодня, когда речь идет о реабилитации зараженных земель, нужно думать и о том, как построить там заводы, чтобы люди не страдали еще и от безработицы. Если снять какие-то факторы стресса, риск того, что проявятся последствия радиации, становятся меньше. Тогда мы не знали, что на стресс надо обращать не меньше внимания, чем на собственно радиацию. Бояться радиации и ее последствий – это нормальная человеческая реакция. И когда происходит такая катастрофа, выясняется, что мы создали опасные технологии, будучи совершенно неспособными справляться с их возможными последствиями. Это заколдованный круг. Без атомной энергии мы не можем повысить уровень жизни, - скажем, сегодня 50% энергии Украина получает с 4 действующих АЭС. Но атомные технологии – не для бедных, потому что переработка отходов требует десятков миллиардов долларов.

- Как вы оцениваете ситуацию сегодня?

- Сегодня население делится на две части: те, кто не хотят больше об этом слышать, они хотят зарабатывать и жить. Эта категория меня, как специалиста, не беспокоит, потому что они смотрят в будущее. Вторая половина говорит: «Вы нам всегда врали, я вам не верю», - так что даже если ты приведешь им 10 профессоров, они все равно предпочтут накручивать друг друга слухами... Иногда, когда мы встречаемся с людьми, которые боятся есть овощи со своего огорода – нам приходится перед ними есть клубнику, пить молоко, - чтобы они поверили, что это не опасно. Нужно менять методику разъяснительной работы с населением, но это требует затрат, а денег нет.

- Почему населению после аварии запрещено было продавать счетчики Гейгера?

Лось: «Люди покупали приборы сами, на черном рынке. Батарейки скоро заканчивались, или они ломались, и люди не знали, что с ними дальше делать. Для того, чтобы это было действенным - счетчик должен быть качественным, замеры должны делать специалисты».

- Есть ли способы и, главное, резон, бороться с радиофобией?

- Логика не всегда помогает. Как-то ко мне пришел председатель колхоза, и говорит: «Моя жена хочет переехать подальше от Чернобыля, а у меня работа, дом... Что делать?» Я ему честно сказал, что там, куда он собирается ехать, природный радиоактивный фон выше, но если его жене станет от этого легче – пусть едет. И он в итоге переехал. Сегодня даже само слово «Чернобыль» вызывает раздражение, страх. Не атомные сстанции вообще, а конкретно чернобыльская АЭС.
Станцию закрыли, но на деле ее будут продолжать закрывать еще долго.
Естественно, основную дозу люди получили в первые дни после аварии, но ее последствия достанутся и нашим детям. Москве нужен был этот эксперимент, а мы все стали его заложниками. Сегодня на каждого жителя Украины приходится по 1.5 кубометра радиоактивных отходов, в дополнение к природному радиоактивному фону. Помимо Чернобыля проблем хватает - от урановых шахт идет радиация, плюс к тому - отходы металлургии, угольные шахты, действующие атомные электростанции... Через три года Россия начнет возвращать нам переработанное ядерное топливо. Период полураспада плутония – десятки тысяч лет, кто через сотни лет будет помнить, где что захоронили? Доза будет уменьшаться со временем, но она не исчезнет. Шведы закапывают это максимально глубоко, Россия – далеко, а у нас – прямо под боком.

- Считается, что в Украине 3.5 миллиона жителей получили дополнительную дозу радиации, из них – 1.3 миллиона детей. 17 лет спустя - как авария реально отразилась на здоровье людей?

- Все боятся мутантов, но как раз про это говорить рано – для этого должны пройти несколько поколений. А телята с двумя головами где угодно в мире рождаются. К стандартным показателям смертности от рака только в Киеве после аварии ежегодно добавляются еще 14 смертей. Вроде бы на
3 миллиона человек цифры не такие страшные – но этих 14 лишних трагедий могло бы и не быть... Это грандиозный и страшный эксперимент над людьми, к которому по проишествии времени начинают относиться с непростительной легкомыслием, как к чему-то, что «уже прошло». А ведь радионуклиды никуда оттуда не денутся на протяжении десятков тысяч лет, и из трещин в саркофаге продолжаются выбросы радиоактивных веществ.
От последствий аварии пострадали 2216 населенных пунктов, и при том, что Киев к их числу не относится, - 69984 детей в Киеве страдают от увеличения щитовидной железы. В первые дни в воздухе было много радиоактивного йода, который на сто процентов усваивается кровью, и достигает щитовидной железы. У детей щитовидная железа в 10 раз меньше, а дозу они получали такую же. Кроме того, их основное питание – это молочные продукты... Трава тогда была радиоактивной, а корова в день съедает 50 килограммов травы... Дети проживут дольше, чем мы, поэтому и шансы заболеть раком у них выше, чем у человека, который подвергался воздействию радиации в зрелом возрасте. До 86-го случаи рака щитовидной железы у детей можно было по пальцам пересчитать, а сейчас таких случаев их 2371, - включая 36 детей, которые родились после аварии.

- Существует центр радиационной медицины, посреди Киева висит табло, указывающее радиоактивный фон... Чего, собственно, сегодня не делают?

Сердюк: «Наблюдение за этим сегодня менее интенсивное, чем должно был быть.
Те, кто был детьми во время аварии, заводят сейчас свои семьи, у них рождаются дети... Проблема в том, что поскольку государство бедное, оно не всегда может обеспечивать нормальную профилактику этих заболеваний, даже тогда. Когда мы знаем, что нужно делать.

- Да, кстати. Ваше мнение о «радиоактивном туризме»?

Лось: Когда я был в Швеции, на одной из атомных станций я увидел возле бассейнов, где охлаждают топливные сборки, экскурсию школьников. Они там наблюдали черенковское свечение, замеряли уровень радиации, что-то высчитывали... Это меня поразило. Я думаю, что если такие вещи делать - так не ради денег, а в разъяснительных целях. Ведь в конце концов, некоторые участки в Чернобыльской зоне чище, чем Киев...


Чернобыль-2. Мародеры.
30-километровая зона отчуждения (100 километров от Киева, если по прямой), - понятие достаточно условное.
- А что, - наивно спрашиваю я на КПП Дитятки, - По эту стороны zabora радиация кончается?
- Естественно, - с серьезным видом ответствуют они. – Колючая проволока отлично сдерживает радиактивные частицы...

...Впрочем, Чернобыль по земле разносят не столько стихии, сколь сами двуногие.
.........
Логика государства проста: рисковать жизнью нескольких тысяч работников зоны считается оправданным, поскольку ущерб от возможного распространения радинуклидов несоразмеримо выше. Да и самих работников зоны не так сложно убедить оставаться работать в этом проклятом месте – риск заболеть раком несколько эфемерен, а вот надбавки к зарплате - вполне осязаемые. Судите сами: надбавка в 300 гривен, когда в Украине сотрудник милиции получает до 400 гривен. Выслуга лет – один к пяти, 15 суток ты на работе, 15 – дома, да и не 86-й уже на дворе, вроде не так уж и опасно... В то время как в других районах милиции не хватает для полного комплекта кадров по 10 человек и больше, в каждой роте, охраняющей зону отчуждения, не хватает максимум 4 человек.
Впрочем, на зоне давно уже зарабатывают не только честные трудяги. Помимо работников 19 действующих на территории зоны предприятий и 3000 официальных «туристов», посещающих ежегодно собственно атомную электростанцию, каждый месяц в зоне попадаются с поличным мародеры.


Периметр зоны – 377 километров (73 – в Украине, 204 – в Беларусии), основные дороги блокируют КПП, саму зону патрулируют пять рот работников милиции. Но с площадью в 1672 километра, ветхим забором, местами отсутствующим напрочь (километров эдак на 8), - все меры предосторожности не способны остановить мародеров, вознамерившихся утащить что-нибудь из брошенных квартир Припяти или отстойников радиоактивной техники, так что Чернобыль сам мало-помалу расползается по миру – если не в виде летящих по ветру радиоактивных частиц, так по крайней мере, в виде вывезенного из зоны зараженного металла, новогодних елок, выловленной в Припяти рыбы и т.п. С начала года в зоне уже были задержаны 38 незаконно проникших туда граждан.


«Дороги-то перекрыты, но люди приходят с лошадью с телегой, или грузят зараженный металл на санки, - поясняет Юрий Тарасенко, начальник отдела зоны Чернобыльской АЭС ГУ МВД Украины в Киеве. – И те, кто его берет, не проверяя, в пунктах приема металла - безответственные люди, но им главное – чтобы побольше весу было, больше денег...»

Ни патрули, ни статистика роста раковых заболеваний не отпугивают любителей адреналиновых пикников в 30-километровой зоне. Одних привлекают легенды о чернобыльских сомах ростом с небольшого кита и поросятах с копытцами наподобие ручек младенца, а кто-то идет «на дело», попытаться снять пару-тройку дверей с машин на отстойнике радиоактивной технике. Издалека, «Россоха» ничем не отличается от обычного кладбища старых автомобилей.


Подойди на пару десятков метров - и мурашки начнут топтать спину, аки скаковые лошади. На огромном поле, обведенном колючей проволокой, стоят аккуратными рядами тысячи машин. Ряд пожарных машин, ряд БТР, бульдозеров, автобусов, минибусов, частных машин, вертолеты, небольшой самолет, - свыше 2000 единиц техники, принимавшей участие в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.


Те машины, которые после работ «фонили» почти как четвертый блок, были зарыты в могильнике на Буряковке. Зато металл с открытых отстойникой потихоньку пытаются «реализовать» - порезать, вывезти на дезактивацию, и продать. Скандалы, поднятые обнаружением «грязного» металла за пределами зоны, вынудили администрацию запретить частным предприятиям операции с металлоломом, и переложить ответственность на госпредприятие «Комплекс». Тем не менее, судя по количеству отсутствующих дверей у машин на «Россохе», бедность или жадность побеждают страх. «Воры металла», разбивающиеся в других районах Украины при попытке срезать провода с электрических столбов, добрались и до Чернобыля.

Даже с одного из вертолетов, с которых пожарные гасили в первые дни горящий реактор, и к которым ни один человек в своем уме приближаться не станет, кто-то умудрился срезать лопасти.


10-15% краденного имущества, вывозимого из зоны обходными путями – радиоактивно. Поскольку явление это давно стало массовым, у прокурора припятского района Сергея Добчека работы хватает. Сам он, к слову сказать, ведет крайне здоровый образ жизни: с утра, при любой температуре, бегает купаться в речке Припять. «Радиация в небольших дозах даже полезна, - бодро рассуждает он. – Это как холодной водой обливаться – тот же шок для организма. Если я здесь работаю, дышу этим воздухом четыре года, а летом, скажем, жарко – так почему бы не искупаться в Припяти?» Потом, чуть посерьезнев, добавляет: «Понятно, что лучше от этого не становится, но если все время бояться радиации, так и работать невозможно. Все равно ведь реакции внутри саркофага продолжаются, и эти выбросы оседают тут в виде радиоактивной пыли...»

[Мозг]

Поскольку брошенное имущество в зоне как бы никому не принадлежит, судить мародеров, несущих из зоны «мирный атом в каждый дом» можно только за вынос из зоны зараженного оборудования, что считается экологическим преступлением.
- А как насчет могильников, которые, говорят, уже никто не помнит, где зарыты?
- Могильники были построены сразу после аварии, без опыта в этой сфере, без подходящего оборудования. ... Существуют крупные могильники с глиняным укреплением, но есть также около 800 буртов, где грунт и лес зарывали на месте, и просто ставили табличку: «радиоактивно». Сегодня специалисты отслеживают, нет ли движения радиоактивных частиц, чтобы они не попали в реку. Есть также проблема с тампонированием артезианских скважин. Их в зоне 359, и до сих пор затампонировали только 168, а оттуда радинуклиды могут попасть в грунтовые воды...»
- А помимо экологических преступлений?...
- Есть сейчас большое дело по поводу несанкционированного использованиея средств на ЧАЭС. А так, бытовые преступления... В прошлом году было в зоне два убийства: кто-то из самоселов застрелил другого из ружья. И в другой раз на кладбище было обнаружено тело бомжа – какая-то шайка пыталась украсть металл, что-то не поделили, и одного задушили...
- Почему они еще в зоне?
- По нашим законам, их можно только вывезти отсюда, дать штраф... Но штраф им заплатить все равно нечем, а вывезешь их отсюда - все равно вернутся...
Я начинаю снова терзать Тарасенко: «Говорят, в Припяти укрываются преступники. Ваши пять рот их там не ловят?»
«В зону не так сложно проникнуть, и еще легче в ней спрятаться, - говорит он. - 72 населенных пункта были эвакуированы, в зоне сейчас тысячи пустующих домов.
Были местные жители, которые получили судимость до или после аварии, отсидели, вернулись – а город пустой... Ну, и пошли в какое-нибудь село – грибы, рыба есть...»
- А вы сами почему счетчик гейгера с собой не носите?
«Да радиации боюсь, - улыбается он. – Накопители каждый носит (показывает значок, внутри которого – таблетки, которые в конце месяца проверяют, и если полученная за это время доза превышает норму – его эвакуируют из зоны). Наши ребята тоже едят рыбу, которую ловят здесь... Если костей не есть, так и ничего.
Проверяют. Естественно, на наличие радиоактивности. Разные сорта рыб по-разному радиацию воспринимают. Вот, скажем, поймали рыбу на 70 беккерелей – съели, это считается чистой. А 150 – нельзя.
- А в обычной рыбе, не из Припяти, сколько этих самых беккерелей?
- Не знаю...


...Вокруг вахтенного поселка Чернобыль – леса, по ночам воют осмелевшие волки, но для закрытой зоны чернобыльская 30-километровка вполне живая – сегодня там работают около 11000 человек, днем по улицам расхаживают люди в куртках защитного цвета, а по ночам в центре Чернобыля горят окна жилых домов, и в магазинах спиртного мужики весело пристают к продавщицам... Но это в центре.
«Когда я в первый раз пошел домой, мне мои подчиненные говорят: «Вы осторожнее – там кабаны бегают», - вспоминает Тарасенко. - Я думал, они пошутили, потом посмотрел – и правда кабаны бегают по улицам, уже изрыли возле отделения милиции весь огород... После нормального города ощущение, конечно, жуткое. Ночью, когда я иду в свою квартиру, в этой мертвой тишине, как-то непонятно, почему на этих улицах нет света в окнах, нет людей. Как же так, думаешь, я же здесь работаю, иду вот домой... А куда подевались все остальные?»

Чернобыль-3. ЧАЭС.
Внутри 30-километровой зоны находится 10-километровый участок наибольшего загрязнения, в центре которого – Чернобыльская атомная электростанция имени Ленина. На КПП на въезде в 10-километровую зону – двое замерзших работников милиции, рядом – куча досок, развести костер... Днем оно смотрится еще куда ни шло. А ночью – пустая туманная дорога, и чувствуешь, как каждая клетка сжимается, чтобы не пропустить в себя невидимый яд. Судя по щитку на дороге, проезжаем село Копачи. Через километр-полтора – второй щиток, перечеркнутый красной чертой – околица села Копачи.


Посреди пустоши торчат несколько фруктовых деревьев. Самого села нет – оно было снесено и зарыто тут же, под «зеленую лужайку» - чтобы пожар в пустых домах не разнес осевшую на них радиоактивную пыль.


Из трубы котельной на станции бодро идет дым, в окнах горит свет. Нормальная работающая станция. Только краны возле недостроенных 5-го и 6-го блока, из запланированных 12, торчат жуткими скелетами на черном небе - уже 17 лет. Четвертый блок ЧАЭС, на котором произошла авария, был запущен в 1984 году, и успел проработать всего 2 года.

...15 декабря 2000 года на ЧАЭС имени Ленина был остановлен последний работающий энергоблок.

Работники станции считают это политическим решением, как минимум потому, что ЧАЭС – единственная станция на Украине, которая могла производить плутоний для производства атомной бомбы. Атомная энергия выгодней любой другой в 500 раз, поэтому работники станции привыкли жить «по-человечески». После закрытия энергоблока, станция превратилась из донора в потребителя энергии, и постоянно оказывается в долгах.
«После аварии вышел из строя четвертый блок, - поясняет Ирина Ковбич. – В 91-м году был пожар на втором блоке, и его тоже закрыли. В 1996, несмотря на то, что срок его эксплуатации – 30 лет, под давлением стран «большой семерки» был закрыт первый блок. Мы оставались с одним работающим третьим блоком, который был нашим спасением. А в 2000 году закрыли и его, потому что Запад хотел войти в 21-й век «без чернобыльской опасности». А мы остались на иждивении госбюджета, то есть фактически без средств к существованию и с протянутой рукой. Даже один работающий блок давал возможность обеспечивать Славутич, оплачивать работу специалистов. Мы вовремя получали зарплату, содержали детские сады, тренажерные залы... А в прошлом году в Славутиче летом впервые на протяжении нескольких месяцев не было горячей воды».
...С утра жители Славутича - тысячи работников станции, переодевшись в одинаковые зеленые и синие куртки, идут на работу. После аварии, когда еще казалось, что последствия аварии удастся устранить за несколько месяцев, город атомщиков строили для работников станции все союзные республики, по их столицам и названы кварталы города. Отстроили там и детский садик «Янтарик-2». Чтобы подстегнуть развитие города, Славутич был объявлен оффшорной зоной. Сам город чист, зато лес вокруг – загрязнен радиацией. Сейчас, после увольнения половины работников станции, Славутич начинает мало-помалу хиреть.
- Но ведь фактически вся Украина так живет.
- Да, но мы-то к этому не привыкли. Если мы всегда жили хорошо, зачем понижать уровень жизни? А Запад нам сказал: «Это же ваш президент подписал указ о закрытии станции». Просто у нас сначала делают, а потом думают.
- Вы хотите сказать, что люди должны были продолжать работать на зараженной территории?


- Все равно при нашей жизни эта станция не будет закрыта. Атомная станция – это не текстильная фабрика, которую закрыл, повесил на дверь замок, и ушел. Нужно убрать все радиоактивные вещества, отключить все системы... Второй блок уже пуст, в первом и третьем еще осталось радиоактивное топливо.
- И сколько же времени занимает его извлечь?
- Для начала нужно построить два завода - по переработке жидких и твердых радиоактивных отходов. Нужно построить для них хранилище. Строительство ХОЯТ-2, может, закончится к 2006 году – это дорого стоит, и нужно обеспечить максимальную безопасность здания. На самой станции постепенно выводятся из строя различные системы, все время продолжают увольнять людей. Но работы по закрытию будут продолжаться лет 100... Здесь все время будут продолжаться работы, пока она не превратится в безопасный объект. ХОЯТ-1 рассчитан на 40 лет. Потом придется строить новое хранилище. Сначала станцию закрыли, и только сейчас составляется план, что с этим делать дальше.
Абсурд состоит в том, что из-за закрытия всех энергоблоков, станция станет менее безопасным местом, потому что денег будет не хватать. Мы считаем, что закрытие третьего бока было ошибочным решением, потому что как раз он был оснащен самыми современными системами безопаности, и мы могли бы спокойно до 2007 года продолжать зарабатывать деньги на закрытие станции - без убытка. Но им нужно было поставить Украину на колени, и вместо того, чтобы производить электричество, станция теперь только его потребляет. Когда наша задолженность по электричеству достигла 2.4 миллиона гривен, нам угрожали его отключить. За электричку, которая возит работников из Славутича на ЧАЭС, станция задолжала 5.5 миллионов гривен, и нам сократили количество вагонов – с 12 до 10».


- Простите за назойливость, но почему на станции у вас нет защитных костюмов?
На станции постоянно проводят дезактиваци, и тем не менее даже не в самых
«тяжелых»участках радиоактивный фон здесь в 8 раз выше, чем в том же Киеве.
- Для работников атомных объектов норма другая, 2 сантизиверта в год. Сегодня не 86 год, если подчиненный получил повышенную дозу – начальство несет за это уголовную ответственность. У нас специальное питание... А что, в Чернобыле так и лечатся спиртом? Здесь ты не можешь прийти на работу под градусом, тут другая дисциплина. Да и вообще, что такое радиация? Вот ты, летя на Украину, получила дозу облучения, которая составляет нашу трехдневную норму на станции. В кирпичных домах есть радиация, и ничего. Радиация на всех действует по–разному. Для некоторых малые дозы могут быть опасными, а я работаю здесь уже 15 лет, и ничего. 4 года назад нас тут приезжал снимать французский канал, так они еще на КПП Дитятки переоделись в защитные костюмы с перчатками, как инопланетяне, и камера у них была в специальном чехле... Так они по всей зоне и ездили. Для людей тут это такой цирк был... Как-то приезжала делегация из Гомеля, так одна девушка на меня смотрела квадратными глазами. Сказала в конце концов: «Я и не представляла, что вы здесь.. так выглядите». Я ее и спросила: «А вы думали, мы тут все с тремя руками?»
- Однако место для работы, согласитесь, не самое приятное.
- Я приехала на станцию после аварии из Москвы, вслед за мужем, и нисколько не жалею. Мы сразу получили квартиру, хорошую зарплату, в то время как многие мои однокурсники так и не устроились в Москве. И я надеюсь проработать здесь до пенсии. Средняя зарплата здесь – 1500 гривен.
«Я знаю людей из Припяти, которые оставались там сутки, - и нарожали кучу детей, - добавляет Семен Штейн, глава отдела информации станции. – Вот я - еврей, живу в Славутиче, работаю здесь 15 лет, и чувствую себя отлично. У нас там истериков нет. Радиофобию все уже давно пережили. Тут работают специалисты, которые знают, о чем идет речь. Главное - не лезть, куда не надо. Да в общем, совсем куда не надо – туда и не пустят. Возле саркофага есть места, где из трещин излучение - выше – 4.5 рентген.

Сам саркофаг, надо сказать, выглядит более чем неприятно.


продолжение в след. посте

[Мозг]

[i]Гигантская бетонная конструкция, возведенная над взорвавшимся реактором, прикрыта проржавевшими листами, и кое где можно невооруженным глазом обнаружить в нем трещины.


Здание четвертого блока окружено двойным забором с колючей проволокой, камерами, и вооруженной охраной. Сам саркофаг, который называют «самым опасным зданием в мире», находится в эксплуатации уже 16 лет. Часть его конструкции строилась прямо на развалинах четвертого блока. Сам саркофаг не герметичен, и дождевая вода течет внутрь через проемы между листами железа, в трещины, попадая в разрушенный реактор и вызывая новые химические реакции. Трещин этих в саркофаге – около 100 квадратных метров. Помимо 200 тонн радиоактивного топлива, оставшегося в самом реакторе, внутри саркофага скопились около 4 тонн радиоактивной пыли, которая продолжает потихоньку просачиваться сквозь трещины наружу. «Душами» из специальных растворов ее прибивают вниз, но тем не менее, небольшие утечки продолжаются. В относительно безопасных местах саркофага сменяются команды из 12 человек, которые выполняют работы по прессованию пыли, наблюдают за показателями датчиков, установленных внутри саркофага, - правда, не там, где надо было бы, а там, где их удалось установить...
«Здание саркофага рассчитано на 30 лет эксплуатации, но проблема в том, что у нас нет контроля над происходящими внутри химическими процессами, - поясняет Валентина Оденица, заместитель начальника отдела информации ЧАЭС. – Саркофаг нужно укреплять в 15 разных точках, но пока нам удалось это сделать только в двух местах. В некоторых местах радиация настолько высока, что туда даже в защитных костюмах и ненадолго не подобраться - 3500 рентген в час.


Раньше топливосодержащие массы были монолитом, вроде лавы, но со временем под влиянием химических процессов они превращаются в пыль. Часть конструкций держится на самом здании блока, и они ветшают. Даже трехбалльного землетрясения может хватить на то, чтобы здание рухнуло, и поднялось облако радиоактивной пыли».
- Говорят, что даже если это произойдет, - из-за того, что нет пожара, такое облако не выйдет за пределы зоны.
«Здесь трудно что-либо прогнозировать, потому что мы не знаем, что происходит внутри реактора. Если менее 10% топлива, которое было выброшено при взрыве из реактора, поднявшись в воздух, сумело загрязнить тысячи квадратных километров – трудно сказать, что произойдет с оставшимися 90%...»
Вместо того, чтобы пытаться залатать старый саркофаг, - не так давно был утвержден проект «Укрытие-2» - гигантская арка из стали или титания, которую возведут над саркофагом. Стоимость арки – около 768 миллионов долларов, и в качестве спонсоров выступят 28 стран, включая Израиль. Над разработкой проекта работают сегодня английские, французские, американские и украинские инженеры, и строительство его должно быть завершено к 2007 году. Новое укрытие будет рассчитано на 100 лет, и цель его – не дать радиоактивным частицам покинуть укрытие, вплоть до их окончательного извлечения из развалин четвертого блока и полной дезактивации территории.
- Почему, собственно, его еще не начали строить?
- Ну как... Сначала проходит тендер, параллельно ведутся подготовительные работы. Даже такие элементарные вещи, как кабинки дезактивации на 1500 человек, а не на 40...»
Пиар станции поставлен на уровне – в специальном зале вам покажут фильм про взрыв реактора (оператора, который снимал с вертолета дымящийся реактор, давно уже нет в живых), покажут макет саркофага и недостроенной станции. А если ваш сан того заслуживает, даже проведут в специальном костюме на экскурсию в относительно безопасные места саркофага, чтобы вы получили там свою дозу в 40 миллизиверт. К слову, ежегодно станцию посещают около 3000 человек – политиков, студентов, иностранных специалистов.
- Это и есть радиоактивный туризм?
«Мы это так не называем. Просто есть граждане разных стран, у которых есть право знать, что здесь происходит.»


...На данном этапе мнения о ЧАЭС разделились на прямо противоположные: одни считают, что станция больше не представляет никакой опасности, большинство пострадавших пострадали на деле от радиофобии, а не от радиации, и путем раздувания паники правительство Украины попросту клянчит деньги у запада. Другие полагают, что как раз напротив, люди относятся с ЧАЭС с вопиющей халатностью, в то время как реальные последствия длительного воздействия радиации в малых дозах начнет проявляться гораздо позже - пик раковых заболеваний придется на 20-е годы нынешнего века, а отсутствие третьей головы еще не означает отсутствие мутаций на уровне клетки. На сегодняшний день на ликвидацию последствий чернобыльской аварии (включая пособия ликвидаторам, различные исследования, заботу о переселенцах) уходит около 12% госбюджета Украины.

Чернобыль-4. Припять.
По обочинам дороги, ведущей в Припять, мелькают там и сям щитки с радиационным «пропеллером».


За проржавевшими рельсами железной дороги похоронен «рыжий лес» - те четыре квадратных километра сосен, хвоя которых после аварии на четвертом блоке за считанные часы под воздействием радиации поменяла цвет с зеленого на рыжий. Даже сегодня фон там такой, что редкие машины работников зоны проезжают по этой дороге с большой скоростью и наглухо закрытыми окнами. По другую сторону дороги уже разрослись молодые сосенки, над которыми возвышается на расстоянии пары километров уродливое здание «саркофага».


На некоторых зданиях до сих пор красуются бодрые лозунги компартии, но жуткая, неправдоподобная тишина, царящая в этом мертвом городе, заставляет сердце тоскливо сжиматься. Брошенный город, бывший когда-то процветающим обиталищем атомщиков, выглядит страшнее, чем развалившиеся села. Там прогнившие деревянные дома как-то вписываются в общий фон постсоветской разрухи в деревнях, и смотрятся не в пример «натуральнее» бетонных многоэтажек возвыщающегося над мертвым городом «чертова колесо» с веселенькими желтыми кабинками. До строительства атомной станции и Припяти, этот район был бедноватым, с редкими селами. Реактор вдохнул в него жизнь, он же ее и отнял.


Огромные, чуть облезлые надписи на зданиях все еще зазывают посетителей в кафе, в мебельный магазин, гостиницу «Полесье», дворец культуры – посетителей, которые не приходят уже 17 лет. Застекленные окна квартир до сих пор плотно закрыты хозяевами, опасавшимся зараженного ветра. Аккуратные дворики с детскими горками и качелями потонули в рощицах молодых деревьев, и на ядовитом снегу алеют красные ягоды шиповника. Иногда бывшие жители Припяти затрудняются найти свой дом, петляя в машине по дорогам, часть которых уже завалена буреломом, и рефлекторно сигналя пустоте.


Из открытых подъездов тянет запахом плесени. Вход в первый подъезд дома номер 11 на улице Курчатова перекрывает дерево, выросшее прямо из решетки водостока.

Огибая его жесткие ветви, прохожу внутрь. Штукатурка осыпается со стен, из какой-то трубы, прорванной неизвестно в каком году, течет вода.

Одни квартиры плотно закрыты на ключ, двери других распахнуты настежь – сначала в них побывали хозяева, потом – мародеры, которых за бедностью не остановила даже боязнь радиации. Стандартная планировка, стандартная мебель, по полу разбросана обувь, одежда, книги... В одной из квартир стоит разломанное пианино...

Часть квартир сохранились так, как будто люди исчезли оттуда по мановению какой-то злой волшебной полочки. И сейчас ветви деревьев все смелее постукивают в окна, грозя разбить стекла и ворваться в дома.


Ворота детского сада «Янтарик» гостеприимно распахнуты. Маленькие деревянные столы и стульчики разбросаны по всему помещению, деревянные кубики пылятся в ящиках, на полочках – деревянные пирамидки...


Под цитатой Крупской: «Мы должны растить здоровых и крепких детей», - сидят в обнимку на детских шкафчиках осиротевшие и полинявшие кукла и плюшевый мишка. Рядом - маленькие противогазы, покрытые толстым слоем пыли.


До аварии, в Припяти жили в основном работники станции и их семьи. Через несколько дней после аварии, когда радиационный фон на улицах города достигал полутора рентген в час, в 1000 раз больше нормы, из города были эвакуированы 47 тысяч жителей. Кроме одного, который, по легенде, сторожил завод «Юпитер», надрался спиртом, и проспал эвакуацию...
Иногда в брошенных квартирах находят пристанище преступники. Может, именно поэтому на работниках милиции на въезде в город – вместо защитных костюмов - бронежилеты..


Шагая по бульварам этого города призраков, невольно лезут в голову дурные мысли, что именно так будет чувствовать себя последний человек на земле, гуляя по пустому городу, минуя застывшие строительные краны, облезлые лозунги на стенах, пустые телефонные кабинки и голубые ели, торчащие на бульварах среди дикой молодой поросли, как хрустальный дворец в трущобах. Лет через 10 дома окончательно поглотит растительность, мир изменится, а этот город так и останется жутким разваливающимся памятником непонятно чему, с бессмысленными указателями на мертвые улицы.
...По пустой улице трусит по направлению ко мне собака. «Черт», - думаю я, и прибавляю ходу, припомнив одну из чернобыльских рассказок про то, как волк сожрал собаку на привязи.


За первой собакой из одного из дворов вынырнуло еще одно такое же животное неопределенной окраски, и неторопливо потрусило вслед за первой. Впрочем. Повели они себя вполне дружелюбно. Как выяснилось, собака Муха вместе с мамой Муркой живет на КПП у Припяти, а в будке за колючей проволокой копошатся 9 маленьких щенят, которых с удовольствием разбирают работники станции...


- А они... Нормальные? – с опаской с прашиваю я, предполагая, что в таком месте девять маленьких щенков вполне могли оказаться... ну, скажем, одним несросшимся большим щенком...
- Вполне, - кивают охранники.


«Неужели город так и останется стоять пустым? – спрашиваю Сергея Саверского. – Жутко как-то...»
- А вы посчитайте, во сколько обойдется сравнять его с землей. В 87-88 годах провели дезактивацию города, причем не только с радиацией была проблема.
Тогда же 45 тысяч человек вывезли за 3 часа. Люди, уходя, как они думали, на пару дней, оставили полными холодильники, собак и кошек заперли в квартирах... И когда через несколько месяцев открывали квартиры – можете себе представить, что там было. Позже, людям позволяли после проверки на радиацию что-то вывозить из менее «грязных» районов... Первый район пострадал больше всех – у него окна выходят прямо на станцию... В 86-м город решили сохранить «теплым» на зиму, продолжали обогревать дома. Потом отопление отключили, трубы полопались, во всех домах сейчас протекает водопровод... В итоге что-то придется с городом делать. Но жить тут нельзя.
- Так почему здесь работают люди?
- Специалистам положена другая норма радиации. Пролезть в зону не так уж сложно – как только забор восстановили, тут же появились 5 новых прорех. Просто каждый знает, чем он рискует.


Чернобыль-5. Чернобыльские поселенцы.
Помимо работников зоны, за колючей проволокой живут еще 410 человек - из тех, кто не прижились там, куда их выселили после аварии на ЧАЭС, и вернулись в свои дома. Из 72 эвакуированных деревень вновь ожили 12, хотя если есть жизнь после смерти, видимо, в этом мире она выглядит именно так. Большинство самоселов - старики, так и не дождавшиеся обещанных квартир в нормальных районах. Не исключено, что кому-то проще подождать, пока проблема отпадет сама собой, и судя по частоте похорон стариков в зоне, - это не столь безумная гипотеза. Детей там нет. Единственная девочка, родившаяся в Чернобыле, после долгих скандалов и угроз социальных служб отнять ребенка, была вывезена из зоны. Девочка, кстати, родилась вполне здоровой.
В одной из разваливающихся деревень в почерневшем деревянном доме живут Анна и Михаил Евченко 65 лет. Во дворе дома нас встречает огромный черный Васька с неожиданной для этих мест претензией на персидского кота. В сарайчике, прикрытом старым одеялом, Евченко держат корову с двумя телятами, «поросенка ледащего» и гусей. После аварии, по их словам, их переселили в «картонный домишко» с протекающей крышей в 60 километрах от Киева.


«26-го апреля, когда авария произошла, мы были дома, - говорит Анна Ивановна. - 3-го мая приехали нас выселять, сказали брать только самое необходимое. А у людей хозяйство, скот. Животных не разрешали брать, даже котов. Вся деревня трещала, люди шли по улице, выли... Кого-то силой волокли, это было хуже, чем война... Не хочется это вспоминать. А в домике, куда нас переселили, мы кое-как перезимовали, ездили работать на сахарный завод... Но зима выдалась больно суровая...»
Несмотря на их жалобы, места получше им так и не подыскали, и вместе со 170 семьями, уже в 1987-м они вернулись в свою деревню, решив подождать, пока для них не подыщут жилье попрочнее. Со временем кто-то получил квартиру в городе, кто-то помер, кого-то забрали дети, кто-то отправился в дом престарелых. Евченко и еще 25 стариков остались в деревне.
- Зона уже тогда была закрыта, как же вам дали въехать?
- Закрытой? Да нам милиция помогала вещи во дворе сгружать. Я начала работать уборщицей в Чернобыле. На проходной у дозиметра звенела, как зайчиха...
«Я тогда работал бульдозеристом в Чернобыле, - добавляет дед Михаил. – После аварии приезжали постоянно депутаты всякие. А теперь никому уже до нас нет дела. Все разваливается... Нашему поколению как-то и война досталась, и Чернобыль... Наша-то жизнь уже кончена, а детей, под это попавших, жалко. Ждали вот квартиры, да видно, так и не дождемся...»

Заводить разговор об их хозяйстве как-то неловко в месте, где даже такие невинные сказочки, как «Посадил дед репку, и выросла репка большая-пребольшая...» - звучат не очень уютно.
- Вы пьете молоко коровы, которая есть радиоактивную траву, берете воду из колодца, едите овощи с огорода... Последствия ощущаются?
«Да у всех тут, кто живет, голова постоянно болит, давление высокое, - говорит Анна. – То ли от радиации, то ли от старости. Приезжают тут иногда, замеры делают.. Как-то даже японцы или китайцы приезжали, почву замеряли... Сказали, радиация в пределах нормы. Но мы даже дома из-за этой радиации одежды не снимаем. Жизни здесь никакой. Правда, когда мы вызываем по телефону скорую, она приезжает.... Сейчас вот две недели сидим без хлеба. К нам приезжают иногда на машине, продают втридорога, за полтора рубля... Кот вон исхудал».
Дети их живут в Белорусии, приезжают редко. «Сейчас между нами границу провели границу, кто ж знал, что так будет. Старший сын меня как-то хотел отвезти домой, и ему не дали проехать в зону, сказали: «Колеса прострелим». Так и шла пешком километров 8...
- Если все так плохо, после 87-го уехать вы отсюда не пробовали?
«Да куда нам ехать? Нам ничего не дали, с тем и остались. Квартиру нормальную кто-то, может, себе забрал. Пять семей вот переселились в Березань, а мы остались. Газ привозят в баллонах, электричество есть, телевизор, газеты привозят... Дети изредка навестить приезжают. Когда внук был маленький, приезжал сюда летом погостить, сейчас уже не приезжает...»


Чернобыль-6.
Сначала в Зону завезли зубра Степана, одного из 13 оставшихся в Украине особей. Супруге его не повезло, в результате неудачной случки зубр Степан остался в гордом одиночестве. Какое-то время гулял по лесам и пас привезенных для него в зону коров. Потом сдох. Зато 24 лошади Пржевальского, завезенные в зону вместе со Степаном, расплодились и теперь там пасется целый табун - 41 лошадь. (Черт, фотография лошадей Пржевальского куда-то делась... Найду - закину.. :-))
Вообще с момента чернобыльской аварии, когда стало ясно, что зона останется зараженной как минимум несколько веков, на тему ее будущего на протяжении последних 17 лет выдвигались десятки разнообразных проектов. Начиная от идеи свозить туда уголовников, и кончая научным проектом выращивания в зоне животных с целью наблюдения за долгосрочным воздействием радиации на различные виды живых организмов. К числу реализованных проектов относится разведение свиней, поскольку было доказано, что если они питаются чистым кормом - мясо их не является радиоактивным.


Был и план превратить чернобыльскую зону в хранилище отработанного ядерного топлива, куда будут свозить радиоактивные отходы со всех четырех работающих атомных станций Украины, а то и за деньги – со всей России. Но Сергею Саверскому больше импонирует план превращения зоны отчуждения в уникальный, самой большой заповедник Украины.


«Надоело 17 лет заниматься ядерными отходами, - говорит он. - Хочется, чтобы здесь уже что-нибудь выросло. Был проект засадить всю зону лесами, поскольку деревья не дают ветру разносить радионуклиды. Здесь же можно выращивать кабанов, поскольку в других местах Украины нормальные леса уже уничтожили. С географической точки зрения это уникальный заповедник. В устье Припяти есть места для нереста...


- Сергей Юрьевич, вам эта идея не кажется несколько циничной – сначала угробить территорию, а потом отдать ее животным, потому что человек уже не может там жить?
- Идея циничная, но конструктивная – это единственное место, которое человек не заберет у животных. Большинство атомных станций строили в красивейших местах, у рек, чтобы была вода для охлаждения реактора.
- И все же - заповедник с радиоактивными пятнами?
- В зоне есть и менее зараженные места, скажем, на периферии 30-километровой зоны. Может, как раз благодаря усиленной охране зоны удастся уберечь редкие виды животных от браконьеров.
В 86-м году был план территорию, граничащую со станицей, превратить в «зеленую лужайку» - просто закопать зараженный грунт там же, где он лежал. От масштабного воплощения этой идеи отказались из-за риска того, что грунтовые воды размоют бурты и разнесут радиацию дальше. Проектов много, но никому не хочется вкладывать в завтрашний день.
...Сергей Саверский, занимающий сегодня должность заместителя начальника администрации зоны отчуждения и зоны безусловного отселения, приехал на ЧАЭС в 1986 году. В то время, когда он получил телеграмму с распоряжением «отправиться на дезактивационные работы 3-го и 4-го блоков Чернобыльской АЭС», Саверский как раз готовился к защите своей докторской диссертации в Уральском политехе. Приехав на ЧАЭС на несколько дней, он остался в зоне на 17 лет.
«Нам необходимо было закончить строительство «саркофага» в максимально быстрый срок. В первые годы мы ничем, кроме работы, не занимались, это была настоящая война. Семья отказалась сюда приезжать, а сейчас моя дочь уже закончила университет. У многих тогда развалились семьи. Но я не мог бросить работу в середине, хотя такая возможность у меня была. Тогда еще не было всей этой четырехэтажной груды бумаг (показывает на заваленный бумагами стол).
Из 15 человек, которые со мной работали на крыше, остались в живых только 5. А я, хотя приходилось работать в полях на 1000 бэр, до сих пор жив. Вообще каждый организм воспринимает радиацию по-разному, некоторые утверждают, что как раз радиация в маленьких дозах опаснее. Многие из тех, кто работал на строительстве саркофага, сегодня инвалиды. Хотя даже тогда уже была категория людей, которые ездили в зону ради получения надбавок. А некоторые из тех, кто реально пострадал, говорят, что ходить за этими льготами - ниже их достоинства, хотя чувствуют они себя плохо.»
- Не жалеете, что вы здесь остались?
- Иногда жалею. Но от судьбы не убежишь. Большинство людей находятся здесь временно. Как любой нормальный человек, они зарабатывают здесь на жизнь, и стремятся побыстрее отсюда убраться. И есть другая категория - те, кто жили здесь до аварии, специалисты со станции, для которых зона – это их их жизнь. Здесь до сих пор 95% времени отнимает работа.
- Далеко не все вне зоны задумываются о том, чем вы здесь занимаетесь. Нет ощущения, что вас здесь просто забыли?
- Нет, потому что никто не заставляет нас здесь находиться. Очевидно, что вне зоны нашу работу не ценят.

[Pro]

Вот здесь довольно много материалов о Чернобыле, фото, видео....
Приведу однуц цитату:

Чернобыль: 20 лет после адаПожарные в безрукавках бегут к пылающему реактору... Вертолет задевает лопастями стрелу строительного крана и, разваливаясь в воздухе, падает на энергоблок... Солдаты-срочники без респираторов на еще дымящейся крыше атомной электростанции собирают куски горящего графита...

Этим кинокадрам двадцать лет. Зона отчуждения сегодня - восемь деревушек, где живут 367 самоселов. Плюс райцентр Чернобыль, где трудятся 3200 вахтовиков. Плюс абсолютно пустой город-призрак Припять.

Нашим корреспондентам в канун трагической даты удалось проехать по всей территории Зоны.

Маленький советский рай

Контрольно-пропускной пункт «Дитятки». В переводе с украинской мовы - «Детишки». Граница двух параллельных миров. Еще полтора часа назад ты снимал деньги из банкомата на весеннем Крещатике. А сейчас с непонятной тревогой следишь за тем, как перед тобой медленно поднимается шлагбаум. За ним - зона отчуждения. Опоясанная колючей проволокой и блокпостами, щедро удобренная радиацией. 2600 квадратных километров благодатной земли, с которой двадцать лет назад выселили более ста тысяч человек. Они в одночасье лишились всего и навсегда, когда 26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошла крупнейшая в истории человечества техногенная катастрофа.

Шлагбаум для нас поднят. Осталось сделать один шаг...

- Я работала в Припяти (50-тысячный город в четырех километрах от АЭС. - Авт.) в 126-й медсанчасти, - угощает нас чаем начальник спецмедсанчасти № 16 Чернобыля Екатерина ГАНЖА. - Его еще называли городом роз. И детей... А что вы хотите, средний возраст до тридцати. Идешь утром на работу - солнце светит, дороги вымыты, розы цветут. Такой маленький советский рай. В ночь на 26 апреля тепло было, люди окна пооткрывали. Вдруг звонок в дверь. Муж открывает, там его коллега: «Петрович, что-то на станции случилось, собирайся скорее». Мы, честно говоря, подумали, что у парня что-то с головой случилось. Что там могло стрястись? Передовая станция, на директора ушло представление к Герою Соцтруда. На всякий случай позвонила к себе в «Скорую помощь». А там уже заведующая Алла Колыванова: «Собирайся, машину за тобой выслать не можем - все в работе». Четыре километра бегом... Прибегаю к больнице, а там все отделения уже переполнены... Самые тяжелые - пожарные.



Мрачный памятник «первой шеренге» поставили в центре Чернобыля.

О радиации никто не говорил

Их неофициально называли «первой шеренгой». Пожарные, бросившиеся в летних рубашоночках на пылающий реактор.

Из воспоминаний вдовы пожарного Василия Игнатенко Людмилы:

- Он сказал мне: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все словно светилось... Все небо... Жар страшный. И копоть от того, что битум горел на крыше. Они сбрасывали горящий графит ногами... Уехали без брезентовых костюмов, как были, в одних рубашках.

В семь часов мне передали, что муж в больнице. Я побежала, но уже стояла кольцом милиция. Милиционеры кричали: «Машины зашкаливают, не приближайтесь!» Я увидела знакомого врача, схватила ее за халат: «Пропусти меня!» - «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо». Держу ее: «Только посмотреть». «Ладно, - говорит, - тогда бежим. На пятнадцать - двадцать минут». Я увидела его... Отекший весь, опухший... Глаз почти нет... «Надо молока. Много молока! - сказала мне знакомая. - Чтобы они выпили хотя бы по три литра». В десять утра умер оператор Шишенок... Он умер первым... Мы узнали, что под развалинами остался второй - Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали.

Я с какой-то женщиной помчалась за молоком. Шесть трехлитровых банок принесли, чтобы хватило на всех... Но от молока их страшно рвало... Они все время теряли сознание, им ставили капельницы. А врачи твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации.

- Никто не приказал закрыть окна, надеть респираторы, - вспоминает Екатерина Ганжа. - Мы совещание проводили в кабинете, окна которого выходили на разрушенный энергоблок. Прибежали дозиметристы, кричат: «Вы тут за час получаете годовую норму!» Только тогда перешли на другую сторону. С нами были московские специалисты, но и они не до конца понимали, насколько все серьезно. А у меня 26 апреля как раз день рождения. Я же готовилась, холодильник забила под завязку...

А припятские дитятки - будущее города роз - в то утро играли в песочницах.



Екатерина Ганжа принимала первых пострадавших со станции.

Плохой фильм о войне

Мы стоим у саркофага четвертого энергоблока. Дозиметр противно трещит, показывая на дисплее почти 600 микрорентген в час (нормальный фон - 15 - 19 мр/ч. - Авт.). Больше 30 минут здесь лучше не находиться. Но около трех тысяч человек поддерживают фонящую уже двадцать лет станцию в замороженном состоянии.

Из воспоминаний Людмилы Игнатенко:

- Ожоги выходили наверх... Во рту, на языке, щеках сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись... Пластами отходила слизистая... Скоро их всех постригли. Конечно, нас увещевали: «Вы не должны забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения».

Именем пожарного Владимира Правика был назван пионерский отряд одного из авторов этих строк во Владивостоке. Нам торжественно повязывали галстуки в пожарной части, но никогда не рассказывали о подробностях. О том, как брандмейстеры ногами скидывали с крыши куски горящего радиоактивного топлива, получая при этом сотни смертельных доз радиации; как вдыхали горячие частицы и выплевывали куски легких. Нам, пацанам, Чернобыль казался совсем не страшным, а пожарные ведь часто погибают на пожарах.

Нестрашным Чернобыль той весной сделали власти - Чернобыля, Киева, Москвы... Эвакуацию Припяти объявили только на следующий день, когда уже весь город был накрыт радиационным облаком. Незримая смерть кусала людей, а они готовились к первомайской демонстрации, закупали продукты к празднику, выгоняли во двор детей, чтобы не мешались на кухне...

Эвакуацию объявили 27 апреля. Но страна об этом не узнала.

- Первый заголовок в «Правде» был «Соловей над Припятью», - скрипит зубами воспитанник «Комсомолки», а тогда спецкор «Известий» Андрей ИЛЛЕШ, один из первых журналистов, попавших к реактору. - Да, были соловьи, весна же. И фон местами был в 12 тысяч раз выше... А мне в смысле цензуры повезло. Перед поездкой в Чернобыль вызвал секретарь ЦК Яковлев и сказал: «Лети». Я попросил описать ситуацию: из-за чего мне, собственно, надо туда лететь. И тут он сказал фразу, которая меня подкупила: «Для того ты туда и летишь, чтобы разобраться, что там происходит». Пообещал, мол, все мои тексты будут идти через него напрямую. Поэтому «Известия» публиковали все, что я передавал. А бардак творился сумасшедший. Какие-то пропуска пытались вводить, какие-то демонстрации пытались устраивать. Все скупают йод, разбавляют его водой, пьют, обжигают себе горло. Тотальное вранье! Это только в Припяти эвакуация проводилась организованно. А что творилось по деревням?! Какое ЧП, какая атомная станция - картошку же надо сажать! С воем гонят людей с их насиженных мест. Ощущение хренового фильма про войну - гонят скот, обязательно девушка плачет, ребенка на телеге везут. Все на фоне цветущих садов, зелени. Вот эта вся бурда киношная - в реальности в 1986 году! И так до 8 - 9 мая - всеобщий бардак и непонимание.



...Саркофаг атомной станции фонтанирует жуткими дозами радиации. Но тут продолжают работать 3000 человек.

У меня кроссовки были «Адидас», в Твери сделанные. Я в них в футбол играл за команду «Известий». Так я в этих тапочках через «рыжий лес» (сосновый лес, порыжевший от радиации, одно из самых зараженных мест в Зоне. - Авт.) ходил в промзону станции, чтобы сократить путь. После Чернобыля еще год в них мяч гонял, а потом академик знакомый попросил кроссовки померить на предмет радиации. И не вернул... Их забетонировали. Такой и у нас, и у власти был уровень понимания ситуации.

Первым делом - вертолеты

Сейчас здесь другая власть, понимающая ситуацию до последнего микрорентгена. Поэтому строит новое укрытие для аварийного реактора, возводит еще одно хранилище радиоактивных отходов, развивает свою специфическую промышленность, борется с еще более специфическим криминалом...

Наш чернобыльский гид - начальник РОВД Леонид КОРОЛЬЧУК.

- Здесь раньше был интернат детский, теперь общежитие для вахтовиков, - рассказывает Леонид Петрович. - И эти жилые дома под общаги переделаны.

На обветшалых фасадах вывески: «Чернобыльсервис» (связь, питание, ЖКХ, транспорт. - Авт.), «Техноцентр» (строительство объекта «Вектор», где будут навечно хоронить радиоактивные отходы. - Авт.), «Комплекс»...

- А это что за организация? - интересуемся у главного милиционера Зоны.

- Это главный бизнес - сбор металла, дезактивация и реализация.

Речной порт. Когда-то отсюда в Одессу, а из нее по всему Союзу шел лес. Сейчас об этом напоминают лишь ржавые занозы мачт, торчащие из-подо льда. На фотографиях еще пятилетней давности мы видели как минимум вдвое больше барж.

- Да продали все, - говорит Леонид Петрович. - Каким-то составом обмыли и продали.

- Чистые?

- А кто теперь скажет - чистые, грязные...



Еще пару лет назад в Россохе было полно военной техники.

На мертвом (вот уж ни прибавить ни убавить) приколе уже двадцать лет светятся сотни грузовиков, пожарных машин, автобусов на кладбище радиоактивной техники в Россохе. Летом 86-го года «грязную» технику зачем-то свезли сюда, за два десятка километров от АЭС. И оставили под открытым небом за пределами внутренней - 10-километровой - границы. Зачем? Нам никто не смог ответить. Может, чтобы проще было технику разворовывать?

- Раньше она здесь в два яруса стояла, а теперь сами видите, - пожимает плечами местный сталкер Сергей Анатольевич. - Одних вертолетов тридцать штук было, а теперь вон три «кастрированных» осталось. Все скоммуниздили!

Идем вдоль мертвой автоколонны. Двигателей нет ни в одной из машин. Подходим к сплющенным автобусам - их свозили сюда на тягачах и сбрасывали тракторами (дозиметр жалобно пищит - 700 микрорентгенов в час). А вот стоят в ряд пожарные авто, кладем дозиметр на капот одной из них - почти полтора рентгена! К вертолетам и подходить страшно. Засыпая аварийный реактор песком и бором, они барражировали на запредельно малых высотах, заглатывая вместе со своими пилотами смертельные дозы радионуклидов...

Двигатели начали растаскивать практически сразу. Еще при социализме. А вот сами машины на лом - уже в девяностых. Рынок пришел!

Эвакуация на «пикник»

Окраина Чернобыля. Рядом с хибарой, прижатой к земле упавшим деревом, аккуратно выкрашенный домик с табличкой над окном: «Здесь живет хозяин дома». Такие надписи доводилось видеть в Чечне после первой войны...

- Это самоселы, - поясняет Леонид Корольчук. - На всю Зону 350 человек. Находка для вас, журналистов?

Но в Зоне, мы ловили себя на этом не раз, журналистское в тебе отступает. И все суетное тоже. Потому что вселенская беда никуда не ушла отсюда. Иногда понимаешь это до комка в горле, когда снова переносишься в теплую апрельскую Припять. Уже сутки горит реактор, но город живет ожиданием Первомая. «Мир! Труд! Май!» - свеженькие транспаранты на фасадах. В кондитерской очередь за праздничными тортами...



Теперь осталась лишь жутко фонящая гражданская.

Из воспоминаний Людмилы Игнатенко:

- И на второй день никто не говорил о радиации... Только военные ходили в респираторах... Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кульки с булочками... Пирожные лежали на лотках... А 27-го по радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три - пять дней, возьмите с собой теплые вещи, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки... Брали с собой гитары, магнитофоны...

Менее чем за три часа практически все население Припяти (почти 50 тысяч) было эвакуировано. 1100 автобусов растянулись по шоссе на 20 километров. Они ехали на трехдневный «пикник» мимо зданий, на которых через много лет появятся надписи: «Прости меня, мой дом родной!», «Припять, родная, юный наш город». Многие из тех пассажиров, кто поет сейчас под гитару и предвкушает приятный вечер у костра, уже обречены. Кто-то умрет через год, кто-то через пять, десять лет.

...А мы спустя двадцать едем той же дорогой в обратном направлении - в Припять. Пустой город. Город-призрак. И холодок по спине от того, что нас сопровождают не автомобили, а диких стада коз и лошадей Пржевальского: им вольготно вдоль трассы. «Природа выдавливает отсюда людей», - скажет нам сталкер Сергей. Но в Припяти, хватанувшей слоновую дозу радиации на каждый свой квадратный сантиметр, людей мы все-таки встретим.

[Uncle Splin]

сколько же передергиваний и искажений.....

[Grotesque]

А сейчас государство как всегда забывает их...

Ненадо! У меня дядя ликвидатор и я не скажу что он остался без внимания.

[Мозг]

Единичный случай-не показатель.

[Grotesque]

Единичный случай-не показатель.

Не единичный. У него есть знакомые, которых тоже не забывают. Правда я уверен, что где нибудь живут люди которых правда обделили.

[Uncle Splin]

Сообщение от Grotesque

Ненадо! У меня дядя ликвидатор и я не скажу что он остался без внимания.

вот только не надо, ладно...
Не знаешь ситуации в целом - не обобщай.

[2VVRME]

Я могу сказать, что дырки в защитном саркофаге занимают площадь около 1 квадратного километра. Вот тебе и саркофаг.

[Uncle Splin]

"ИЗ ВСЕГО НЕПРИКОСНОВЕННОГО ЗАПАСА ПРОДОВОЛЬСТВИЯ НА 10 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ(!), НАХОДИВШЕГОСЯ В ПРИПЯТИ, РАДИАЦИЮ "НЕ ВЗЯЛИ" ТОЛЬКО СПИРТНЫЕ НАПИТКИ И РАСТВОРИМЫЙ КОФЕ"

Первый колышек на месте строительства города Припять и Чернобыльской АЭС в 1969 году забивал министр энергетики СССР Петр Непорожний. Именно он, уроженец Яготина, создавал непотопляемую энергетику Союза, проработав на министерской должности... 24 года! Вместе с Петром Непорожним на берега Припяти прибыли первый секретарь Киевского обкома Владимир Цыбулько и министр энергетики УССР Алексей Макухин. Тогда здесь под заливистые соловьиные трели появились первые бытовки строителей.

Организацией питания на строительстве ЧАЭС занимался заместитель начальника Управления рабочего снабжения (УРС) Минэнерго УССР Виктор Скоробогатов. После пуска первого энергоблока Виктор Сергеевич курировал рабочее снабжение города атомщиков и самой станции, а в первые дни катастрофы он как первый заместитель начальника Главного управления торговли Киева обеспечивал пострадавших одеждой и питанием. Корреспондент "ФАКТОВ" попросила Виктора Скоробогатова рассказать об этом времени.
"Центральный универмаг Киева выделил пострадавшим одежду и обувь из расчета 200 рублей на человека"

- Правда, что сотрудникам АЭС ежедневно давали красное вино?

- Для работников атомных станций под контролем Минздрава и Министерства среднего машиностроения (эта структура курировала работу АЭС по всей территории Советского Союза. - Авт.) было разработано особое меню, - говорит доцент киевского Университета туризма, экономики и права Виктор Скоробогатов. - Акцент делался на усиленное питание, в том числе один раз в неделю атомщикам давали по 150 граммов красного вина, восстанавливающего красные кровяные тельца.

- Сколько тогда стоил обед со стаканчиком "Каберне"?

- Каждый работник станции бесплатно получал талон на обед на сумму 1 рубль 2 копейки. Для сравнения: в те годы в рабочей столовой можно было покушать за 30-40 копеек. А уж на рубль полагались салат, стакан сметаны (как сейчас помню, по цене 37 копеек. - Авт.), первое, второе, компот, пирожок. Многие атомщики столько не съедали. Самые предприимчивые умудрялись на один талон обедать два дня, выбирая каждый раз блюда на 50 копеек. Сэкономленные талоны отоваривали в буфете - брали дефицитные красную и черную икру, сырокопченую колбасу, растворимый кофе, консервы - дальневосточные крабы и лосось, шпроты и печень трески. Здесь была третья наценочная категория, с мизерной наценкой, так как затраты на питание атомщиков возмещались Министерством энергетики СССР и самой станцией.

27s06 f1 copy.jpg (20491 bytes)Между прочим, в Припяти с ее 50-тысячным населением в сфере торговли работали более двух тысяч человек. Ведь рабочее снабжение включало общественное и школьное питание, подсобные хозяйства, теплицы, консервные цеха, торговлю продовольственными и промышленными товарами.

- Значит, полки припятских универмагов ломились от импорта...

- Снабжение городов-спутников АЭС во всем Советском Союзе было элитным. Торговля получала в изобилии импортную мебель, аппаратуру, электротовары, ковры, одежду, обувь. В магазинах можно было свободно купить импортные продукты: болгарские и венгерские вина, консервацию, фрукты и овощи. За счет лимитов атомщиков мы старались поддерживать и энергетиков Украины. И никаких очередей, как в других городах, когда под конец месяца "выбрасывали" дефицит, там не было.

- Как вы узнали об аварии на ЧАЭС?

- В субботу 26 апреля 1986 года мы с женой гуляли на свадьбе. У друга нашей семьи, заместителя министра энергетики УССР Владимира Гусаковского женился сын. Поздно вечером в квартире Гусаковских раздался звонок, и Владимира Николаевича вызвали в министерство. Никто из гостей особо не удивился - срочные вызовы руководителей в те времена происходили частенько. Возвратившись с работы, Владимир Гусаковский сообщил только одно: "На Чернобыле крупная авария". Было уже довольно поздно, и гости засобирались по домам.

Когда мы с женой пришли домой, дочь передала мне, что звонил дежурный по управлению торговли и сообщил о срочном сборе на улице Воровского (здесь находилось ГУ торговли города Киева, первым заместителем начальника которого в то время был Виктор Скоробогатов. - Авт.). Все наше руководство собралось в управлении - в советские времена нас не раз поднимали по тревоге по линии гражданской обороны.

- Чем же работники торговли могли быть полезны в экстремальной ситуации?

- Мы отвечали за организацию питания и обеспечение одеждой. Потому что в воскресенье 27 апреля в Киев уже стали поступать первые пострадавшие. Нужно было мыть и переодевать людей. Для санобработки задействовали Соломенскую баню. По тревоге подняли руководство Центрального универмага города (в советские времена промтоварные магазины по воскресеньям не работали. - Авт.), работники которого доставляли пострадавшим платья, костюмы, белье, обувь из расчета 200 советских рублей на человека.

Сразу же после катастрофы Киев перешел на особый режим снабжения. Вспомните, тогда в СССР велась активная борьба с алкоголизмом, спиртные напитки продавались только с 14.00 до 19.00.

- А в ресторанах разрешалось давать по 100 граммов водки на человека. Не поэтому ли свадьбу сына заместитель министра Владимир Гусаковский отмечал дома?

- Не исключено. Но в первые же дни после аварии состоялось заседание Киевского горкома партии, на котором приняли решение о завозе в столицу Украины красных вин типа "Оксамит Укращни", "Каберне", "Алушта". Постановление об этом горком согласовал с ЦК КПУ. И в течение 10 дней в Киев завезли 200 вагонов с красным вином.
"Кто пил - вино, водку! - те живы остались"

- Ограничения сухого закона коснулись и чернобыльского меню, - продолжает Виктор Сергеевич. - Тогда по поводу 150 граммов красного вина стали активно возражать, мол, пьянку разводите. Лучше бы придумали что-то другое! И мы, посоветовавшись с медиками, предложили заменить вино говяжьей печенью. После чего работникам станции трижды в неделю начали давать по 150 граммов жареной печени.

В первые дни после аварии в столовых Чернобыля появились водка, вино и даже самогонка. Но через неделю поступил приказ: "Никаких пьянок!" Ведь ликвидаторы работали с механизмами, поэтому сухой закон был основным требованием техники безопасности. В магазинах же спиртное продавалось свободно.

- Ходили слухи, что загрязненные продукты из Чернобыля попадали в Киев.

- Я недавно был свидетелем подобной беседы двух женщин в метро. Не выдержал, подошел к ним и сказал: "Как вам не стыдно? Все загрязненные радиацией продукты были захоронены! Как и фонящая одежда, между прочим". Посмел бы кто-то этого не сделать в советские времена! Меня самого едва не посадили за недолжное отношение к государственной собственности! Речь шла о вывозе стратегического запаса продуктов.

Город Припять, как и все населенные пункты Советского Союза, имел свой НЗ (неприкосновенный запас) продуктов: сахара, муки, круп, мяса, тушенки, консервации, сгущенки, шоколада и так далее. В общей сложности на складах и базах Припяти находилось товаров почти на восемь миллионов советских рублей, или на 10 миллионов долларов! (Тогда доллар официально стоил 76 копеек. - Авт.)

База УРСа (я был назначен начальником УРСа Минэнерго УССР 15 мая 1986 года) находилась там, где за одну ночь порыжел хвойный лес. Значит, радиация захватила и наши складские помещения. Вначале все запасы обработали лизином (жидкость, создающая пленку на поверхности и препятствующая проникновению пыли. - Авт.). Потом милиция стала писать докладные записки, мол, УРС Минэнерго Украины не вывозит ценности. Сигнал дошел до председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова. Резолюция предсовмина была такова: "Привлечь к ответственности Министерство энергетики СССР. Прокуратуре Союза ССР разобраться и доложить!"

Владимира Гусаковского и меня вызвали в Чернобыль, и заместитель Генерального прокурора СССР Найденов спросил: "Почему не вывозите ценности? Хотите, чтобы я вас посадил?"

- Действительно, почему не вывозили ценности?

- А куда вывозить? Мы же не знали, в каком состоянии находятся товары. Чуть не поссорились с замминистра. Гусаковский предлагал мне в помощь 200 энергетиков, чтобы только вывезти запасы со складов. "Вывози куда хочешь, - говорит. - Хоть на Криворожскую ГРЭС, хоть на Южно-Украинскую АЭС". Я не соглашался: "Нас же там изобьют! Мы там все вместе работали, а теперь всю эту радиационную пыль им завезем?"

Состояние было тупиковое. До тех пор пока ко мне на прием не пришел Егоров - академик Института коллоидной химии из города Обнинск. По заданию Министерства обороны СССР он развернул лабораторию по изучению защитных свойств тары от радиации. Лаборатория находилась в полусотне километров от Чернобыля, на станции Вильча Полесского района Киевской области. Академика интересовала упаковка продуктов на наших складах: мешковина, полиэтилен, бумага, стекло, жесть и так далее. После проведенных исследований специалисты выдали заключение о непригодности продуктов. Радиация не "взяла" только... спиртное и растворимый кофе. Этих продуктов у нас было на миллион рублей - мы их со спокойной совестью реализовали. Остальные запасы захоронили в траншеях в районе села Буряковка.

- Не зря говорят, что радиация щадила выпивших!

- Действительно, кто пил - вино, водку! - те живы остались. А водитель, который возил по чернобыльской зоне заместителя министра энергетики УССР Мазду и не пил, ушел из жизни в 28 лет. Водитель министра энергетики УССР Склярова умер в 35 лет.
"Незадолго до аварии на ЧАЭС по просьбе Раисы Горбачевой в Киевской области отреставрировали церковь, расписанную Николаем Рерихом"

- Замечательный человек был заместитель генерального директора "Киевэнерго" Всеволод Томаш, - вспоминает Виктор Скоробогатов. - В одну из поездок по зоне его водитель подобрал бесхозный парашют и бросил в багажник - стропы ему очень понравились. И вскоре не стало ни Всеволода Павловича, ни водителя: на таких парашютах сбрасывали на взорвавшийся 4-й энергоблок мешки с песком...

Мои два водителя сегодня тяжело больны. Но я разрешал своим пить! И мы выезжали из зоны ночевать. Я вообще "заездил" три машины: "Волгу" и "Ниву" оставил в Чернобыле, а третью, "Ниву", еле-еле упросил выпустить - она так фонила, что не разрешали ехать на Киев.

- А что вы предпочитали из спиртного?

- Красное вино. Правда, однажды за ужином мы с первым секретарем Киевского обкома партии Григорием Ревенко приговорили бутылочку коньяка. После заседания штаба, закончившегося в двенадцать ночи в Чернобыле, я приехал переночевать в Зеленый Мыс. Иду по поселку, вдруг кто-то меня сзади тронул за плечо: "О, есть с кем поужинать!" (Столовые-то у нас работали круглосуточно.) Оборачиваюсь - Григорий Иванович. Сели, повечеряли, выпили коньяку... Именно тогда я узнал предысторию его переезда в Москву.

Незадолго до Чернобыля состоялся визит Михаила Горбачева с супругой в Индию. В Дели к ним подошел сын Николая Рериха Святослав и обратился к Раисе Максимовне как к куратору Фонда культуры СССР: "В Киевской области есть церковь, которую расписывал мой отец. Я хотел бы там побывать". "Знаю, - говорит Раиса Горбачева. - Приезжайте, я вас встречу, мы вместе поедем".

"Через некоторое время у меня зазвонил телефон, - рассказывал мне Ревенко. - И мелодичный девичий голос сообщил: "Вас соединяют с Раисой Максимовной". У меня все внутри опустилось. А Раиса Максимовна сказала: "Григорий Иванович, я вам буду очень благодарна, узнайте, в каком состоянии сейчас церковь в Володарском районе, которую расписывал Николай Рерих. Его сын хочет приехать посмотреть".

Первый секретарь обкома позвонил первому лицу райкома, чтобы тот съездил и посмотрел. Оказалось, церковь использовали под колхозный амбар. Ревенко дал команду ее восстановить. Бросили на объект реставраторов, шлифонули полы. За несколько месяцев церковь преобразилась. Она действует и поныне.

Григорий Иванович позвонил Раисе Максимовне и доложил о проделанной работе. На что супруга главы СССР сказала: "Я не забуду вашу услугу".

В это время произошел взрыв на Чернобыльской АЭС. Святослав Рерих так и не приехал в Украину. А Григорий Ревенко буквально через несколько месяцев отправился в Москву на повышение. В знак благодарности за восстановленную церковь, расписанную выдающимся русским художником Николаем Рерихом.

[Stiff]

Так наверное я не втему хотя ладно:только что 20 мая 2007 года все в городе Краснодаре стали говорить о взрыве на Вологдской АЭС ,Это под Ростовом. Может кто слышал по этому поводу что то отпишитесь!!!!

[Amidala]

Насколько я знаю, говорили об аварии на Южноукраинской АЭС, что в Запорожской области в Украине. Хотя это новость уже дня два назад прошла.

[Stiff]

Я ешё новости на яндексе посмотрел,говорят что это плановые профилактические проверки (ппр)проводят, хотя не знаю, всякое может быть...(йод принял зеленым пока не свечусь-)

[YurezD]

Живу в Славянске-на-Кубани, тоже паника была, люди йодом в аптеках закупаются. Но вобщем о ситуации мало чего известно

[val_shap]

А всё таки сейчас главный вопрос Что происходит под стенками саркофага, интересно что там?

[Утер]

Сообщение от val_shap

А всё таки сейчас главный вопрос Что происходит под стенками саркофага, интересно что там?

А мне нет! Я не физик, чтобы разбираться во всех этих тонкостях, но я сильно удивлюсь, если уровень радиации прийдёт там в норму... что-то вроде восстановления нервных клеток и озонового слоя... тоже долгое время считали, что это невосстановимо.
В любом случае, всё это ещё засекреченно и вся информация - лишь пыль в глаза. Редкие ужасающие факты вроде слезшей кожи - малая доля истины и нереальных научных открытий.