[Eversleeping]

Проза (лат. prosa, от prōsa — прямая, простая, из proversa — обращённая вперёд) — устная или письменная речь без деления на соизмеримые отрезки — стихи; в прозаических произведениях текст не разбивается на ритмические группы, предложения идут одно за одним.

В данной теме любой молодой талантливый автор может поделиться с читателем своими творческими изысканиями. Предпочтительная форма для разбора в этой ветке – малая проза (1-2 авторских листа).
Разрешается сделать дабл-пост, если ваш рассказ превышает по объему максимально разрешенное для одного сообщения количество символов.
Прозу в более крупной форме – повести и, возможно, даже романы – рекомендуем публиковать в спец-разделе Арт-Кафе.

Скрытый текст:

В типографских терминах, 1 авторский лист – 40 000 печатных знаков (включая пробелы между словами, знаки препинания, цифры и т. п.). Как правило, один авторский лист — это 22-24 страницы текста, напечатанного через 2 интервала между строками на пишущей машинке или напечатанный 12 кеглем с помощью компьютерной техники.
6-8 авторских листов – это крупная повесть, дальше – уже роман. 10-12 авторских листов – минимальный объем романа, который могут рассматривать в издательстве

В данной теме приветствуется:

• Публикация своих рассказов на любые темы и в любых жанровых направлениях (с оглядкой на правила форума и конституцию РФ!);
• Детальный разбор публикуемых произведений;
• Любое корректное обсуждение произведений.

Авторы лучших рецензий, как и лучших произведений, будут поощряться!

Не приветствуется:

• Публикация больших объемов текста без спойлера;
• Публикация ссылок на свои произведения на сторонних сайтах;
• Нытье в духе «Ой, никто не обратил внимания на мою работу Т_Т» (Совет: интересуйтесь тем, что пишут ваши «коллеги по цеху», тогда и они будут интересоваться вашими работами.)

Особо не приветствуются неконструктивные разборы.

О них – отдельной строкой. Сообщения в духе «Круто», «Все плохо», «Мне (не) понравилось» без хотя бы какой-то элементарной расшифровки с пояснением, почему, будут караться предупреждением за флуд.

Рецензии в стиле «Интеллектуальный сноб»:

Вы знаете, на первый взгляд, вашему тексту не хватает глубины. Впрочем, на второй взгляд все еще хуже - исчезает не только оная, но и многие другие, более прозаические вещи. Посудите сами - картонные герои чего-то хотят, о чем-то страдают, что-то даже пытаются сделать, но при этом вы сами не понимаете, зачем. Вам захотелось, и ваши герои страдают. Весь текст пронизан этим "вам захотелось". В нем нет более никакой причины для нормального читателя знакомиться с ним.

Все рецензии в схожем ключе будут также караться как флуд, если их авторы откажутся предоставить нормальную критику на произведение.

Сильно не приветствуется оверквотинг. Совершенно не надо цитировать каждое предложение критикуемой работы, где вам что-то видится «не так». Орфографические и пунктуационные ошибки – то, что вполне допустимо обобщить без перечисления. Издевательское комментирование каждой цитаты – тоже не лучшая модель поведения.

Рекомендуется:
Настоятельно рекомендуем вам, дорогие авторы, перечитывать свои произведения перед публикацией. Даже самую прекрасную идею могут не оценить, если она будет подана с огромным количеством ошибок. Более того, подобная работа может быть «награждена» предупреждением за безграмотность.

Пишем, читаем, советуем!

[F-R-@-G]

2-я глава Нерасказанных Историй

Скрытый текст:

Глава 2.
Удивительно тяжелый для своих лет, бригадир был достаточно силён здоровьем и до последнего бы не выпустил из рук автомат.
Я тащил его дальше от бруствера к потухшему в страхе костру. За спиной стрекотал «калаш» бригадира. Гигант почему-то на спешил преследовать обессилевших людей, поэтому главными преследователями являлись мелкие уборщики.
- Фёдор Михайлович, я… вас… тут не брошу, - пыхтя и отдуваясь, зачем-то бормотал я.
Рёв «Главаря» оглушал и без того оглохшие уши, сердце было готово выпрыгнуть из груди.
- Похоже, последний, - пустив длинную очередь, проговорил старик. – Авось повезёт, и этот нас не заметит…
Я поднял голову и присмотрелся, стараясь разглядеть окружавшие нас силуэты, но, похоже, бригадир оказался прав. Вокруг была лишь вязкая пустота, и только где-то у бруствера, затихая, хрипел невиданный до сих пор зверь.
Ну же, уходи, - сверлила мозг паническая мысль.
Сухой щелчок над ухом заставил посмотреть на бригадира. Тот чертыхнулся и, отбросив в сторону заклинивший Калашников, полез в карман за пистолетом. В нескольких шагах от нас, истекая кровью, полз уборщик. Он неожиданно остановился и издал хриплый стон. Прежде чем пасть твари открылась, в её тушу, противно хлюпая, вошли одна за другой пять пуль.
- Вот теперь последний, - удовлетворённо проговорил бригадир, но его перебил возросший нечеловеческий рык, а затем приближающийся грохот гигантских лап.
Я, вскричав что-то нечленораздельное, попытался поднять Фёдора Михайловича и оттащить подальше.
Сделав три шага, я охнул и повалился на землю. Боль в пояснице, терпевшая всё это время, дала о себе знать во всей силе. Острая игла пронзила низ позвоночника, отдаваясь во всём теле. Из-за боли невозможно было даже поднять ногу – её сразу же будто протыкало гигантской спицей, сковывая движения.
- Антон Валерьевич, что с ва… - донёсся до меня голос бригадира, но, не договорив, замолк.
Прямо над головой раздался жуткий вопль, отдаваясь во всём теле, приковывая к земле и так беспомощного человека. Я из последних сил приподнял голову. Гигант стоял, покачиваясь, прямо надо мной. Из уголков его скалящейся пасти текла мутная жидкость. Я попытался последовать примеру Фёдора Михайловича, воспользовавшись пистолетом, но карман был пуст. Да и какая разница? Неужели я смог бы одолеть монстра слабеньким «Стечкиным»? Оружием последней надежды?
Я в ужасе зажмурился, приготовившись услышать хруст собственных костей. Перед глазами пролетело детство, школьная пора, первая неудавшаяся любовь, спуск в метро, существование в подземном мире… А ведь я столько всего не успел сделать в этой жизни! Я не совершил великого подвига, не заработал состояния, не стал знаменитым. У меня не было и ребёнка, который бы лил слёзы у моего бездыханного тела. Да и тела-то не останется – эта тварь сожрёт, и не вспомнит никто... Хотя, какие могут быть подвиги в царстве вечного уныния? Здешних «героев» забывают уже спустя несколько трупов новых «героев»… К чёрту всё!
Я открыл глаза и с удивлением обнаружил, что до сих пор жив. В заложенных ушах раздавался комариный писк. Я попытался приподняться и, облокотившись на лежащее рядом тело, чуть привстал. Звон в ушах постепенно утихал, и моим глазам предстало удивительное зрелище. Туша монстра медленно заваливалась на бок, сползая по левой стенке туннеля. Вдоль правой стены, освещаемый неверным светом качающейся лампы, медленно шёл человек. Он был облачён в тяжелый противорадиационный костюм, а в руках держал диковинный автомат, поражающий своими габаритами. Держа оружие наготове, человек осторожно обходил вонявшую тушу. Мне показалась удивительным его возможность тихо передвигаться, неся на своих плечах помимо тяжеленного костюма, рюкзак, чем-то сильно набитый.
Монстр, однако, уже был лишен каких-либо признаков жизни, превратившись в гигантскую гору разящего красноватого мяса. Убедившись, что от предводителя уборщиков не исходит опасности, незнакомец медленно обошёл место схватки. Один из уборщиков еще был жив, оглашая глухим хрипом окрестности. Громыхнул выстрел. Всхлип. Тишина.
Удовлетворённо кивнув головой, человек сделал еще несколько шагов и остановился неподалёку от меня.
- Как это ты его? – я услышал свой хриплый голос и сразу же закашлялся.
Человек резко обернулся в мою сторону, не опуская автомата. Увидев двух лежащих людей, он опустил оружие и подошёл ближе, на ходу снимая противогаз.
Я, прокашлявшись, с интересом изучал своего спасителя. Отблески покачивающейся лампы осторожно лизали незнакомца, не давая детально разглядеть его лицо.
- Разрывными, как же еще. – хрипловатый баритон мужчины оказался неожиданно приятным, что окончательно разорвало тонкую нить недоверия у меня в душе.
- Там других не осталось? – осмелев, спросил я.
Незнакомец отрицательно покачал головой.
Вдруг что-то застонало и заворочалось рядом со мной. В голове свистящей пулей пронеслась мысль о бригадире.
- Марья Алексеевна, сегодня никаких клиентов… Всё…
Фёдор Михайлович, о котором я успел забыть, приоткрыл глаза и с удивлением ощупывал себя.
- Я еще жив?
- Да, Фёдор Михайлович, всё в порядке. Нам помог… Вот он, - я указал рукой на незнакомца «с разрывными».
Бригадир привстал, но тут же, застонав, повалился на землю.
- У него слизь на ноге. – проговорил незнакомец. – Пропиталась сквозь одежду, теперь разъедает кожу. Нужно его поскорее дотащить до станции. Ты как, парень, в порядке?
- Да, только… – я осёкся, - всё в порядке.
О больной спине не знал никто, кроме Игоря. Не хотелось расширять круг избранных. К тому же спина перестала болеть так же неожиданно, как и начала.
- Ну что ж, тогда придётся вам ковылять до станции вдвоём, а я тут подежурю. – незнакомец перекинул на плечо автомат и помог подняться Фёдору Михайловичу.
- Спасибо, молодой человек. Извините, не припоминаю вашего имени…
Бригадир подозрительно оглядывал мужчину с головы до ног.
- Да и не удивительно, я тут у вас редко появляюсь… - не успел незнакомец договорить, как вдали туннеля послышался грохот и крики приближающихся со станции людей.
- Что ж, а вот и погоня, - наш спаситель усмехнулся в полумрак и затих.
Действительно, через несколько мгновений к развороченному брустверу приблизились вооружённые люди во главе которых спешил Игорь.
- Тоныч!.. Что тут твориться? Миха как грохот в туннеле услышал… Так сразу к нам… Я только с похорон, людей соб… - Игорь, задыхаясь после бега, схватил меня за плечо и, не успев закончить тираду, перевёл взгляд на останки бруствера с махиной мертвого гиганта. Увиденное произвело на моего друга такое впечатление, что он замолк на полуслове.
- Ёшкин кот… - пробормотал он, не веря собственным глазам. – Что это за дрянь такая?
- Ихняя матка. – глухо проговорил мой спаситель.
Все с любопытством посмотрели на человека «с разрывными». Им ответил бесстрастный взгляд двух черных, как смоль, глаз.
Игорь посмотрел на незнакомца и присвистнул.
- Зарубежная с разрывными. – уважительно проговорил он.
- Французская. – уточнил мужчина, поправляя автомат.
- Где откопал? Сейчас и обычный Калаш в дефиците, а тут вон какая диковина…
- Есть места… - уклончиво ответил незнакомец и подошёл ближе. - Думаю, сейчас стоит укрепить бруствер, убрать мусор и расположить здесь ваших людей.
Оглянув ещё раз заваленный телами бруствер, он задержал взгляд на туше монстра. Его глаза на миг сверкнули, но тут же погасли. Или это мне только показалось?

Игорь, ничего не заметив, проговорил:
- Ты большую услугу нам оказал… Можешь идти с Антоном и выжившими к станции – на сегодня с них хватит.
Люди вокруг нас принялись за дело – боязливо обходя огромный труп монстра и незнакомца в тяжёлом костюме, новая смена приступала к починке бруствера.
Мы со сталкером помогли Фёдору Михайловичу подняться и заковыляли по направлению к станции.

***

По пути молчали. Изредка тишину разрывал стон старика и тихое шипение. Слизь медленно разъедала кожу, и без препаратов лечебки он мог лишиться ноги.
Незнакомец шёл молча, буквально неся на руках старого бригадира. Я плёлся сзади весь в раздумьях, изредка поглядывая на моего спасителя.
Кто он? Откуда взялся? Откуда у него противорадиационный костюм и такое редкое оружие? И почему, чёрт возьми, мне кажется, что я его где-то уже видел?
Незнакомец появился в моей жизни несколько минут назад, а голова уже разрывалась от связанных с ним вопросов.
В одном я был уверен точно – он друг. Он спас мне жизнь и уничтожил доселе невиданного монстра, остановив прорыв на Рязанку. Я вновь посмотрел на незнакомца, на этот раз с уважением. Он шёл широким шагом, освещая туннель сильным фонарём. Мне вдруг захотелось поблагодарить его от всей души и обнять на радостях, но я себя сдержал. Незнакомец не походил на любителя телячьих нежностей.
- Ну вот и пришли. – сталкер выключил фонарь и засунул его в рюкзак.
Свет аварийных ламп станции показался неожиданно ярким и слепящим до такой степени, что я поневоле зажмурился.
Пройдя десяток шагов, мы вышли на станцию, и я смог, наконец, детальнее разглядеть своего спасителя.
Он был довольно высок - на голову выше меня и Фёдора Михайловича. Под костюмом скрывалось сильное и выносливое тело, судя по тому, с какой легкостью он тащил бригадира и всё своё снаряжение. Его немного вытянутую голову шапкой покрывали чёрные слегка вьющиеся волосы. Виски были гладко выбриты. Глаза его в свете ламп казались еще чернее, чем в туннеле. Сам взгляд излучал силу и уверенность в себе, как у гордой птицы в одной из детских книжек. Довершал картину крупный нос и лоб, через которые змейкой проходил тонкий шрам.
Невольно залюбовавшись мужчиной, я споткнулся и чуть не упал со станции, на которой нас уже встречали врач и взволнованные жители.
- Вы врач? – холодно произнёс незнакомец, обращаясь к невысокому мужчине в рваном халате, на котором был намалёван красный крест.
Тот сдержанно кивнул незнакомцу.
- Тогда он полностью ваш. – мужчина передал врачу Фёдора Михайловича и сам забрался на станцию.
- Кто это? – шепнул доктор, принимая больного и подозрительно оглядывая незнакомца.
- Он помог сдержать напор мутантов в туннеле. Его зовут..эээ…
А действительно, как его зовут? Я вопросительно глянул на незнакомца.
- Живой. Меня зовут Живой. – бросил он, и, развернувшись, начал пробираться сквозь толпу зевак

Доктор быстро обработал рану бригадира и уже убирал лекарства в прихваченный с собой чемоданчик.
- Вам, Фёдор Михайлович, сейчас требуется покой. Вас отнесут к палатке.
Два парня подхватили бригадира и понесли вглубь станции, не обращая внимания на его протесты.
- Антон, иди за мной, у меня к тебе дело, - врач уже стоял напротив и пристально смотрел мне в глаза.
Михаил Денисович Шприхов или Шприц, как его называли дети, являлся одним из двух выживших врачей во всей Трое. Седина, коснувшаяся его волос еще во время катастрофы, сейчас покрыла всю голову, оставив лишь маленькую чёрную прядь. Из-под самодельных очков смотрели вечно чем-то недовольные серые глаза, а по лицу пробегали глубокие морщины.
Я согласно кивнул врачу и последовал за ним.
Когда доктор волновался или был чем-то сильно недоволен, то начинал нервно тереть лицо или поправлять всё еще густые седые волосы. На протяжении всего пути до его каморки, называемой всей станцией поликлиникой, Михаил Денисович почёсывал бровь и оборачивался в сторону кабинета управляющего станцией, куда направился Живой.
- Хм. Надо же… Живой. Хм… - бормотал он себе под нос, шагая вдоль рядов палаток.
Пытаясь не отставать от доктора, я случайно наткнулся на местного мастера на все руки Лёшку, который обхватил меня руками, стараясь не упасть, но тут же отстранился, буркнул что-то похожее на «извини» и побежал куда-то по своим делам. Я удивлённо глянул на его широкую удаляющуюся спину, и, пожав плечами, побежал за порядочно удалившимся врачом.
Наконец, миновав последнюю палатку, Михаил Денисович открыл дверь поликлиники и вошёл внутрь. Преодолев вестибюль и вяло буркнув «вольно» вскочившему дежурному, доктор вошёл в кабинет, пропустил меня и плотно притворил за нами дверь. Михаил Денисович уселся за большой деревянный стол и жестом указал на стул напротив. В комнате нас уже ждал отец Георгий. Что он тут делает, мелькнула и тут же потухла светлячком короткая мысль. Поприветствовав священника, я сел на предложенный доктором стул и в очередной раз оглядел убранство поликлиники.
Будучи единственным врачом на станции и имея за плечами обширный жизненный опыт, Михаил Денисович занимал на Рязанском Проспекте отнюдь не последнюю должность. Начальник водонапорной станции, советник по внутренним делам, ответственный за снабжение Рязанки пищей, доктор входил в небольшой круг лиц, управляющих крайней станцией Трои. Пользуясь положением, Михаил Денисович мог заказать отдельную комнатку с удобствами. Мягкий кожаный диван, набор крепких стульев, золотистый комод, шкаф – всё с поверхности и обработанное антирадом. Я задержал завистливый взгляд на оранжевых подушечках в углу дивана, и в очередной раз подумал, что надо было учиться делать уколы.
- Что ж, Антон, - заговорил доктор, заставив меня вздрогнуть и перевести взгляд на его морщинистое лицо. – прими еще раз мои соболезнования по поводу почившей матери. Но позвал я тебя не только из сочувствия, а так же и по делам. Об официозе ты еще успеешь поговорить с Владимиром Ильичом и прочими, - доктор неопределённо махнул рукой, - а о деле семейном спешу сообщить прямо сейчас. Минуточку.
Доктор, не обращая внимания на молчавшего священника, приподнялся и отошёл за стоящую в углу комнаты ширму. Интриговать он определённо умел!
Через минуту Михаил Денисович вышел из-за ширмы, держа в руках небольших размеров свёрток. Положив его передо мной, врач уселся в своё кресло напротив.
- Тебе, скорее всего, известно, что в мою должность входит передача семейных ценностей и прочего имущества потомкам и родственникам усопшего. Татьяна успела составить своего рода завещание пару месяцев назад. Так как в нём основные действующие лица - ты и отец Георгий, то я посчитал нужным никого больше не приглашать. Итак… - врач открыл один из ящиков стола и, порывшись, вытащил на свет слабой лампочки маленькую мятую бумажку.
- Итак, - продолжал он, - завещание покойной Татьяны, умершей такого-то дня, такого-то месяца, 2033 года звучит следующим образом:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Никогда бы не подумала, что буду писать эту записку, которая скоро станет завещанием… Но ничего не поделаешь – я чувствую себя всё хуже, и хуже. Никогда я хорошим здоровьем физическим не отличалась, а здесь, в подземельях, совсем исчахла. Чую я – скоро заберёт Господь мою душу, поэтому завещаю:
Своему сыну Антону свёрток с моим дневником и записками;
Отцу Георгию всё прочее, найденное им в нашей палатке. Кроме одной вещи – деревянной шкатулки с изображением ягнёнка (Господи! неужели я помню еще, как эти животные называются?!). Её завещаю я сжечь, утопить или каким угодно способом уничтожить.
Имуществом никаким я больше не владею и других желаний посмертных не имею. Слава Богу за всё. Аминь»
Закончив читать, Михаил Денисович положил на стол завещание, снял очки и усердно протёр их хорошо сохранившимся шёлковым носовым платком.
Я, наконец, перевёл взгляд с таинственного свёртка на бесстрастное лицо отца Георгия. Священник перекрестился, его губы шевелились. Видимо, про себя он читал молитву.
Доктор, натерев очки до блеска, водрузил их себе на нос и кашлянул, глядя на молчащих наследников.
- Я уважал покойную и готов выполнить её последнее желание. – проговорил вдруг священник и неожиданно встал со стула.
- Но, отец Георгий…
- Что-то еще?
- Да нет… - доктор, видно, был немного озадачен. – В общем, это всё…
- Что ж, полагаю, я могу идти?
- Да… Постойте – спохватился Михаил Денисович. – Шкатулка, о которой говорилось в завещании… Мы её так и не нашли…
- Я знаю, где искать.
Дверь за священником громко хлопнула, заставив подпрыгнуть графин с мутной жидкостью на столе.
Михаил Денисович поглядел несколько мгновений на закрытую дверь, будто ожидая возвращения священника, но, так и не дождавшись, медленно снял очки и ещё раз тщательно их протёр.
- Хм. – хмыкнул доктор и задумался о чём-то своём.
О моём присутствии он совсем забыл, полностью сосредоточив внимание на тонометре с треснутым дисплеем. Я привстал и взял в руки свёрток. Он был совсем не тяжелым, а внутри что-то шелестело.
Заметив движение, доктор вздрогнул, перевёл на меня взгляд, ещё раз хмыкнул и проговорил:
- Что ж, Антон, с личными проблемами мы разобрались, можешь смело забирать свёрток себе.
Вдруг задребезжал старый телефонный аппарат, и Михаил Денисович взял трубку.
- Шприхов у аппарата… Здесь… Уже идём. – бросив трубку, врач встал с кресла.
- А теперь, Антон, перейдём к делам официальным. Следуй за мной.
Крепко прижимая к груди своё наследство, я последовал за Михаилом Денисовичем. Понять, что мы движемся в сторону кабинета начальника станции, было несложно.
Прихожая. Дежурный. Вежливый стук в дверь. Полутёмная накуренная комната. Вот мы и на месте. Кабинет начальника хоть и был достаточно просторным, но от количества людей, набившихся в нём, нечем было дышать. Я скромно встал у дверей и обвёл непонимающим взглядом присутствующих. Вот так дела! В блёклом свете мигающей лампочки я разглядел почти весь управляющий состав Трои. Начальник Рязанки, стоящий во главе стола, обвёл присутствующих взглядом и приготовился говорить. Я чувствовал: что бы он ни сказал, это было очень важно; иначе что бы тут делать верхушке Текстилей и людям из Кузьминок?
- Начну без предисловий, так как сейчас каждая секунда на счету. – резко заговорил он. – Рязанский Проспект долго не протянет. А в ближайшее время падёт вся Троя. Мы с вами, господа, обречены.

[Rhaxephone]

Не законченное, не знаю продолжать или нет

Скрытый текст:

И вот вновь керосиновая лампа освещает мою комнату, в которой я доедаю свой скудный ужин. Сумеречная синева вот-вот обратится в ночную чернь, а это значит, что мне пора. Я откусываю в последний раз хлеб и то, что осталось, кидаю в угол. На стук упавшего куска тут же появляется Мирабель и, схватив его за край, тащит в своё убежище. Она потолстела, явно питается лучше, чем я. Хотя крысам понятие хорошей кухни незнакомо: для них всё еда.
Я допиваю чай и подхожу к окну, чтобы выкурить трубочку. Я всегда делаю это у окна – привычка. Я смотрю на город, бордовый от заката, и думаю. Думаю о том, что к этой красоте, уютной и тёплой, как одеяло, причастен и я. Нет, я не создаю её (кому из людей такое под силу), но я и не просто сторонний наблюдатель. Я поддерживаю её, поддерживаю город, в котором она торжествует. Я делаю это уже двенадцать лет, с тех пор, как умер отец, который делал это до меня. Да, это наш семейный секрет. Дело в том, что мы одни из немногих коренных жителей этого города. Большинство горожан появились со временем, привлечённые красотой и сказочной атмосферой нашего «города чудес». Его так все и называют, и есть за что. Взять хотя бы великана, он каждую ночь идёт по городу и рассыпает чудесный порошок, от которого людям снятся волшебные сны. Конечно, большинство считает это местной сказкой или метафорой, но это те, кто спит, мы же, птицы ночные, и мы знаем, что это правда. Я, например, видел его дважды, а ночной сторож так, поди, раз тысячу. Но я отвлёкся, я так и не рассказал о нашем семейном секрете, а очень хочется (хоть это и секрет), ведь это гордость нашего рода, его, так сказать, герб и слава. Так вот, я, к сожалению, не в курсе всей истории, но главное я знаю. Давным-давно, кажется, лет так сто назад, когда наш город был ещё совсем молодым, в него пришёл злой волшебник (никогда не любил этот народ, потому-что плохо понимаю мотивацию их поступков) и что-то там не поделил с горожанами. Подробностей я не знаю, но история вышла не красивая: кто-то кого-то отравил, какого-то паренька, чуть ли не принца, заколдовали, и, похоже, с концами, потом вообще мор начался. Короче говоря, всем досталось - и по полной. Волшебник тот (ну, который злой, доброго почти сразу в этой заварухе прикончили) понатащил в город всякой нечисти (на целый фестиваль бы хватило), говорят, даже дракон был, правда я не представляю, где он тут мог разместиться. Жители сами справиться не могли и обратились за помощью к феям (опять же не ясно, откуда нарисовались феи), те согласились помочь и сказали, чтобы жители пометили все свои дома красной краской, дабы не вышло путаницы. Те так и сделали. Ночью же в город явились горгульи, видимо. Как-то связанные с феями, и прошлись по всем неотмеченным домам. Жуткое было месиво. И к утру в городе никого из пришлых злодеев не осталось. Одна горгулья осталась сторожить, а остальные ушли восвояси. И вот с тех пор, как и в ту ночь, когда мой прадед помечал краской дома, члены нашей семьи еженощно выходят и ставят отметины, чтобы сторожевая горгулья не подумала, будто бы в город вернулась нечисть и не пострадали невинные люди. Вот такой он наш маленький подвиг, но об этом, естественно, никто не знает. Большинство даже не верит в существовании этой охраны, хотя хранителя нашего ежедневно видит на городской ратуше. Но все они думают, что это скульптура, а ведь он просто спит. Ну а то, что кожа у него похожа на камень, так что ж, природа у него такая, тут уж, как говорится, ничего не попишешь.
Но вот трубка даёт всё меньше и меньше дыма. Вытряхнул и пора уже. За окном совсем стемнело. Моё время пришло.
***
Доктор Эйзенбург задержал дыхание и склонился над телом. Последний штрих: добавить его творению левую руку. Он выпрямился и взял топор. Как следует размахнулся, зажмурился и рубанул. Ну и, конечно, не попал. Даже хуже, попал по голове, от чего череп естественно треснул, и хлынули мозги. Эйзенбург заткнул рот ладонью и опрометью кинулся вон из лаборатории. В, бог знает, какой раз он забрызгал умывальник рвотой и, утирая губы, плюхнулся около него на пол. Да, слабость для доктора губительная. Поэтому-то он и не стал врачом, покойник подождёт, а вот живой сначала станет покойником, а уж потом подождёт. Но это не беда. Он сделает то, что ни одному «настоящему врачу» даже и не снилось.
Ладно, надо взять себя в руки и продолжать. Хорошо, хоть рука осталась цела. Не так-то просто найти двух разных людей с абсолютно схожими руками. Особенно, если искать исключительно среди трупов бродяг.
Эйзенбург поднялся, подошёл к столу и налил себе полный стакан спирта. Выпил залпом и отправился назад в лабораторию.
Со второй попытки вышло удачнее. И вот доктор Эйзенбург, выпускник медицинского факультета (ну пусть будет выпускник, что вам жалко что ли, остался -то один курс) берлинского университета, насаживает руку на тонкий стержень, торчащий из предплечья другого тела. Тела, собранного Эйзенбургом из здоровых (то есть не поражённых болезнью) частей разных трупов.
Это был долгий, кропотливый труд. С внутренностями еще куда ни шло, кто их увидит, бери любые, но к внешней стороне Эйзенбург относился очень щепетильно. Ведь именно это должно было сделать его эксперимент величайшим открытием, а не ужасной ошибкой, как у Франкенштейна. Ведь в чём была проблема того незадачливого парня, кончившего жизнь во льдах? Проблема была в том, что он создал чудовище. Он подарил жизнь, которая хуже смерти. Но Эйзенбург не повторит этой ошибки, его детище не будет уродом. И пусть все смеются, что дипломированный (мы же договорились?) хирург занимается тем, что наводит мертвецам марафет. Пусть смеются, но именно он знает, что надо сделать, чтобы создание не ненавидело создателя. Вы скажете пустяки? А вот и нет, вы никогда не замечали, что главные богохульники, попирающие догмы и высмеивающие Бога, как правило, если и не уроды, то с весьма заметными изъянами? Но Эйзенбург учёл это, заметил то, на что остальные в запале и волнении перед великим открытием закрывали глаза. Они (как и вы) считали это пустяками. Что ж, один поплатился за это жизнью.
***
Кондитер Красс, отдуваясь, допил чай и посмотрел на часы. Полночь. Ну, стало быть, пора. Это только некоторые думают, что у преуспевающего кондитера не жизнь, а малина. А чего ему стоит, этот успех, они знают? Конечно же, не знают. То есть, наверняка догадываются, что у него есть секрет, но какой? Они думают, это нечто простое и невинное. Ха! Как бы не так. То есть, не то, чтобы он в полночь в подвале резал детей, упаси Боже, но и совсем простым и невинным этот секрет назвать нельзя.
Секрет этот ему открыл один разорившийся кондитер. Вы, конечно, засмеётесь, вы скажете: « Ха-ха-ха. Секрет успеха от разорившегося кондитера», и снова добавите «ха-ха-ха». Но это вы зря так хохочите, вы ж ничего не знаете. Разорился он вовсе не от этого, а от того, что его молодая жена сбежала с любовником, прихватив все его сбережения. Он так расстроился, что заболел сифилисом и умер. Но перед смертью открыл свою тайну Крассу, у которого дела тогда не ладились (ещё бы, с таким конкурентом). Секрет был такой: надо было добавлять в изделия немного кладбищенской крапивы. Причём не просто нарвать и добавить. Нет. Тут особую роль играл сам сбор. Надо было каждую вторую пятницу месяца (кроме летних, на лето надо было запасаться) выходить на кладбище и ровно в час ночи (Красс всегда приходил пораньше, чтоб не опоздать), раздевшись догола, войти в самую гущу зарослей и нарвать из середины (та, что по краям не годилась) побольше крапивы и вынести её (ОБЯЗАТЕЛЬНО!), зажав между бёдрами. Вы скажете «бред» и опять возьмётесь за своё «ха-ха-ха», но, исполнив этот ритуал, Красс начал богатеть не по дням, а по часам. Да, бывший конкурент его просто одарил, облагодетельствовал, о… даже не знаю, как ещё сказать. И ведь представьте, насколько благородный человек: открыл свою великую тайну именно Крассу, несмотря на то, что жена его сбежала с братом Красса. Вот это подвиг прощения! Святой был человек, просто святой.
И вот сегодня была как раз вторая пятница октября. На улице было холодно, но это даже лучше. Старик так и сказал, чем холодней, тем лучше.
Выйдя на улицу и, закрывая за собой дверь, Красс, как и обычно, полюбовался на гордую золотую вывеску: « Кондитерская Красса». Да, друзья мои, часто ли вы встречали Крассов? Вот то-то же. Конечно, некоторые завистники продолжали как-бы невзначай называть его Крафтом. Крафт. Много ли вы знаете Крафтов, которые кого-то победили. То есть, не так победили, чтобы там, в кости или в судебной тяжбе, а по благородному, исторически, так сказать.
Но на часах уже четверть первого, надо торопиться. Красс поднял голову и увидел, как с холмов спускается великан. Вот тоже ещё один пример народного невежества. Все считают, что его нет, а он- вот он. Идёт спокойно, торжественно, как-будто это не великан идёт, а плывёт конь Александра Мирмидонского. Вот так-то. Нет его. А кому же мы обязаны нашими чудесными снами, ведь в этом городке никогда и ни у кого не было кошмаров, но все так привыкли, что и не замечают. А вот Красс знает, кому обязан вчерашним, прекрасным сном о том, как он на общенациональной ярмарке, в честном соревновании одолел столичного кондитера Спартака. А вот идёт Марк. И опять же, никто в городе не знает, откуда на домах красные метки, а Красс знает. Это Марк их ставит. Но пора бежать.
***
Герус проснулся. Он сладко потянулся и начал озираться вокруг. Кажется, днём прошёл дождь, теперь ясно, почему ему снилось, что он упал в лесное озеро и не может выбраться. Что за люди живут в этом городе, не могут сделать нормальный навес, хотя зачем статуе навес. А попробуй, покажи, что ты не статуя, тут такое начнётся! Герус поморщился и громко чихнул. Ну вот, простыл. А скоро ведь зима, правда, в прошлые зимы кто-то приносил ему одеяло, под которым он и просыпался. Как он убеждал горожан в необходимости укрывать статую, неизвестно, да и не важно. Хоть не так холодно. Мир не без добрых людей.
Герус ещё раз осмотрелся, но теперь уже не бесцельно. Ага, голубь. Хвать и в пасть. Правильно, не спи на карнизах, глупая птица.
Ну, пора бы полетать, а то при такой жизни совсем разучишься. И, посильнее оттолкнувшись, понёсся. Сначала он облетел весь город над крышами, развернулся, облетел в обратном направлении. Всё ничего, только туман откуда-то взялся, ну да это не беда. Такому мастеру полётов туман не страшен. Теперь самое интересное, полёт по городу, лавирование между домами. Он давно собирался это сделать, да всё как-то по привычке летал к лесу, на простор. Но сегодня, наконец-то он покажет (правда, сам себе), на что способен. И…
Дома проносились один за другим со всё нарастающей скоростью. Влево, вправо, влево, вправо. Через площадь, провернувшись в полёте, как штопор, влево, вправо, что за…
Удар во что-то мягкое. Какой-то глубокий то ли вздох, то ли стон. Грохот. Мостовая. Больно.
***
Эйзенбург стоял прямо (только чуть-чуть шатался) и смотрел торжественно на плод своего труда. Тот сидел (ну, почти сидел, на самом деле он только чудом ещё не сполз на пол) на специальном кресле, к которому была подведена куча проводов. Эйзенбург взялся за рубильник, отчётливо произнёс: «Да свершится!» и пустил ток. Тело запрыгало, затряслось и Эйзенбург весь в напряжении подался вперёд. «Он оживает, оживает», - бормотал про себя почти дипломированный, почти доктор. Но вместо того, чтобы встать и пойти (как это представлял себе Эйзенбург), «плод его труда» окончательно сполз на пол, обрывая провода, дымясь и подёргиваясь. Эйзенбург вырубил ток и кинулся к телу, оно было мертво, как и после первых двух попыток, только на этот раз окончательно почернело. Продолжать было бессмысленно. Эйзенбург сел в обесточенное кресло и зарыдал.
Он просидел так около получаса. Потом встал, утёр слёзы и пошёл за спиртом. Оставалось только одно. Похоронить это тело вместе с безруким.
***
Это была обычная ночь, и всё было, как обычно. Я шёл и ставил отметены, почти никого не встречая. Правда, мне попался Красс, который, как и обычно, во вторую пятницу месяца шёл куда-то по своим делам. Красс – это наш кондитер. У него весьма не плохие торты, правда, зачастую они отдают чем-то кислым, но приходиться мириться: другого - то кондитера у нас нет. Да и привыкли уже, так что и не замечаем этой маленькой гадости.
В общем, всё было как всегда, пока я не пересёк площадь у ратуши. А вот уже за площадью началось то, что обычным ну никак не назовёшь.
Первое, что я увидел, был гигантский сапог. Великан, отметил я про себя. В этом не было бы ничего странного (я уже говорил, что видел его дважды, хотя и не так близко), но сапог лежал, и лежал он, судя по всему вместе со всем великаном, а вот это было уже странно.
Пройдя вдоль тела (оно было ещё больше, чем я думал) и, подходя уже к голове, я заметил, что около неё стоят двое. Причём, оба достаточно колоритные, так что вопросов типа «кто это?» не возникало. Ночной сторож в его неизменном старом пальто, которое он никогда, по-видимому, не снимал, тряс головой (своей, конечно,) и сокрушался в свою знаменитую бороду:
- Ох-ох-о, что ж ты наделал, чудище крылатое?
Горгулья, маша руками и чуть не плача, оправдывался:
- Я ж не специально. Я не заметил.
- И как же это ты, его не заметил?- сказал старик, кивая на великана.
Ну, всё, разревелся. Вы когда-нибудь видели плачущую горгулью? Зрелище забавное и жалостливое одновременно. А какие он при этом звуки издаёт, Боже мой!
- Здорово, Леонард. – сказал я, подходя к ним.
- Здорово, Марк, - ответил сторож. – Полюбуйся, что этот душегуб наделал.
Горгулья ещё громче запричитал.
- А что стряслось - то?
- Да вот, врезался ентот летун в нашего великана, а тот возьми да грохнись. Вот башку - то себе и расшиб.
- И что, насмерть?
- Угу.
Я посмотрел на великана. На широком лице гримаса удивления, глаза и рот широко открыты, но крови нигде нет.
- Это он не голову разбил, - констатировал я.
- А что? – поинтересовался Леонард.
- Это он с перепугу помер.
- Да какая разница, помер ведь, - не восхитился моей сообразительностью старик. – А от чего не важно, я ж не поталканадом.
- И то верно.
Мы помолчали глядя на лоб великана. Лоб был высокий, без единой морщинки.
- Молодой ещё был – сказал я, и получил в ответ очередное завывание.
- Да уймись ты – приказал Леонард.
Горгулья попытался совладать с собой и не без успеха. Размазывая слёзы по клыкастой морде он уставился на нас. Он явно хотел что-то сказать, но не успел, откуда-то сзади донеслось кряхтение как-будто кто-то, тащил нечто тяжёлое.
Мы обернулись и увидели человека, толкающего перед собой тележку. То, что было в ней, скрывал наброшенный сверху старый ковёр, но наблюдательный человек мог угадать характер поклажи, а я был наблюдательным.
- Эй, доктор, куда это вы трупы тащите?
Он остановился как вкопанный.
- Как вы угадали что я… И что я…
Его округлённые до предела глаза, смотрели на меня с искренним изумлением, но вредный Леонард не дал мне насладиться славой провидца.
- Во-первых, ты в лекарском халате, а во-вторых, у тебя из-под ковра нога торчит.
Эйзенбург удилённо осмотрел сначала себя, потом повозку, а потом уж и нас.
- А вы кто?
Вот ведь человек науки, ничего во круг себя не видит, сколько раз таща очередного усопшего бродягу в лабораторию, он проходил мимо меня и вот здрасьте, кто вы? Я хотел было ответить, но Эйзенбург уже явно забыл о своем вопросе он увидел великана. Что стало с его лицом не описать. Однако Леонард был человек обстоятельный и на вопросы привык отвечать:
- Я милок сторож, звать Леонард, энто Марк…
- А я Герус.
Тут уж доктор просто заорал. Оказывается Герус (так вот как его звали) пытался, в слепой надежде, пробудить великана присев возле него и тормоша за ухо, когда же Леонард начал нас представлять он выскочил как горгулья из-за великана, и жизнерадостно назвался.
Прооравшись, доктор предпринял попытку упасть в обморок, но, сознание его не покинуло, и он просто комично оступился.
И вновь крик, дикий, не человеческий, но уже откуда-то из-за города.
- Красс, - сказал Леонард и захихикал в бороду. Причину смеха я не понял, но зловредный старикан просмеявшись, так ничего и не объяснил.

Звездочёт. Какое глупое слово. Что общего у этого обозначения безумца, занимающегося самым бессмысленным делом, какое только может быть на свете, с благородным занятием астролога. Иероним был астрологом, а не звездочётом. Идиотка! Это же надо такое сказать. Да ещё этаким фривольным манером: «наш звездочёт». На свете есть два типа невежд, одни своё невежество осознают и стыдятся, вторые напротив чуть ли не кичатся им. Она определённо относиться ко второму типу. И как Иероним мог так заблуждаться.
Вообще-то, жаловаться на непонимание не приходилось. В городе многие пользовались гороскопами Иеронима (что, безусловно, свидетельствовало о наличии в городе прогрессивно мыслящих людей). Были, конечно, и насмешники вроде этого, как его, ну, который на соседней улице живёт, ну да что взять с психопатической личности мажущей еженощно дома краской. Такие как он скорее поверят в байку о великане (в байку? Ну да, конечно в байку, Иероним ведь твёрдо решил, что ему привиделось, и в гороскопе потом так и вышло: в этот день склонность к галлюцинациям, он два раза проверял, а это железно, последующая проверка всегда была точней первой), так вот они скорее будут верить в эти сказки чем в опробованный метод, используемый, заметьте, не одним поколением. Вот где ваш великан, где я вас спрашиваю? Вот то-то же. А звёзды…
Иероним взял телескоп и стал смотреть на небо. Вот он видит, что Венера сместилась в сферу Урана, по крайней мере, он решил, что это Венера, а там Уран, и смещение вроде как было. А вот крылатое создание летит куда-то с какими-то стропами или канатами. Подождите, это ещё что такое? Крылатое чудище с канатами. Иероним склонился над своим журналом и стал читать свой гороскоп на этот месяц. Точно как и в прошлый раз не заметил вот же влияние кентавра, склонность к видениям. Всё сходиться.

Я как раз докурил и вытряхивал трубку, когда услышал, как Леонард сказал:
- Ну, принёс, наконец.
Я обернулся и увидел Геруса, держащего в лапах канат.
Это была идея Леонарда, но я не разделял его энтузиазма. Во-первых, что руками, что канатом, мы великана не сдвинем, во-вторых…
- Мы всё равно его не сдвинем, нужны колёса, - сказал доктор.
- А где мы возьмём такие колёса? – поинтересовался Леонард.
- Сделаем,- сказал я. – Правда, это долго.
- Вот именно долго, а через два-три часа город начнёт просыпаться.
- Необязательно, - раздался голос Геруса. Мы обернулись и увидели, что он стоит над мешком., в котором едва заметным бирюзовым светом напоминал о своём существовании сонный порошок великана. Мы переглянулись.
* * *
Герус обещал что опылнние города займёт не больше часа, и мы решили потратить это время с умом. То есть каждый напрягал ум, выдовал свои соображения остальным и начинал яростно их отстаивать. Спор шёл жаркий. Во-первых доктор, этот индивидуалист никак не желал проникатся важностью момента и отказывался участвовать в общем деле. Мы допустили важную тактическую ошибку, точнее её допустил Леонард , отвесив горгулье подзатыльник, что лишило нас возможности запугать доктора чудовищем. Обрзованные люди не бояться чудовищ которых бьют старые сторожа.
Но там где нет помощи от существ сверхъестественных,на помощь спешат существа реальные. Леонард пригразил доктору разоблачением и тот тут же согласился. Мне даже показалось, что как-то уж слишком быстро. Он молча о чём-то думал и странно поглядывал на великана. Вот тут-то на мой взгляд и крылась проблема с доктором.

[Ёролгуй]

Маленькая прозаическая зарисовка

Скрытый текст:

Я пробыл на этом форуме меньше получаса, и мне уже дурно. Такое идеальное воплощение маскульта я себе и представить раньше не мог. Вольер для счастливых хрюкающих свинюшек, которым предоставлена абсолютная свобода, только бы жрали местную травку и лежали в загончике. Пакостные ограниченные детишки высказывают неправильные идеи и поощряют их друг у дружки. Юнцы постарше с мозгами, тягостно опухшими от полового созревания. Занудливые девки, примеряющие в интернете социальную роль лидера. И везде предрассудки, заблуждения, маразмы, спесь, тщеславие, разболтанность, безыдейность.

[Salute]

Ёролгуй

Скрытый текст:

А вам, собственно, сюда, а не сюда. Здесь на флейм не ведутся, не принято. Попробуйте там.

[Heathen]

F-R-@-G,

Скрытый текст:

Сообщение от F-R-@-G

Острая игла проткнула низ позвоночника, отдаваясь во всём теле. Из-за боли невозможно было даже поднять ногу – её сразу же будто протыкало гигантской спицей, сковывая движения.

Проткнула-протыкало. Можно в первом случае сказать "пронзила". Хотя не обязательно.

Сообщение от F-R-@-G

А ведь я столько всего не успел сделать в этой жизни! Я не совершил великого подвига, не заработал состояния, не стал знаменитым. У меня не было и ребёнка, который бы лил слёзы у моего бездыханного тела. Да и тела-то не останется – эта тварь сожрёт, и не вспомнит никто... Хотя, какие могут быть подвиги в царстве вечного уныния? Здешних «героев» забывают уже спустя несколько трупов новых «героев»… К чёрту всё!

Эта часть создаёт нежелательную паузу в динамике момента. Хочется узнать что же произошло, а эта заминка мешает действию. У меня лично пронеслась в голове последняя фраза и глаза тут же нашли следующий абзац.

Сообщение от F-R-@-G

Держа автомат наготове

Повтор "автомат". "Оружие" было бы лучше.

Сообщение от F-R-@-G

Взоры всей подмоги

Странная фраза.

Сообщение от F-R-@-G

Им отвечал бесстрастный взгляд двух черных, как смоль, глаз.

"Ответил" пожалуй. Времена)

Сообщение от F-R-@-G

Я же ретируюсь на станцию. Надеюсь, вы не против?
Игорь, не раздумывая, ответил:
- О, конечно! Ты большую услугу нам оказал

Разговор дворян, честное слово)

Сообщение от F-R-@-G

начал пробираясь сквозь

"Пробиратся", да?)

Сообщение от F-R-@-G

так и не дождавшись отца Георгия

Можно и не добавлять "отца Георгия".

Сообщение от F-R-@-G

Предсказать, что мы движемся

"Сообразить", "догадаться" или "понять" звучало бы лучше.

Как-то так. Диалоги опять же хорошо сделаны, кроме того, смутившего меня места.

[F-R-@-G]

Сообщение от Heathen

"Пробиратся", да?)

Да, очепятка ><

Сообщение от Heathen

Разговор дворян, честное слово)

Подправил. Видно, Достоевского перечитал)

[ShadowScale]

вот не нашёл где спросить, поэтому спрашиваю тут - от какого лица лучше писать книгу/повесть/рассказ? От 1го или 3го? Какие есть плюсы и минусы повествования от этих лиц. Кто-то мне сказал, что мол книна написанная от 1го лица не внушает доверия, а мне вот 80-90% текста хочется писать от 1го лица, потому что так лучше мне и удобнее передавать мысли героя, чувства.

Кто что скажет? Или, если можно, скажите, где можно ещё спросить по этому поводу людей, чтобы услышать большее число мнений, для лучшего анализа дела)

[F-R-@-G]

Сообщение от Нелепoсть

Кто-то мне сказал, что мол книна написанная от 1го лица не внушает доверия, а мне вот 80-90% текста хочется писать от 1го лица, потому что так лучше мне и удобнее передавать мысли героя, чувства.

Я, конечно, не Белинский, но по-моему ты должен писать книгу так, как хочется в первую очередь тебе, а не соседу дяде Васе.

[ShadowScale]

F-R-@-G, "сосед дядя вася" был чисто для примера. А вопрос, скорее, по модулю, по абсолюту задан.

[Rhaxephone]

Нелепoсть, учитывая, что оба способа существуют в мировой литературе ответа на твой вопрос просто нет. К тому же есть ещё один способ, метод рассказчика, например братья Карамазовы написаны по сути от первого лица, но это почти не заметно)

[Elestrago]

Нелепoсть
Вообще в литературе используется только два способа: от 1-го и от 3-го приближенного (т.е. с передачей чувств и мыслей). И нельзя сказать, какой способ лучше и удобнее. Лично я (да и многие издающиеся авторы) используют в произведениях нескольких фокальных персонажей. Среди них повествование одного, который, на их вгляд, самый-самый главный, идет от 1-го лица. Повествование остальных персонажей идет от 3-го приближенного. Например: цикл "Ветер и Искра" А. Пехова. И многие-многие другие - такой прием достаточно популярен. Единственный совет: при повествовании от 3-го лица описывай чувства и мысли персонажа точно так же, как описывал бы при повествовании от 1-го лица. И старайся не описывать того, чего персонаж не видел, не знает - как и при 1-ом лице.

[Мота]

первая проба пера. Но изъявляю желания, что-бы отпинали по полной программе
Пока немного. Надеюсь вдохновение не окончится, да и это... жанр - фэнтези. Названия пока нет.

Скрытый текст:

– Ты и вправду хочешь услышать нашу историю? Она очень долгая, да и не интересная, скорее всего. Хотя… с учётом того, что наша принцесса будет глубоко спать весь день и всю ночь – присаживайся поудобней. Так вот, с чего бы начать… думаю с того дня, когда мы её и встретили…

Шли последние дни весны, отступая перед натиском лета. Солнце уже полностью грело, а облаков уже и видать-то не было. Жара стояла неописуемая. Даже зверьё пыталось держаться в теньке в густом лесу. А возможно они просто меня с братом пугались, когда мы вновь начинали свои игры. Мне тогда было девять лет, совсем маленький и ничего путного в жизни не понимал. Хотя братик был и постарше на три года, но не думаю, что тогда он ушёл дальше меня в этом смысле. Так мы и любили носиться, играться и заниматься прочими шалостями по красиво залитому светом лесу, хотя особо и не часто, который в тёмное время суток становился весьма страшным. А вот днём он был как маленький, безобидный котёнок, которого так и хотелось погладить, подразнить и потискать. Похоже, лес всегда отвечал взаимностью и никаких опасностей он нам не прятал за пазухой. Но так было только днём. Ночью менялся антураж, и менялись правила. Буд-то уставшее животное от дневных игрищ, ложилось спать и наказывало всех, кто побеспокоит его вечером, и не дай Богам – ночью. Это не гласное правило мы никогда не нарушали. При этом и надобности особой в этом не было, ибо особняк нашего графства было недалеко от безмолвного друга, да и целого дня нам было абсолютно достаточно. К вечеру мы уже сами ползли к нашему любимому дому, где нас поджидали все те, от которых мы и убегали.
Но в тот день немного было по-другому. В одном из разговоров Стивен обронил фразу мол, где-то на берегу реки, которая проходила в этом лесу, у старого и могучего дуба, потерял очень дорогой ему предмет, хотя и не уточнил что именно. Сначала мы посчитали, что он лишь подшутил над нами, но лицо у него было в тот момент очень грустное, а так как он наш самый дорогой друг, да и наши семьи были в очень хороших отношениях, мы решили, что это взаправду. На следующий день я с братом пошёл искать этот таинственный предмет. Настоящее приключение, что и скажешь, с учётом того, что река была не очень близка от нашего особняка. Поиски потерянной вещи полностью переплетались с нашими играми. В итоге мы и не заметили, как начал приближаться вечер. Но останавливаться не решались и, отбросив все игры, занялись поисками. Чего? Сами даже не знали. Наверняка что-то такое, которое отличается от местной флоры и фауны и будет весьма сильно выделяться и контрастировать на фоне леса. В голову лез, например, кулон. Или шкатулка. Или другая маленькая безделушка. А поиски непонятно чего продолжались. И опять в голову начали лезть мысли, что над нами очень жестоко пошутили. А мы, поверив, побежали сломя голову искать, даже не зная что… нет, верить в такое уже просто не хотелось. Зря, что ли мы тут возимся весь день? Ох Стивен, ох ты маленький стеснительный паренёк. Как тебя тогда хотелось хорошенько отдубасить. Придя к этому выводы, прочно закрепив обоюдно пожелания о пытках бедного друга, мы решили возвращаться. Ни с чем. И одно мы поняли очень хорошо – к такому выводы надо было приходить раньше. Ибо – вечер. Уже. Лес днём то добренький и пушистенький. Но вот вечером. Пугал не сам вечер в основном, а то, что вернёмся то мы уже к ночи. Если не позже. Если вообще вернёмся. Вот тут на меня набросился страх. Самый настоящий страх. Легенд и мифов о ночном лесе наслушались вдоволь и прекрасно понимали, что нас могло ждать впереди. Ничего хорошего. Хотя братик держался молодцом, но было заметно не вооружённым глазом, как и его постепенно овладевает страх. И тут мне стало особенно не по себе, ибо ладно я – трусишка, честно говоря, ещё тот. Который выбирался в этот лес только под натиском брата. Но Дэвид, мой братишка… который хотел стать рыцарем, или что-то в этом духе, когда вырастет и тренировался постоянно для этого. Вот это пугало ещё больше, чем одолевающий меня страх тёмного леса.
Темнеет. В лесу темнеет быстрее и сильнее, чем в поле. Это не совсем хорошо для нас. Вот уж что мы не рассчитали, так это очень быстро потемневший лес, хотя ещё и не так поздно. Вроде. И стало тише. Буд-то по команде все зверьки уложились спать. Почти все. Ведь есть зверьки... нет, звери… если уж быть совсем правильным – хищники. При одной только мысли становиться плохо, что ты один в тёмном лесу, а там, из-за кустов смотрит кто-то. Жадными глазами, выжидая подходящий момент для атаки. Вот уж точно чего не хочется, так это стать ужином. Но здесь и сейчас свои правила и законы. Здесь нам не место. И мы это прекрасно знали. Но, к сожалению, мы уже нарушили этот не писанный никем закон. Теперь придётся выбираться как можно быстрее. А тем временем всё темнело и темнело. Ещё чуть-чуть и станет совсем ничего не видно, хоть глаза выколи. Даже лунный свет сюда проливается еле-еле. Это было неожиданно для нас, прежде не бывавших в лесу вечером, тем-более ночью. Кричать и звать на помощь, скорее всего, бесполезно – мы ещё довольно далеко от особняка, который тихо и мирно стоит возле нашего друга. А друг ли он нам сейчас? Вот уж на этот вопрос дать ответ уже сложнее, хотя из окон нашего дома даже глубокой ночью, даже когда нет лунного света, выглядит весьма и весьма безобидным. Но так только снаружи. А вот внутри, как мы с каждым моментом убеждаемся, вовсе не так. Сейчас всё придаётся в другом значении. Те же запахи и звуки воспринимаются более остро. Особенно шорохи. В особенности они. Шорох раз. Шорох два. Три. Нет, это уже не случайность. Кто-то идёт. Мы встали столбом. Брат то и успел, что схватил под ногами лежащую палку и занял, обхватив двумя руками… стойку? Вот уж что неожиданно. Ещё днём такая сцена вызвала скорее подготовку к некой игре, ибо занять боевую стойку держа в обеих руках палку как меч, и задрав его вверх перед собой, это не внушало доверия. Как минимум. Но здесь и сейчас это прошло. И казалось весьма серьёзным. А шорохи где-то там, за деревьями, всё усиливались и приближались. Уже было слышно тяжёлое дыхание. Мурашки по коже пронеслись, а волосы встали дыбом. Мы ещё зверя, хищника, а может даже какого-нибудь монстра, пока не могли увидеть. Но отчётливо слышали. Его тяжёлое дыхание, его не очень-то тихие шаги. Постоянно обо что-то спотыкаясь, оно приближалось. Я вцепился в спину Дэвида, а он в свою очередь в свою палку – единственное оружие, которое могло помочь. Хоть как-то. Бежать было поздно – оно слишком близко. Оно, вероятнее всего, лучше нас видит в темноте, и оно, естественно, быстрее. Оставалось только принять бой. Некоторое время мы выжидали. Я, братик и оно. Мы чувствовали, хотя и увидеть друг друга не могли. Это было противостояние – кто даст слабину первым, тот и проиграл. На кону наши жизни.
Лично я ожидал всего, что угодно: и то, как зверь или монстр выпрыгнет с самого неожиданного места и то, как он сначала взвоет перед атакой, и прочую ерунду. Всё это представилось в голове в один миг. Но одного я не ожидал. Как что-то за деревьями, которое нас выследило, всем своим весом плюхнется на землю. Именно завалился – такое не перепутаешь. Может это уловка? Чтоб два наивных мальчика подошли поближе? Не знаю. Но проверить, как минимум, нужно было. Дэвид скосился на меня и шёпотом произнёс:
– Оставайся здесь, я проверю.
Я лишь замотал головой. Оставаться здесь? Одному? Нет, лучше я с ним. Прямо в пасть зверя, но зато не один. Хотя бы. Брат и не сопротивлялся. Так мы и выдвинулись. Я, вцепившись в спину, а он в палку. Наверное, выглядело комично. Со стороны. Сердце стучало бешено, такое было впервые. Никогда такого страха, нет, скорее ужаса я не испытывал. Руки дрожали, а зубы я еле-еле удерживал, чтобы они не постукивали. Что мы там увидим? Бездыханное тело животного, которое хотело лишь помощи? Или притворившийся мёртвым монстр? Я не хотел этого видеть и просто зажмурил глаза. Пробравшись через густые заросли кустов, мой ведущий остановился. И я уткнулся прямо в него. Он что-то увидел. Как пить дать, он что-то увидел. Воображение играло просто с нереальным накалом и мне становилось всё более и более любопытно – что же там?! Но открывать глаза и посмотреть духу у меня не хватало.
– Ч-что же там, Дэви? – только и смог через себя тихо произнести.
– Ээ…
Это всё, что я от него услышал. Он просто мычал. У него просто не было слов. Нет, не от страха, а от удивления. И моё любопытство поднялось на не досягаемый ранее уровень. Я сгорал от нетерпения узнать, от чего брат встал в ступор и расслабился. Ничего не произнося. Я медленно выглянул из-за его спины и приоткрыл правый глаз. Я тоже встал в ступор. В беспамятство. Это… это… это было просто удивительно. Никогда бы не подумал, то, что увидел. Моё воображение меня полностью подвело.

[benzopil]

ну вот, начал писать рассказик, это вступление

Скрытый текст:

Мне одиноко в этом душном городе. Людей все больше, а мне все тяжелее вдыхать этот отвратительный смрад, заполняющий улицы. К счастью, я сейчас не там.
Загорелая блондинка с розовыми щечками. То, что я люблю. Через десять минут выходить на работу, но мне плевать. Есть вещи поинтереснее тупой однообразной рутины. Камасутра заметно толще рабочего устава. Кстати, как ее зовут?
- Кстати, как тебя зовут?
- А? - ей явно не до моей болтовни.
Она двигается взад-вперед, покусывая ноготь на мизинце и закрывая глаза.
- Я говорю зовут тебя как?
- А? Аня. - произносит она с придыханием. - А тебя?
- Я уже не помню.
Нелепая шутка удалась. Смотря на цвет ее распущенных волос, я понимаю, почему. Свое имя я не называю девушкам никогда, потому что терпеть не могу девок, выкрикивающих его каждые три секунды во время ссоры.
Мы познакомились в очереди за кофе. Я, как обычно, хотел взбодриться после так называемой работы, а она просто закончила шляться по магазинам и искала приключений на свою задницу. Сегодня она нашла их в моем лице, а завтра выдумывать красивое прошлое и кувыркаться потом с ней в постели будет кто-нибудь другой.
- Дорогой... Тебе... не пора... идти... на работу?..
У нее красивые ноги. Они гладкие и ровные. А еще у нее красивые глаза. Длинные ресницы делают их еще более выразительными.
- Знаешь, пора.
- А где... ты... работаешь?..
- Я... Главный редактор мужского журнала. - Впервые за сегодняшний день я не солгал.
- Какого? - не унимается она.
- Неважно. - Я улыбаюсь из-за ее неудачной попытки узнать мое имя.
Красочный фейерверк ознаменовывает, что пришло время завязывать с этой красавицей и ехать в редакцию. Она тянется за своей юбкой, я судорожно ищу под кроватью галстук.
- Как насчет кофе сегодня вечером? - неожиданно заявляет Аня. Она не понимает, что является всего лишь очередной записью в моем списке кинутых девушек.
- Не знаю, у меня планы. - Я смотрю на ее ноги и улыбаюсь. - Посмотрим.
- Я ведь могу изменить твою жизнь. - Она тянется к моему лицу, чтобы поцеловать.
- Правда? - Я поднимаю брови и всем видом показываю, что спешу. - Тогда ты сама меня найдешь, если захочешь.
- Ммм... - она изгибается в моих объятиях, словно змея. Я завязываю найденный галстук, натягиваю брюки и складываю бумаги со стола в сумку.
- Подкинешь меня до дома? - она начинает наглеть.
- Нам в разные стороны.
- С чего ты взял, ммм?..
- Потому что всегда так и получается, - говорю я, как бы намекая, чтобы она свалила. - Все, выходи. - Я открываю дверь и показываю рукой на выход.
- Ну пока. Сегодня еще увидимся. - Она скалится, как будто выиграла в лотерее.
- Да, всего хорошего. - отвечаю я, и через пять выбегаю на улицу, воняющую всем, чем можно.

[F-R-@-G]

benzopil, не очень люблю рассказы из серии "Записки Дон-Жуана". Да и этот написан кривовато, излишне вульгарно, слог хромает.

Скрытый текст:

Вульгарно здесь:

Сообщение от benzopil

Загорелая блондинка с розовыми щечками

Сообщение от benzopil

искала приключений на свою задницу

Сообщение от benzopil

Она скалится

В последнем случае вообще жесть >_<

Сообщение от benzopil

Сегодня она нашла их в моем лице

Некрасиво звучит.

Сообщение от benzopil

всего лишь очередной записью в моем списке кинутых девушек.

В списке использованных девушек.

Сообщение от benzopil

словно змея

Ощущение, будто ты мегеру описываешь %)
Да, кстати, во время секаса обычно о всяком таком не разговаривают)

[F-R-@-G]

Глава 3

Скрытый текст:

- Ни для кого не секрет, что мы до сих пор снабжены электричеством благодаря аварийному генератору. А электричество для нас это: пусть и слабый, но свет на станциях, работа противорадиационных фильтров и вентиляции, возможность сварки и починки оборудования… Одним словом – жизнь. – начальник станции загнул четыре пальца и, подумав, загнул пятый, сжав руку в кулак.
- Последствия поломки генератора все вы уже испытали на себе. Резервного тока от мельниц хватает лишь на слабый свет с перебоями. Люди задыхаются от недостатка воздуха, отравленного излучением.
- Но поломка уже должна быть исправлена – вернулся отряд разведчиков с поверхности! Детали для починки генератора у них. – начальник Текстильщиков – толстенький мужичок с залысиной – нетерпеливо перебил начальника Рязанки, бросив беглый взгляд на часы.
- Отряд разведчиков ходил за пищей и припасами, Игнатий Петрович. И они вернулись ни с чем.
- Но постойте, как же это… - Игнатий Петрович недоумённо уставился на начальника Рязанки, - Владимир Ильич, вы же поставили сроки починки генератора. Почему разведчики ходили не за деталями?
- Невозможно вдохнуть жизнь в умершего – вот почему, Петрович. – устало проговорил Владимир Ильич. – аварийный генератор уже никогда не заработает. За эти годы его запас энергии был полностью израсходован.
- Разведка с поверхности сообщила, – продолжал Владимир Ильич, не обращая внимания на поднявшийся в комнате шум. – Доступная нам территория полностью истощена. В магазинах, складах, жилых домах не осталось ни одной облучённой пачки чипсов и коробки патронов. Боеприпасов и запасов продовольствия, которыми располагает Рязанский Проспект в данный момент, при должной экономии хватит на месяц-полтора.
- А как же фермы?
- Можно расширить территорию сбора припасов!
- У нас еще ведь есть фактически неистощимые запасы крыс!..
Каждый в комнате пытался что-то сказать начальнику станции, но создавалось ощущение, что они обращались сами к себе. Споря и перебивая друг друга, люди, казалось, совсем забыли о замолкшем Владимире Ильиче.
- Хотите опровержения всех ваших теорий? – неожиданно громко сказал он, моментально переключая на себя внимание всех присутствующих. – Пожалуйста! Ни один нормальный человек не выйдёт за пределы окрестностей Трои. Почему? Выхино и ближайшее Подмосковье обработано бактериологическим. Туда даже мутанты соваться боятся. За текстилями многочисленные гнезда вурдалаков и строителей, по сравнению с которыми уборщики кажутся пушистыми котятами. Даже хорошо вооружённый отряд вряд ли вернётся из этих мест в полном составе. Если вообще вернётся. Это раз. – Владимир Ильич взглядом победителя обвёл окружающих его людей. – Фермы не способны прокормить всю станцию. На одних грибах и кое-где пойманных крысах мы долго не протянем, а без патронов не сможем сдерживать напирающих с юга и севера мутантов. Того электричества, что мы вырабатываем, не хватит для жизни даже на протяжении нескольких месяцев. Итак, кто-нибудь из вас еще питает надежды на дальнейшую счастливую жизнь Трои?
Ехидно сказав последнюю фразу, Владимир Ильич с интересом начал искать несогласных. По толпе прошёл небольшой шумок и все затихли. В этот момент в моей душе даже появилось чувство гордости за начальника станции. Владимир Ильич, втихомолку называемый старожилами Лениным, был сухощавым мужчиной лет пятидесяти-пятидесяти пяти. Пробившись в начальники почти сразу после катастрофы, он изо всех сил старался держать станцию в порядке и не выпускать из рук бразды правления. По иронии судьбы его профессия до войны была одной из самых пустяковых – продавец журналов, карт Москвы и прочей мелочи в поездах метро. И это при двух высших образованиях, которыми он жутко гордился! Обычно он зазывал своим сипловатым голосом покупателей во время перегона с Текстильщиков на Волгоградский Проспект. Но той ночью ему «повезло» остаться на нашей стороне. Фамилия его была Чемоданов.
- Ситуация действительно критическая. – серьёзно проговорил мужчина с красным лицом и неестественно серыми волосами, нарушая общее молчание.
- Что я и пытаюсь до тебя, Капрал, и до всех вас донести. – вновь проговорил уставшим голосом Чемоданов и опустился на табурет. – Теперь-то вы понимаете, как важно присутствие Аякса на собрании лично? А я ведь говорил… - Владимир Ильич обречённо махнул рукой и опять замолк.
- Хм. – начальник Текстилей задумчиво хмыкнул и посмотрел по сторонам.
- Если ты собрал нас всех здесь, то я думаю, что одной новостью о гибели всех жителей ты не обойдёшься. Предлагай свой план действий. – проговорил Капрал, не сводя взгляда с Чемоданова.
Чемоданов глянул на Капрала, процедил что-то сквозь зубы и заговорил:
- Да, господа, он прав. Для того чтобы в очередной раз крикнуть «мы все умрём» я бы вас всех собирать не стал. Надеюсь, мною сказанное будет передано Аяксу, - говоря это, Владимир Ильич косо посмотрел в сторону стоящих рядом со мной советников из Кузьминок. – раз уж он сам не соблаговолил явиться.
- Что касается плана действий, - продолжали Чемоданов, воодушевляясь и поднимаясь с табурета. – то он заключается в следующем.
Начальник Рязанки открыл большую папку, лежащую всё это время на столе, и достал оттуда целый ворох бумаг.
- Выхиновское депо. Там находится наше спасение. – Чемоданов положил сверху стопки листов один большой разноцветный, испещрённый координатными осями, нанесёнными в спешке надписями и грязными пятнами. – Хотя нет, начинать нужно не с этого… Поезд, недалеко ушедший от Текстилей, все помнят? Его весь разворовали, но технически он ещё способен двигаться. Конечно, его не сдвинуть с места просто так – ведь для этого нужно электричество… Вот, посмотрите, план поезда… Да, для этого нужно электричество, которое мы не в силах выработать. Но, господа, выход есть всегда! Слышали о такой штуке, как двигатель внутреннего сгорания? Для его работы не нужно многоваттового напряжения, а топливом может быть обычный бензин! А теперь посмотрите вот сюда. Да, это план депо… Вот здесь и здесь крестиками отмечены кладовые, в которых хранятся запчасти для поездов. Нет-нет, ты не туда смотришь, Петрович, вот же! Если мои подсчёты верны, там мы сможем найти всё необходимое для сборки двигателя… А вот здесь – план района. Оранжевые стойки с краниками – бензоколонки. Многие пострадали после бомбёжки, но в этой части…Да, которая обведена… Вот в этой части есть как минимум три уцелевших бензоколонки. Там мы найдём топливо. Нет, не перебивайте меня, дайте договорить!.. Итак, когда мы будем располагать двс-ом (двигателем внутреннего сгорания) и топливом, тогда и сможем поставить на ноги, образно выражаясь, поезд рядом с Текстильщиками. Спросите, зачем это нужно? Ежу понятно, что прорваться к Волгоградскому Проспекту без транспорта невозможно. Во-первых, радиация. Чем быстрее пробежим заражённый участок, тем больше шансов выжить. А во-вторых, окопавшиеся в низине уборщики. Там прямо на рельсах гнездовья – раздавим их к чёрту…
- Это бред какой-то! – не выдержал, наконец, один из «советников с Кузьминок».
- Рваться к закрытым гермоворотам? Флаг вам в руки! – загнусавил второй «советник».
Поднялся шум. Чемоданов пытался что-то объяснить «советникам», те его в свою очередь убеждали в обратном, остальные пытались что-то донести друг до друга, внося свою лепту в общий спор. Я был настолько удивлён услышанным, что просто потерял дар речи и переводил взгляд с одного спорщика на другого. К тому же, до меня никому не было дела. Не знаю, сколько бы я ещё так мог простоять и как долго бы начальство рвало друг на друга глотки, если бы в глубине комнаты не открылась дверь и из неё, потеснив нескольких удивлённых спорящих, вышел уже знакомый мне человек. Этот новый персонаж неожиданно оказался почти в самом центре комнаты. После его появления спор резко прекратился, а недавние спорящие все, как один, глядели на незнакомца.
- Господа, если кто-то ещё не в курсе, то спешу представить вам человека, благодаря которому все ваши вопросы отпадут сами собой. – у Владимира Ильича будто открылось новое дыхание, он воодушевлённо подошёл к новоприбывшему и, положив руку ему на плечо, торжественно проговорил, - Знакомьтесь – Живой.
Живой (а это был именно он) оглядел столпившихся вокруг людей и сдержанно кивнул.
Реакция была неоднозначная – гробовая тишина.
- Думаю, с каждым по отдельности нам познакомиться не удастся. – проговорил Живой и глянул на дверь. – Так что я лучше пойду.
- Постой-постой! – Владимир Ильич вцепился ему в плечо, - Куда же ты? Нужно рассказать подробнее о плане действий, – и, не давая Живому опомниться, Чемоданов потащил его к столу. – А действия наши выглядят следующим образом…
Начальник станции покопался в бумагах, которыми уже был завален весь стол.
- Начнём с самого начала. В первую очередь требуется разведотряд, который добудет запчасти для двигателя и топливо для него. Для успешного выполнения задания нужны: механик, медик, трое или четверо бойцов, снайпер и, конечно же, предводитель отряда. Кандидатуры я уже отобрал и некоторых из них вы можете видеть уже сейчас… Света, Игорь, Антон, подойдите сюда.
Услышав своё имя, я по инерции сделал несколько шагов вперёд и оказался в центре комнаты. Игорь был тоже здесь, сверля глазами миловидную девушку, замершую рядом со мной
- Не смотрите, что перед вами девушка, господа! Света является главным техником на станции. До войны закончила технический вуз, знает о поездах, машинах и их двигателях всё и даже немного больше. Игорь – один из лучших бойцов не только на станции, но и, пожалуй, на всей Трое. – Чемоданов указал на меня, - А это снайпер Антон. Хороший стрелок и пока единственный член отряда, который знаком с Живым. Ну и, собственно, предводителем отряда…
- Хватит. – Живой умудрился вырвать плечо из цепких рук Чемоданова, - я сюда не вам помогать пришёл и в ваших планах не учувствую.
- Но!.. Но ведь...
Живой направился к выходу. Всё вокруг всколыхнулось, давая ему беспрепятственно пройти к двери.
Через мгновение его уже не было в комнате.
- Ну и ну… - сказал кто-то.
Я посмотрел на Владимира Ильича. Он был в полной растерянности и лишь хлопал глазами вслед ушедшему.
- Владимир Ильич, послушайте, - из толпы вдруг вынырнул доктор и что-то быстро начал нашёптывать на ухо начальнику.
- Да, да, конечно… - Чемоданов конфузливо посмотрел на доктора, как бы говоря «ты, брат, не подумай ничего… у меня всё под контролем».
- Я так понимаю, часть вашего плана уже нуждается в замене, - ухмыльнувшись, проговорил один из «советников с Кузьминок».
- Всё в порядке, господа. Это ничего… С формировкой отряда вопрос ещё не до конца решён, а в остальном вы и так всё знаете.
- Подведя черту, ваш план заключается в следующем, - перебил Чемоданова краснолицый Капрал. – Собрав отряд добровольцев, проникнуть на территорию выхиновского депо и там с помощью механика найти детали для двигателя. Затем этот же отряд должен добыть с одной из уцелевших бензоколонок топливо. Двигатель устанавливается на поезд из застрявшего рядом с Текстильщиками туннеля, заправляется бензином и состав вывозит нас с более нежизнеспособной территории Трои. Так?
- Если в общих чертах, то да…
- Тогда у меня есть несколько вопросов. Что, если гермоворота на Волгоградском Проспекте закрыты (а я уверен, что они закрыты)? И как вы собираетесь обезопасить от радиации мирных жителей, которые поедут в поезде? Ведь противорадиационных костюмов на всех не хватит!
- Гермоворота на Волгоградском можно подорвать. Я всё рассчитал – грунтовки там не проходят, динамита для взрыва должно хватить. А людей укутать во что-нибудь и разместить поглубже в вагонах. Всех бойцов, на которых хватит костюмов, поставить на охрану поезда…
- Хорошо. Я доложу о нашем положении и вашем плане Аяксу. Отобранных вами людей пока можно не тормошить, а, наоборот, пусть отдохнут и наберутся сил. На этом всё. Ждите в ближайшую неделю решения совета.
Не говоря больше ни слова, Ястреб прошёл мимо меня к выходу из комнаты. За ним последовали «советники», а за ними и все остальные. Петрович – начальник Текстилей – пожал Чемоданову на прощание руку и, покривлявшись, исчез в дверном проёме.
- Вот тебе и рассказал план эвакуации…Ай! – вдруг вскликнул начальник Рязанки и, в спешке покидая кабинет, крикнул доктору, указывая на оставшихся, - Разберись!
В комнате остались только мы с Игорем, девушка Света и Шприхов.
- Что ж, молодые люди, вы, как основные действующие лица нашего плана были посвящены в него наравне с главами станций. Другим жителям разглашать то, что вы услышали в этой комнате, запрещается. В ближайшую неделю Игорь с Антоном снимаются с дежурств. Света, ты можешь продолжать вести ремонтные работы на станции.
Девушка фыркнула. Не обращая на это внимания, Шприц продолжил:
- Если вопросов нет, то всё. Ждём решения оттуда. – доктор указал пальцем на потолок.

***

- Нет, ты себе представляешь? Ты представляешь? – Игорь, наконец, дал волю захлестнувшим его эмоциям.
Мы стояли на краю станции и глядели вслед уходившей к Кузьминкам дрезине.
- Что? – не отводя взгляда от удалявшегося огонька, спросил я.
- Ты ещё спрашиваешь? Да сейчас столько всего произошло, что я даже не знаю с чего начать! Станция обречена, а мы с тобой будем спасать Трою… Да что там Трою? Мир! Как в детских комиксах про суперменов. – Игорь неожиданно рассмеялся, - Вперёд, к лучам восходящего солнца! Обгоняя ветер и собственный голос!
Я вздрогнул и посмотрел на друга.
- Откуда ты это взял?
- Да вспомнилось чего-то… В какой-то старой книжке давным-давно ещё вычитал. А что?
- Показалось знакомым…
- Наверное, одну и ту же книжку в детстве читали.
- Наверное.
Огонёк совсем исчез в темноте туннеля, оставив лишь небольшое фантомное пятнышко. Вскоре пропало и оно.
- Слушай, как тебе этот мужик?
- Который? Их там много было.
- Да Живой этот. – Игорь присел на край станции и взял в руку валявшийся рядом камешек. – он тебе вроде как жизнь спас, да и всей станции помог. А потом при всех отказался в спасательной операции участвовать. И вообще – ты видел, как на него все отреагировали? Будто призрака какого увидели или чёрта. Я его вообще впервые вижу.
- Я тоже. - отворачиваясь от туннеля, я подошёл к Игорю и сел рядом с другом.
- Откуда он взялся? Что там произошло на заставе? – с любопытством начал расспрашивать Игорь.
- Да я сам не разглядел ничего толком. Бросился оттаскивать бригадира, а тут спину прихватило.
- Антон!
- Это всё ерунда и не смотри так на меня. – я отвёл взгляд и продолжил. – Думал уже, что конец мне пришёл. Вся жизнь пронеслась перед глазами, а потом смотрю – стоит человек с той стороны бруствера, а рядом - труп здоровенного уборщика.
- То есть, ты хочешь сказать, что он со стороны гермоворот пришёл?
- Я ничего не хочу сказать, но если подумать, то и дураку становится ясно, что он с той стороны гермоворот пришёл – откуда ж ещё?!
- Что это с тобой? – удивлённо спросил Игорь, выпуская из рук камешек. Тот, гулко стукнув, отлетел от рельс в потёмки туннеля.
- Извини, погорячился…- я привстал. Игорь поднялся вслед за мной.
- Да ничего. Я тебя понимаю. Пережить смерть матери, а потом самому быть на волоске – и всё в один день… Иди отдохни лучше. Ведь завтра нужно готовиться спасать мир!
Я улыбнулся на прощание Игорьку, и, засунув руки в карманы, зашагал к своей палатке. Холод на станции стоял дикий. Отопления, как двадцать лет назад в уютной квартире, здесь не было и в помине. Костры не разожжёшь – вентиляционные системы не функционируют, а от дыма легко задохнуться.
Хорошо, что начальство выдавало жителям тёплые бушлаты и шерстяные одеяла. Иначе, мы бы тут все закоченели.
Левый карман оказался не таким пустым, как во время атаки матки уборщиков.
Впрочем, гор патронов и панацеи в нём так же не было. Подойдя к палатке, я выловил из кармана огрызок бумажки, свёрнутый пополам.
Развернув листок, я прочёл: «Сегодня ровно в полночь. Кладбищенский туннель. Будь один».
И всё. Без подписи, инициалов и подробностей. Я повертел листок в руках и изнеможённо рухнул на рваный спальный мешок, роняя из рук листок и большой шуршащий пакет. «Наследство… Совсем забыл».
Чертыхаясь, я выглянул из палатки и глянул на тусклые цифры электронных часов. Ровно девять. До таинственной встречи оставалось три часа. Идти или не идти?
Нырнув обратно в палатку, я зажёг керосиновую лампу и взял в руки приятно шуршащий пакет. В тусклом свете керосинки, я открыл его и извлёк пухлый альбом в твёрдой коричневой обложке. Не смотря на время, альбом хорошо сохранился, а на заглавной странице было выведено каллиграфическим маминым почерком: «Записки рабы Божьей Татьяны».
Что-то внутри меня затрепетало. Сердце непроизвольно сжалось в комок.
Я открыл первую страницу и начал читать.

[Rhaxephone]

Блин, так мой выклад проигнорили, аж обидно(((

[Urevan682]

Внизу.
Бомж был грязным. От него почти наверняка скверно пахло; Алексеев шёл на некотором расстоянии от бомжа и запаха не чувствовал. Но он был уверен, что от бомжа почти наверняка пахло чем-то нехорошим. Если бы у Алексеева был фотоаппарат, то в круг его фотографических интересов помимо деревьев ( некоторые из них Алексеев чуть ли не боготворил) входили бы и бомжи. Разного рода бездомные вызывали в Алексееве странный, болезненный интерес. В их бурых, отупевших от беспросветного существования лицах Алексеев жадно искал ему одному ведомые и едва видимые черты, слабые тени некоего величия, намёки на какую-то волю, какое-то стремления вверх... Эти антропоморфные существа, выпавшие в осадок из круговорота остальной городской жизни воспринимались окружающими их остальными горожанами как, например, слякоть или собачье дерьмо - их обходили стороной; в среде обычных, нормальных людей на такое было непринято ( да и, наверное, неприятно) смотреть, так же как непринято и порицаемо разглядывание кошки, сбитой автомобилем. А Алексеев, в силу своей ненормальности, всё же разглядывал бомжей. Всё началось с ночных смен в пекарне. Всякому пекарю после смены полагалось взять одну булку свежего хлеба. Алексеев сначала отнекивался: жена хлеба не ела, а он один не успевал съесть булку, пока она свежая. Где-то треть булки доживала до следующей смены и хлеб приходилось куда-то девать. А выбрасывание хлеба Алексеев всегда считал подлым, кощунственным делом. Однако остальные рабочие упорно не хотели понимать его доводов и чуть ли не заставляли Алексеева брать свою долю и, в конце концов, он смирился. Положено - значит положено. Всякий раз после очередной ночной смены Алексеев шёл по улицам только-только пробуждающегося города, нёс в сумке булку горячего, благоуханного хлеба, которую сам же и испёк и думал. Думал куда бы эту булку пристроить? Надо сказать, что и после дневных смен Алексееву полагалась булка, и он так же её брал. Но вечером, по окончании дневной смены Алексеев чувствовал себя более уставшим, измотанным что ли и выходя за ворота пекарни он спешил домой, где его уже ждала жена. К тому же и само настроение вечерних улиц, с гуляющими мамами, с кучкующейся молодёжью и сидящими на дворовых лавочках старушками было другим, не таким как утром. Вот парадоксально: после бессонной ночи, заполненной тяжёлым трудом Алексеев чувствовал себя гораздо свежее на голову и значительно спокойнее. Он выходил в город с таким чувством, словно отстоял ночную за, по крайней мере, три тысячи душ. Чистым и просветлённым. А город только просыпался и, по крайней мере, три тысячи душ в этом городе были Алексеевым... отмолены что ли. А тут ещё булка горячего свежего хлеба... было над чем призадуматься просветлённому Алексееву. Контрольное, так сказать, испытание. И вот на этом утреннем пути постигшего дао Алексеева среди немногочисленных прохожих с фатальным постоянством встречали бомжи. Они были грязные, от них наверняка скверно пахло и не было в их опухших лицах ни тени человеческого. Но они всё же были люди. Неизвестно откуда Алексеев взял эту мысль, быть может из детских сказок. Король, переодевающийся в рубище и втайне покидающий свой замок, чтобы слиться с толпой горожан, опуститься вниз и познать за одну ночь эту неведомую ему, другую жизнь. Да, наверняка это сказки заставили Алексеева прийти к мысли, что если бы Бог хотел посмотреть на жизнь человеческую изнутри, то он бы выбрал для себя личину бродяги. И Алексеев искал в себе сил дать хлеба какому-нибудь встречному бомжу. Чтобы окончательно дослужить ночную. Чтобы не разочаровать Отца. И - не мог. Он злился на себя, совесть бичевала его за маловерие, но - он не мог. Во всяком бездомном он искал поддержки своего замысла, хотя бы ответного взгляда, но они проходили мимо, как безмолвные призраки и всем своим видом давали понять, что ничего они не ждут от Алексеева и ничем он им не поможет. Они, можно сказать, не верили в него. А в нём таяла храбрость первого шага и руки деревенели и никак не хотели достать хлеб из сумки и отдать его... Теперь Алексеев уже не пекарь, но вот сейчас он опять смотрит на бомжа, хоть у него уже и нет с собой хлеба. Смотрит и думает о том, что если бы Бог хотел узнать как это - быть человеком, то он наверняка переоделся бы в человеческое рубище. Потом Алексеев идёт домой. К тому моменту, когда он ложится спать, он уже и не вспоминает о бомже, Боге и прочем. А ночью из глубины сознания крепко спящего Алексеева незаметно для него - щёлк!- выходит нечто ему не принадлежащее и мгновенно уносится куда-то вверх, чтобы поразмыслить над пережитым и понять: как это - быть человеком?

[nick-lexel]

Мота,

Брат то и успел, что схватил под ногами лежащую палку и занял, обхватив двумя руками… стойку?

Обхватил стойку? 0_о В тексте таких недочетов у тебя пруд пруди, немного подкорректируй. А так ничего.

[Valar]

Мота, средне. Построчно критиковать не люблю. Поэтому вкратце.
Не стоит начинать с того, что история неинтересна. У читателя резко пропадает интерес.
Если пишешь в жанре фэнтези, страйся избегать слов в стиле "антураж". Будто пишется слитно.
Объемные описания лучше использовать, когда они имеют какое-то значение для создания атмосферы, если у тебя есть навыки создания атмосферы путем длительных описаний. У тебя это не вышло.

которая проходила в этом лесу

что здесь не так?

На следующий день я с братом

Ходят с рюкзаком, киркой или лопатой. В данном случае это неблагозвучно. Сильнее не темнеет. Старайся, кстати избегать банальных фраз.

Лично я ожидал всего, что угодно: и то, как зверь или монстр выпрыгнет с самого неожиданного места и то, как он сначала взвоет перед атакой, и прочую ерунду.

Такие слова, как "ерунда" портят атмосферу, сводя её "на нет". К тому же демонстрируют пренебрежительное отношение автора к собственному тексту. Не стоит так делать.
ну и вообще довольно пресно, мне кажется. Хотя, возможно, я перечитал плохого фэнтези.
АЛСО мой маленький набросок. продолжать, вероятно, не буду. Просто интересно насколько сильно потерял навыки.

Скрытый текст:

1461 день.

Пролог.

Из показаний Энди Маршала (24 года) по делу №1461 (Эдвард Джонс).
Эдди Джонс? Ну что вам сказать? Странный он парень. Вы понимаете, на первый взгляд ничего необычного в нем не было. Работал, ел, спал… но, вы знаете, он все успевал. Когда я говорю все, значит, так оно и есть. Эдди был абсолютно безотказным парнем, он делал все, о чем бы вы его не попросили. И это странно, то есть, он ни разу не сослался на занятость, на усталость, ни разу не опоздал. Так, конечно, должно быть, но это-то и странно…

Из показаний Мэлони Паркер (73 года).
Эдвард был очень замкнут. Знаете, я ведь ни разу не видела его с девушкой или, простите меня за такую пошлость, с молодым человеком. Я имею ввиду, это ведь сейчас так модно. Я ему не раз говорила: «Эдвард, когда у тебя появится девушка, чтобы мы могли, наконец, посмотреть на маленьких Джонсов?». Эдвард всегда отшучивался и говорил, что опаздывает на работу или очень устал. Молодое поколение всегда себя так ведет. Никакого уважения к старшим.
Что? Странного? Да нет, не было ничего такого.
Хотя… Эдвард часто любил переодеваться. Знаете, очень часто…

Из показаний Дэвида Эстебана (65 лет.)
«Тарахтельщик» я его называю. Почему? Ну конечно, эта старая карга Мэлони вам ничего не рассказала. Совсем глухая стала, да и как она может слышать, как кто-то тарахтит внизу? Знаете, этот Джонс, поделом ему, что он пропал. Мне он никогда не нравился. Хотя, должен заверить, что при этом я законопослушный гражданин и никогда бы не стал делать ему ничего плохого. Внесите, пожалуйста, это в протокол.
Что?
Ах да, тарахтельщик. Так ведь он тарахтел все время! Днем и ночью. Полиция? Полиция разводила руками, уровень шума не превышал допустимых ночных норм. Я сам в этом убедился, когда купил шумомер. У меня с войны очень чуткий слух. Там ведь нельзя было отключаться по полной. Всегда должен оставаться орган чувств, который предупреждал бы тебя об атаке узкоглазых. Только так в той мясорубке и можно было выжить.
Тарахтельщик? Я же объяснил уже. У него всегда что-то бряцало, то на кухне, то в ванной, то стучит чем-то, днем и ночью… Жизнь в его квартире не затихала.
А знаете что любопытно? Жил то ведь он абсолютно один…

Глава 1.

- Хороший фокус состоит из трех частей или действий. Первая часть называется наживка. Фокусник показывает вам самый обычный предмет. Второе действие называется «превращение». Фокусник берет этот самый обычный предмет и делает с ним что-то необычное. В этот момент вы начинаете искать разгадку, но не находите, потому что не особенно стараетесь. Вы не хотите её знать. Но заставить предмет исчезнуть это ещё не все. Его надо вернуть. Вот зачем нужна третья часть номера. Престиж. Меня этому научил один хороший фильм, - лениво произнес Гарри Пескинс, когда пауза в каюте стала совсем уж тягостной. – А жизнь показала, как это выглядит на самом деле.
Я ведь плаваю совсем недолго. Это всего лишь второе судно, на которое мне посчастливилось попасть. Можно сказать, ещё совсем юнга, - Гарри улыбнулся, обнажив верхний ряд неровных зубов.
До этого я долгое время работал консьержем в одной высотке в Нью-Йорке. Знаете, туда сходи, это почини, здесь подлатай. Всякая работа, которая не требует особых умственных усилий, но непременно приносит живую деньгу в дом. Да-да именно так я и жил. Днем бегал по квартирам с гаечным ключом, универсальный, знаете, инструмент, вечером смотрел кино в своей шесть на шесть коморке, но жаловаться не приходилось. Еда и кров в многомиллионном городе – сокровище, которым может похвастаться не каждый, о да. И так все хорошо складывалось, что рано или поздно должно было случиться что-то перевернувшее мою жизнь с ног на голову. Этим чем-то, вернее, кем-то стал Джонс. Эдди Джонс, если хотите. Молодой славный парень, не без психа в голове, но кто из нас безгрешен, пусть первым бросит в кэпа камень.

Гарри смотрел в днище верхней койки отрешенным взглядом. Здесь был только его голос. Все остальное, казалось, уже перенеслось в далекие времена.

Я рос в Аризоне, известный штат, стать в котором известным практически невозможно. Матушка всегда говорила, что толку от меня будет мало, учился я хорошо, учился я плохо, единственной для меня карьерой она видела военное училище. И вот однажды конфликт дошел до того, что я просто хлопнул дверью со стороны улицы и растворился в пыли вечерней бури. Матушка с тех пор меня не видела. Да, мне кажется, что ей оно только на пользу пошло.
А отправился я не куда-нибудь, а в Нью-Йорк.
Если мне суждено стать никчемным человеком, то уж лучше я буду никчемным в мегаполисе, чем в затхлом городишке на границе с Мексикой, - так думал я, сидя в разваливающемся автобусе среди тучи нелегалов. Мексиканец Джо, хотя, черт знает, как его звали на самом деле, кубинец Энрике, толстушка Молли и десяток, а может и сотня её непоседливых детей (так они бесились, что я и не смог сосчитать, сколько же их было), такой веселой, орущей и смердящей компанией мы ехали в столицу. Аризоны. Там мне посчастливилось перекупить у одного неудачника билет в один конец до Нью-Йорка, по совсем низкой цене, и уже утром следующего дня я присоединился к толпам туристов, с широким ртом осматривавших окружающие небоскребы. Единственная разница между мной и ними была в сумме, содержащейся в карманах.

Мне, наверное, крупно повезло: не пришлось ни скитаться, ни мыкаться в поисках работы в доках и общежития. Я встретил Родни Маковеца, земляка из Айовы, - Гарри ухмыльнулся, - старика лет девяноста от роду, который покинул родные края примерно в том же возрасте, что и я.
Родни был стар, очень стар. Не хочу ничего плохого о нем сказать. Очень хороший человек, земля ему пухом, был. Не пожалел ради земляка каморки и работы. Мне даже стыдно становится, когда вспоминаю, что мне пришлось его обмануть. Но жизнь это жизнь, каждый выживает как может. Малый обман стоил того, чтобы остаться жить в центре города. Да и Родни не на что было жаловаться. Всю работу по дому я взвалил на себя. Заработок мы честно делили на двоих, плюс я всегда только из своих средств покупал для Родни лекарства. Но девяносто лет есть девяносто лет. Одним летним вечером он прилег на диван, чтобы вскоре я и ещё двое ребят из рабочего класса пришли на его похороны.
Так получилось, что хозяин дома не слишком протестовал против моей кандидатуры на место консьержа. И вот, спустя год после того, как я покинул Аризону, а для всех окружающих Айову, я стал полноправным жителем Нью-Йорка.
И все было хорошо, пока одним зимним вечером ко мне не постучался новый жилец из квартиры 33с.
Это было первое января. Я в тот день сильно устал. Накануне был сильный снегопад и все подъездные пути занесло снегом. К несчастью, мистеру Дауни именно в этот день пришло в голову навестить свою тетушку в Джерси. Так что все утро я провел, разгребая снег на дороге к дому. Естественно, я очень устал и, придя домой, практически моментально улегся на диван и проспал часов до шести вечера. Я бы проспал и дольше, если бы не Эдди. У него вообще была очень странная привычка – появляться в самый неподходящий момент.
Как вы думаете, как я себя почувствовал, когда увидел улыбающегося молодого человека с молотком в руке?
Конечно, нормальный человек испугался бы. Но мой мозг ещё не был способен проанализировать увиденное, зато тело рефлекторно поняло, что мне предстоит в ближайшее время. Я невольно содрогнулся и почувствовал как мои руки медленно наливаются свинцовой тяжестью.
Молоток в руке Эдди явно не предвещал мне дружеского стаканчика виски в теплой компании в честь Нового Года.
-Добрый вечер, - жизнерадостно пропел он, и свинцом налились ноги. Я понял, если он не приступит к сути своей просьбы прямо сейчас, сдвинуть меня с места позже он сможет только с помощью бульдозера. Наверное, что-то такое промелькнуло в моих глазах, потому что Эдди не стал затягивать с приветствием и сказал:
-У меня проблемы там, наверху, - и для пущей убедительности приподнял молоток.
-Где? – я ещё не совсем пришел в себя.
-Там, наверху, - Эдди явно засомневался в моей сообразительности и снова приподнял молоток.
Наконец, сообразив, что я даже понятия не имею, что за хмырь стоит передо мной, я вспомнил правила приличия и вежливым сиплым голосом спросил:
-А ты вообще кто такой?
-Ох, простите, мистер Аберком, ваш управляющий, - видимо, Эдди настолько засомневался в моей сообразительности, что решил просветить меня в вопросе, кто мой управляющий. Хотя, я его не виню. В тот момент дела обстояли едва ли лучше, чем Джонс себе вообразил, - мистер Аберком сказал мне перед вселением обратиться к вам, но мне так не терпелось посмотреть вид из моей квартиры, что я забыл к вам зайти. Прошу прощения, меня зовут Эдвард Джонс, - он протянул испачканную в чем-то черном и вязком руку, но тут же отдернул её, ещё раз извинился и добавил: - Для вас просто Эдди.

[Rhaxephone]

nick-lexel, а где это у меня такая фраза? Хоть убей не помню, Ты вообще обо мне писал?