Раннее утро одного далекого года…
(по мотивам видеоклипа группы Форт Роял.)
Ты прости им костёр, хватит боли одной.
Ведь они так слепы в этой жизни земной.
Их пугает всё то, что им сложно понять.
гр. Легион, «Еретик»
В доброту людей верю я
И в любовь и в свет верю я
И в бессилие зла верю я
Жил и верил и умру веруя
гр. Оракул, «Еретик»
Раннее утро одного далекого года. Еще одно промозглое осеннее утро, тяжелое и мрачное. Небо украшают сплошные плотные серые тучи, от чего кажется, будто оно нависает над самой головой и буквально через мгновение рухнет всей своей тяжестью на нашу грешную землю. Ночью шел дождь, и все дороги вокруг большого города превратились в одно сплошное болото. Город был обнесен высокой стеной, на которой в столь ранний час не было ни души. Даже стражники сидели в башнях, спасаясь от мерзкой погоды, и не желали нести вахту, как им предписывал устав. От ворот города медленно выдвинулась странная процессия. Во главе шел священник в серой рясе, держа в руках крест сколоченный из досок. Он нес его перед собой словно знамя, как символ закона Божьего. За ним следом шел второй священник с молитвенником в руках и что-то не громко бубнил себе под нос. Выглядел он точно также как и первый. Серая ряса с капюшоном подпоясанная ремнем. Тот же увесистый серебреный крест надетый поверх одежды. Даже лица их были похожи. Они выражали вселенскую скорбь и великое знание, и веру в праведность своих дел. Они делали благое дело, делали не для себя, а для тех, кто заблудился и сбился с пути. Они очищали их, спасали. Заставляли каяться, отрекаться от своих дел и тем самым получить прощенье. Во имя Господа Бога, во имя любви и вечной жизни.
Чуть позади немолодых священников держа за поводья старую, уже еле передвигающуюся лошадь, шел монах. Капюшон его грязного, коричневого балахона был накинут на голову, а взгляд был прикован к липкой грязи под ногами. Старая кобыла была запряжена в телегу, в конце которой на небольшой куче сена сидела девушка в грубой рубахе одетой на голое тело. По бокам и сзади от телеги шли солдаты меся сапогами дорожную грязь. Все в облегченной боевой экипировке весьма уже потрепанной и не ухоженной. Кольчуги и шлемы их был измяты и местами изъедены ржавчиной. На поясах болтались плохо закрепленные мечи. Они шли спокойно и размеренно, показывая тем самым абсолютное равнодушие к происходящему, и желали поскорей закончить намеченное и вернуться в тепло караулки. За последние время они так ходили уже не один и даже не два раза, и поэтому действо для них уже было рутинным и скучным. Но в этот раз для всех кроме одного.
Процессия тем временем, хлюпая по липкому месиву, в которое за ночь превратилась дорога, оставила ворота позади и медленно направилась в сторону от города по дороге, с одной стороны которой было огромное поле, а с другой густой и мрачный лес. Тишину этого раннего утра нарушали лишь скрип не смазанной телеги да фырканье лошади. Мир еще спал. Никто из шествующих, не переговаривался меж собой. Все шли молча, погрузившись в свои мысли и абсолютно не переживая о судьбе человека сидевшего в телеге. Все кроме одного.
Он шел позади телеги с левого края от нее. В прорезь в шлеме он видел ту, которую везли. И сердце всякий раз сжималось видя ее не прикрытые ноги все в порезах, синяках и кровоподтеках.
Она полусидела на самом краю, немного облокотившись на кипу сена прижав руки к груди, словно ей было холодно. Голова ее была немного наклонена и из-за рук и ладоней сжатых в кулаки, не было видно нижней части лица. Взгляд был направлен в никуда. Лицо со следами жестоких побоев было неподвижным. Правый глаз едва видел из-за обширной гематомы. На носу и на лбу следы запекшейся крови. Все это заставляло
Его просто вздрагивать и внутренне сжиматься.
Он не раз бывал в сражениях. Видел кровь и смерть. Слышал стоны и мольбы. Уже несколько раз ходил с таким вот конвоем. Видел разных людей и мужчин и женщин. Почему же теперь вид какой-то избитой девочки его так потрясает?
Он с самого начала пути задавал себе этот вопрос и не мог найти ответа. На вид ей было лет двадцать, может чуть больше. Сложно сказать, красива ли она была, все былое великолепие юной девы скрывали теперь следы пыток. Сколько ее пытали? За что? Хотя ясно за что.
Он прекрасно понимал, куда ее везут и для чего. Об этом красноречиво говорили доски и хворост, сложенные в кучу в начале телеги. И эта мысль заставляла его нервничать. Ему было ее жалко. Безумно жалко и почему-то он не видел в ней того, что говорили про нее священники на площади. Она была не виновна. Абсолютно точно не виновна. Это не справедливо! Его душа металась, он не знал что делать. «Может она и есть ведьма? Может это все ее происки и эти мысли и смута в душе ее рук дело?» Но только стоило вновь взглянуть на эту покорную обреченность в ее взгляде, на эти раны, на этот забитый вид и сломленную волю как подобные мысли таяли.
Он не верил в ее виновность и сверхъестественные силы. Перед ним сидел обреченный ребенок, прошедший ад казематов инквизиции. Ребенок обреченный на жуткую смерть.
Процессия миновала поле и свернула на восток от леса в сторону небольшого лысого холма. Лошадь порядком уставшая тащить уже тяжелую для нее телегу стала идти медленней, и всем пришлось замедлить ход. Все это время пока они шли к месту казни,
Он не сводил с нее глаз. А она не замечала его взгляда и все также безучастно ко всему происходящему сидела, свесив босые истерзанные ноги с края телеги.
Ему порой казалось, что она умерла. И от этого становилось так жутко, что хотелось плакать. Но, всякий раз приглядевшись,
Он все-таки замечал, что девочка еще дышит. И в очередной раз, заметив признаки жизни в этом слабом теле, он вдруг понял, что сделает через пару мгновений. И в этот момент она вздрогнула словно от холода и, приподняв голову, посмотрела на него, прямо в глаза, что скрывались за забралом шлема…
Он замедлил ход, стремясь оказаться немного позади напарника идущего с права от него. Едва оказавшись за его спиной,
Он молниеносно, отточенным движением вынул меч из ножен и с силой нанес колющий удар солдату в спину снизу вверх, стремясь пробить кольчугу и попасть под ребра. Солдат замер на мгновение, издал тихий нечленораздельный звук, и плюхнулся на грязь дороги. Процессия еще не поняла, что случилось, и даже не успела остановиться, когда
Он уже замахнувшись мечом, сразил второго солдата что шел, справа от телеги и, не прекращая движения, настиг его напарника. Но тот успел среагировать, уклонился в сторону и удар пришелся на плечевой щиток. Сила удара была так велика, что щиток не выдержал, и острие меча достигло плоти, раздробив плечо солдату. Схватившись за рану солдат взвыл и упал. Только тут все поняли, что случилось. Все действие заняло буквально секунды.
Он видел, как испуг медленно наползает на толстое лицо священника с молитвенником.
Он видел, как он пытается прикрыться книгой, будто она могла спасти его от удара меча.
Он видел, как священник падает в грязь, и его кровь смешивается с ней.
Он видел, как удирает монах в сторону леса, а двое оставшихся в живых солдат, выхватив оружие, осторожно обходят
Его с двух сторон.
Он видел как раненный солдат, бросив оружие и держась за плечо, спотыкаясь, бежит через поле в сторону города.
Он видел как оставшийся в живых священник, продолжая держать в руках деревянный крест, громко и визгливо кричит слова молитвы, призывая кару небесную на голову обезумевшего стражника.
Он видел все кроме ее глаз, в которых был испуг и смятение. Им управляла ненависть и желание убить тех, кто вот так просто обрекает ребенка на пытки и смерть, прикрываясь Словом Божьим и вершащим суд от его имени.
Он не думал о себе и не испытывал страха, он хотел спасти ее. Чего бы ему это не стоило.
Один из солдат напал неожиданно, стремясь застать его врасплох, но просчитался и
Он заблокировал удар нападавшего. И тут же отступил в сторону боясь подставить спину второму солдату. И вовремя потому как второй солдат тут же кинулся в атаку, нанеся серию опасных ударов. Но солдаты караульной службы были не самыми опытными воинами.
Он же побывавший в трех больших сражениях имел гораздо больше практики.
Он хоть и не без труда отбил нападение и сам перешел в контратаку. Один их разящих ударов достиг цели и солдат упал как подкошенный. В это время, оставшийся противник, изловчившись, нанес сильный удар. Удар пришелся плашмя, соскользнул со шлема и не сильно задел левую руку не нанеся опасных для жизни ран.
Он даже не почувствовал боли, только легкий звон в ушах. Резко развернувшись он замахнулся и нанес ответный удар, выбив оружие из рук противника и не останавливаясь прыгнул на падающего солдата, стремясь добить его голыми руками. Завязалась недолгая борьба.
Он несколько раз ударил солдата тяжелой закованной в броню перчаткой и вцепился мертвой хваткой в шею противника. Солдат сопротивлялся, но ничего не мог противопоставить глухой ярости. Через минут все было кончено.
Он с трудом поднялся, подобрал свой меч и осмотрел место драки. На него накатилась жуткая усталость. Ноги стали ватными, руки не слушались. Вокруг лежали мертвые солдаты. Лужицы на дороге рядом с телами убитых стали кроваво-бледного цвета. Снова не было ни звука. Кроме скулежа священника с крестом. Он сидел в грязи, прислонившись спиной к телеге и скулил, оцепенев от страха. «С каким видом ты вел других на смерть и с каким встретишь свою» – злорадно подумал
Он и подойдя к священнику замахнулся мечом… И в этот момент
Он увидел ее.
Она с испугом смотрела на него.
Процессия медленно двигалась по небольшому склону. Никто из шедших не подозревал о том, что может произойти через мгновенье. Кроме двух человек. Его – стражника и ее –
приговоренной к казни.
Она пристально смотрела на него. Казалось, она непостижимым образом смогла увидеть
Его взгляд под забралом шлема, все мысли и намерения, что завладели им, все то, что он представил буквально на секунду.
Он немного замедлил ход и оказался позади своего напарника, выдвинул меч из ножен и еще раз взглянул на нее, готовясь осуществить задуманное, но замешкался.
Она все поняла. Поняла, что
Он решил ее спасти.
Ее взгляд был умоляющим, а сухие и потрескавшиеся губы едва двигались, беззвучно шепча что-то. Но
Он почему-то услышал
Ее. «Нет» шептали
Ее губы. «Нет» говорил
Ее взгляд.
Он растерялся.
Он не мог ей перечить и не мог понять почему «нет».
Он смотрел на нее и умолял. Умолял дать ему попробовать закончить все прямо сейчас. Взгляд ее был полон благодарности и тепла, но говорил «нет». Это был ее выбор, ее осознанный выбор.
Она не хотела платить злом на зло. Даже после всего, что с ней сделали.
Он задвинул меч в ножны.
Мрачное серое небо все-таки не выдержало и обрушилось на землю струями холодного осеннего дождя. Но было уже поздно. Дождь опоздал. На небольшом лысом холме. В самом центре цивилизованного мира. В один далекий и от того позабытый потомками год уже догорал большой костер. Костер очищения. Костер судьбы. Костер суда. И только два человека там, на холме, знали истинную цену сострадания. Цену любви к ближнему. Цену чистоты и истинной веры.
Эпилог.
Человек что сопровождал девушку в ее последний путь, после казни вернулся в город и в тот же день оставил службу, желая всю свою оставшеюся жизнь посвятить борьбе против святой инквизиции. Примерно через год он ушел в близлежащие леса собрал людей недовольных делами инквизиции и создал там тайную организацию, которая более пятнадцати лет вела борьбу с церковью. Данная организация освободила не одну сотню обвиненных в ереси и приговоренных к смертной казни. Чрез восемь лет он был схвачен стражей при неудачном покушении на очередного высокопоставленного служителя церкви активно участвовавшего в делах святой инквизиции. С мужественным молчанием перенес все ужасы пыток. Был осужден и приговорен к смерти. Приговор был приведен в исполнение незамедлительно на площади при большом скоплении народа.
15.08.08