«Я родился в небольшой рыбацкой деревне, каких много развелось в те времена на севере континента. Эти деревни были особенным местом в Миртане. Как и на любую окраину, сюда стекались отбросы общества: беглые крестьяне, преступники и дезертиры. Это была необъявленная колония. Государство в государстве. Здесь правили законы силы и хитрости. Их я усвоил с детства.
Вообще, о моей деревне стоит рассказать поподробнее. Здешние жители настолько обнаглели, что уже давно не платили подати в казну. Карательных отрядов никто не боялся. Кормились просто: ловили и ели рыбу, изредка вывозя её на продажу в ближайшие города.
Поморы, конечно, как и все, почитали Инноса. Однако самые щедрые дары получал, будучи владыкой вод, Аданос. Кроме того, многие старались задобрить и Белиара, чтобы тот «загнал всех своих морских гадов обратно в чёрный провал». Сами понимаете, поклонение всем богам сразу не способствовало развитию моей религиозности. Я, естественно, молился, но так, на всякий случай. Уже тогда я считал хороший кинжал более полезным, чем благословение богов.
Шли годы. С новой силой вспыхнула война с орками. Все вы наверняка знаете эту историю: руда, колония, Барьер и так далее. Требование массы рабочей силы. Ну, за «рабочей силой» можно было далеко не ходить: из десяти местных девять точно нарушили какой-нибудь закон. К тому же, власти явно считали, что запугать или обмануть, в общем, как-нибудь заставить «наивных» крестьян работать гораздо проще, чем горожан.
Тогда-то и начались рейды. Солдаты приходили по ночам неизвестно откуда и уводили по несколько семей. Местные пытались сопротивляться. Многие сражались со стражниками (безрезультатно, численный перевес играл свою роль). Некоторые уходили в горные пещеры. Была зима, и они получали обморожения или умирали. Всё равно, рано или поздно солдаты приходили и в эти убежища. Гораздо позже я догадался, что кто-то из наших сумел выторговать у стражей свободу взамен на сотрудничество. Кто-нибудь из самых неуважаемых и бедных. Впрочем, не сомневаюсь, они только отдалили на короткий срок неизбежное.
Мне же вовсе не улыбалось всю жизнь гнуть спину в шахтах. Я бежал. Уплыл по морю на лодке. В общем-то, это было моё первое преступление. Ну, почти преступление: я взял лодку отца. Она, конечно, и так бы досталась мне, но сам отец потерял возможность уплыть из проклятых деревень.
Утро следующего дня застало меня в городе. Я уже не помню, как этот город назывался. Главное – теперь меня и тех будущих каторжников ничего не связывало.
Но передо мной встала новая проблема – как выжить. Первое время я делал то, что умел: рыбачил. Я ел рыбу и даже пытался ею торговать. Увы, залив, на берегу которого располагался город, был застойным, как озеро. Местная вода наполовину состояла из дерьма, выделений большого города. Ну, не наполовину, конечно, это я преувеличил, но от пойманной рыбы несло так, что даже мухи брезговали на ней сидеть. Продать мне не удалось ничего.
Ладно, решил я, всё же это лучше, чем ничего не есть. Но на этом мои злоключения не закончились.
Через неделю ко мне подошёл стражник и спросил, моя ли лодка находится у причала. Я сказал, что моя. Тогда стражник потребовал десять золотых за аренду места. Ну, десять золотых у меня, естественно, не было. Пришлось увести лодку от причала и втащить её на ближайший берег. Чтоб её не унесло каким-нибудь слишком большим приливом или слишком непритязательным вором, я стал спать прямо в ней. До этого я спал на тюках на пристани.
Будь я проклят, даже деревянные кровати с соломенной подстилкой были удобнее, чем моя лодка. За три дня я успел возненавидеть её больше всего на свете. На третью ночь я заснул на тюках. Как и следовало ожидать, наутро лодки на месте не оказалось.
Следующие несколько дней я помню смутно. Кажется, я продал мою «лодку» за двенадцать золотых какому-то парню. Потом отправился в кабак и стал пить ром. После первой же бутылки меня очень сильно развезло. Я нашёл бездомного и напоил его тоже. После этого в кабак заявился тот парень, и он пожелал получить деньги обратно. Я разбил об его голову бутылку, и, пока он приходил в себя, я и его накачал ромом.
Потом, наверно, кабак закрылся, и мы втроём отправились бродить по пристани. Я избил бездомного, потому что заподозрил его в краже моей лодки. В ответ бездомный избил меня, я даже не понял толком за что. В итоге, протрезвевший к тому моменту покупатель заявил, что мы двое – «одна банда жуликов», и избил нас обоих.
В общем, я очнулся утром на каменном причале и без денег.
За короткое время я успел сменить много профессий. Сначала я был подмастерьем у кузнеца. Тот учил меня, как умел, но когда я выковал мой пятнадцатый меч, он сказал: «Ты что делаешь: мечи или пилы на рукоятках? Так на тебя никакого железа не напасёшься – иди, ищи другую работу». Я стал помогать плотнику. Когда и он меня выгнал, повару. Потом дубильщику, портному, винокуру. Некоторое время был грузчиком. Я уже настолько привык искать работу, что при встрече с любым прохожим спрашивал: «Есть работа для меня?»
Но очень скоро заработал прозвище Недоумок и дурную репутацию. Теперь уже никто не хотел брать ни в помощники, ни в ученики. Я пробовал прочить милостыню, но и из этого ничего не вышло. Вы бы стали давать на хлеб молодому, с виду трудоспособному, парню? Вот и никто не стал.
Меня уже не слишком пугала колония, и я собрался осваивать воровское ремесло. «По крайней мере, в колонии я не умру с голоду», – думал я. Для начала я собрал все те подаяния, что оставляли горожане у статуй Инноса. Всё-таки, хоть я и вырос среди грабителей и бандитов, воровать не умел. А гораздо проще обобрать статую, чем жилой дом.
За этим занятием меня и застал один горожанин. Я уже было приготовился врезать ему под дых и придушить, но на его счастье он успел заговорить. Видимо, здесь и проявилась моя ненормальная удача, которая всегда вытаскивала меня из последней неприятности в предпоследнюю.
Горожанин оказался алхимиком. Первым делом он произнёс: «Ты, похоже, не слишком набожен, раз грабишь статую бога. Как раз такие парни, как ты мне и нужны. Скажи-ка, ты не боишься мёртвых?». Я сказал, что нет, не боюсь. Тогда алхимик сказал: «Мне нужны трупы. Я провожу исследования по изучению анатомии и… – тут он замялся, увидев мою непонимающую физиономию, – В общем, мне нужно, чтобы ты и ещё трое парней откапывали свежий труп, по одному в ночь, и приносили мне. Ну как, согласен? Я плачу хорошую цену». Я поинтересовался, могут ли за это отправить в колонию. Алхимик снова натужно покряхтел, но сказал: «Строго говоря, закона, запрещающего выкапывать трупы, нет. Но всё же лучше не попадаться никому на глаза, ты меня понимаешь?» Я кивнул и спросил про цену. «За каждое тело плачу по пятьдесят золотых каждому из вас», – был ответ. Я согласился.
Демон меня раздери, я думал, что выкапывать трупы будет гораздо проще. Пришёл на кладбище, выкопал гроб, отнёс заказчику и можешь гулять. В действительности всё оказалось по-другому. Во-первых, алхимик сказал, что ему нужны трупы только физически нормальных людей. То есть за мертвяков с переломами, уродствами и недостающими частями тела он платить отказывался. Нам пришлось присутствовать на каждых похоронах, чтобы узнать причину смерти и запомнить расположение могилы. Маскировались мы тем, что изображали из себя «скорбящих мужей». То бишь стояли, печально опустив головы, и изредка произносили патетические восклицания вроде «он был лучше многих из нас» или «он был настоящим товарищем». Во-вторых, по дороге на кладбище нужно было стараться не попадаться никому на глаза. По-моему, вполне однозначно выглядят четверо людей с лопатами, идущие к могильникам. В-третьих, нам не только следовало выкопать гроб, но и положить на его место пустой ящик, а потом закопать его, как было. В-четвёртых, проблемно было незаметно протащить гроб через весь город к дому алхимика. Мы брали тележку, клали на неё гроб, накрывали его какой-то рванью, приделывали навес и везли всю эту конструкцию под видом лотка с овощами.
Но, несмотря на все эти трудности, я был доволен. Алхимик платил, как условились, и я мог теперь поесть и покутить вволю. Наша четвёрка стала завсегдатаями таверн в лучшей части города. Мы приобрели даже некоторое уважение и известность. Если на похоронах присутствовали «Четверо печальных», то считалось, что почивший был добропорядочным гражданином.
Я насмотрелся уже столько церемоний погребения, что и сам бы мог хоронить кого угодно. Сначала священник прочитывал небольшую молитву, в которой просил Инноса быть милосердным к покойному, потом торжественно взмахивал рукой. Это называлось «последнее прощание», которое должно было приказать душе умершего навсегда покинуть тело (это делалось якобы для того, чтобы предотвратить появление зомби). Гроб опускали в яму и закапывали. Потом священник ставил на могилу зажжённый факел. Эти факелы плохо пропитывали, потому что горожанам жаль было тратить масло без пользы. Поэтому мы перед похоронами подходили к факелу, укоризненно глядели на родственников и тщательно вымачивали его в нами купленном масле, пока шла церемония. Делали мы это, чтобы к полуночи факел остался гореть – так нам было проще искать могилы.
Всё шло благополучно. До тех пор, пока кому-то не пришло в голову вскрыть «обработанную» нами могилу. Не знаю, зачем им это понадобилось. Может быть, в кармане покойника оказался важный предмет вроде ключа или чего-то такого. Ну, в выкопанном ящике они, естественно, ничего не нашли. Поднялся шум. Некоторые горожане кинулись проверять своих мертвяков. Это вызвало ещё большую панику. Поползли слухи о чудовище, которое пожирает трупы. Эти слухи быстро обросли подробностями. Будто бы уже кто-то видел на кладбище гигантскую человекоподобную фигуру. Кто-то слышал демонический вой по ночам.
Церковь Инноса не замедлила объявить, что данное чудовище – порождение Белиара и пожирает только грешников. Не сомневаюсь, подаяния за молитвы от этого заявления выросли в несколько раз. Многие старались исповедоваться. К молитве о милости Инноса при погребении прибавилась и молитва об изгонении тварей Белиара.
Жрецы даже притащили на кладбище статую Инноса. Когда я её впервые увидел, подножие статуи было буквально залито салом от сгоревших свечек.
Количество найденных пустых могил всё возрастало. Страх горожан возрос настолько, что они наняли паладинов для осмотра склепов. Те, конечно, склепы осмотрели и объявили, что никакого монстра не обнаружили.
Наконец, произошло то, что и должно было. Чья-то неспокойная голова вспомнила, что на погребении всех исчезнувших покойников присутствовали мы, «четвёрка печальных». Появился слух, будто бы мы после погребения приходим на могилы и режем петуха во имя Белиара. Будто масло, в котором мы вымачиваем факел, – это не масло вовсе, а кровь нерождённого младенца. Жрецы Инноса, получив, наконец, осязаемого противника, подтвердили эти слухи. При встрече с нами горожане переходили на другую сторону улицы. Нас перестали пускать в нормальные таверны и церковь. В портовых кабаках, куда нас ещё пускали, заплаченные нами монеты заговаривали присказкой «разбей ловушки демонов, о великий Иннос».
За похоронами нам пришлось наблюдать издали. Теперь нас называли «четверо тёмных».
Пришлось проявлять немалую осторожность. Мы крались по тёмным переулкам, как заправские воры. Но всё-таки нас выследили.
Мы возвращались с телом. Впереди из темноты вышли пятеро стражников. Мы рванулись назад. И чуть не столкнулись с шестью солдатами во главе с рыцарем. Конечно, мы могли начать бой, мечи у нас были, но лично я думаю, что отношение сил двенадцать к четырём было бы не в нашу пользу.
Нас обвинили по подозрению в занятии некромантией. И, естественно, приговорили к отправке в колонию. Тогда в колонию отправляли даже за мелкое воровство, а у нас обвинение было гораздо серьёзней. Моё оправдание и рассказ про алхимика привели только к тому, что его тоже посадили.
Через два дня всех, кто находился в темнице, перевели в корабельный трюм и отправили к острову Хоринис.
Что может быть хуже, чем попасть на корабль, идущий в колонию, в качестве заключённого?
Мы были уже недалеко от острова, когда начался такой шторм, которого я, даже будучи приморским жителем, ни разу не видел. Представьте себе низкий трюм, в который постоянно льётся вода из решётки сверху. Все заключённые в наручниках, поэтому все дружно валятся при каждом покачивании корабля. Да какое там «покачивание» – корабль швыряло из стороны в сторону каждую секунду.
Вдобавок ко всему эти уголовники обвинили в начавшемся шторме нас, объяснив это тем, что сам Аданос взбунтовался против таких прислужников Белиара. Поэтому все злобно угрожали нам тем, что если шторм успокоится, они лично разорвут нас на клочки.
И тут корабль налетел на скалу. Она пробила правый борт.
В трюм хлынула вода. Корабль стал тонуть. Все эти придурки, конечно, кинулись к люку на палубу, умоляя выпустить их. Не знаю, один ли я был такой догадливый, но сразу побежал к пробоине. Вода била с такой силой, что я еле стоял на ногах. Но всё-таки выбрался наружу, в океан. Меня затягивало обратно в трюм. Я каким-то чудом уцепился за обшивку корабля и по ней вскарабкался наверх.
Я всплыл на поверхность. От корабля осталась уже только корма. Я с трудом добрался до скалы (как вы понимаете, нелегко плыть в наручниках). Она оказалась краем небольшого острова. Выполз на пологое место и вырубился.
Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня, ухватившись за плечо. Я открыл глаза и увидел стражника. Он сказал: «Вставай демонский прислужник. Тебе крупно повезло, как и мне. Выжили только мы. Точно, суждено тебе сгнить в колонии, а не на дне морском». Я поднялся, пошатываясь. У стражника не было меча.
Тысяча демонов, я тогда подумал и думаю и сейчас, не для того я спасся один из всех заключённых, чтобы провести остаток жизни в той дыре, что они называют колонией. Если и управляет моей судьбой кто-то, то не зря же он устроил такой шторм и поубивал столько народу вокруг меня.
Я процедил стражнику: «Повезло не нам, а только мне». И задушил его. И задушил бы его и во второй раз, если бы мне предложили что-нибудь исправить. Потом я скинул его в море.
Через некоторое время к острову приплыли две лодки. С берега не могли не заметить остов корабля. Я бы с радостью выдал себя за моряка, но наручники ставили крест на этой легенде. Поэтому я, использовав всё воображение, поведал солдатам про то, что я, преступник, плыл на корабле, начался шторм, и корабль потонул. Все погибли, но я, отмеченный Инносом, спасся. Видимо, подытожил я, я был выбран для какой-то важной миссии во имя Бога Огня.
Похоже, солдаты не слишком поверили в эту историю. Они посмеялись, сказали, что если я избранник Инноса, то это дело жрецов, которым они обязательно поведают эту сказку. В их же обязанности, мол, входит только присматривать за тем, чтобы заключённые были доставлены в колонию. Я пытался протестовать, даже на память прочёл молитву изгнания Белиара. Но солдаты остались непреклонны, добавили только, что, может, моя миссия как раз в колонии и находится.
В общем, я попал в темницу в Хоринисе, где в данный момент и нахожусь. Завтра меня отправят в колонию. У стражей будет лёгкая работа: отправить всего одного преступника за Барьер. Говорят, через Барьер невозможно выйти. Но я клянусь, что выберусь оттуда, чего бы мне это не стоило».
Данная история записана купцом Генрихом, который находился в той же темнице по подозрению в неуплате налогов, со слов неизвестного заключённого. Записать эту историю стало возможно только потому, что я, вышеозначенный купец, притворялся глухим и слепым, что принудило стражей меня освободить.
Имя заключённого узнать не удалось, так как на чей-то подобный вопрос этот узник усмехнулся и сказал: «Необязательно знать название меча, чтобы им воспользоваться».