[Zommmer]

Глаза Иблиса

Скрытый текст:

«Иблис рассмеялся и прокричал: «Теперь твои глаза мои, глупый смертный!». Затем пустыню озарила яркая вспышка света и демон исчез, оставив после себя тяжелый удушливый серный запах».

Старая арабская сказка.

Видит Бог, никто не хотел чтобы все так вышло. Кто бы знал, что мне придется окончить свою жизнь тут. Так странно. Глупо. Страшно. Мы просто хотели найти правду. Кто же знал, что есть истины к которым лучше не прикасаться. Крики из соседних камер сводят меня с ума. Тут так темно. Слишком темно. Безнадега… Я все еще помню как все начиналось. Действительно чрезвычайно странная история….

Толстый суровый хозяин кальянной так и излучал собою нечто мистическое. Он носил че6рные свитера грубой вязки, а на шее у него болталась огромная железная звезда Давида и патрон от калашникова. Он уверял, что это амулет какой-то особо радикальной сионистской группировки. Хозяин кальянной знал всех или почти всех, кто приходил к нему в кафе. Небольшой подвальчик на заброшенной улочке сложно было найти, если ты не был знаком с хозяином лично. Для своих друзей Кисельман (а именно так звали хозяина) всегда рад был замешать не только табак, но и чего-нибудь покрепче, начиная от простой травы и заканчивая опием. Все посетители были довольны. Но и коллекция табаков была более чем внушительной. Каких только вкусов и ароматов там не было! Начиная от банальных яблока и дыни, заканчивая мясом, огурцами, бергамотом, корицей или даже дубовой корой. «Скурить можно абсолютно все!» - уверял Кисельман своих гостей, посмеиваясь и перебирая янтарные четки.
Мы с Иваном частенько захаживали в эту кальянную, где проводили неспешные вечера за игрой в нарды и распитием жасминового чая. Тот вечер вроде бы не отличался от других вечеров. Мы пришли, уселись за любимый столик и стали придирчиво выбирать, что же такого особенного покурить нам сегодня. В конце концов так ничего и не выбрав мы решили спросить совета у самого Кисельмана. Хитрый еврей блеснул по воландовски глазами, подмигнул нам и произнес:

- Глаза Иблиса. Вот что вам нужно попробовать, пацаны.

- Глаза кого? Что это за хрень такая?

- Глаза Иблиса, - пояснил Кисельман. – Иблис это то же что и Шайтан. Дьявол для мусульман, короче. Только что привезли, совершенно новая убойная вещица. Прямо с ближнего востока. Попробуйте! Вы будете первыми кто продегустирует эту хрень.

Название заинтриговало нас. Мы попросили принести нам немного табака чтобы просто понюхать, опробовать вкус и цвет еще вне кальяна. «Глаза Иблиса» пахли очень странно. Пожалуй для этого запаха невозможно было подобрать аналогию. На вопрос «А что это все-таки такое?» Кисельман лишь загадочно улыбнулся и сказал: «Секрет».
Мы согласились стать первыми кто испробует это чудо. И если бы время можно было повернуть вспять, никогда в жизни мы бы не повторили этой ошибки.

Здесь холодно, сыро и душно. Кажется что тебя погребли заживо. Да так наверно и есть. Могй сосед справа больше не кричит. Может быть его уже забрали. Сосед слева шепчет какие-то молитвы-заклятия на незнакомом языке. Господи, только не меня! Господи, только не меня! Пускай они заберут кого угодно, но только не меня…господи…

- Мне показалось или кто-то хихикнул? – Ваня сделав несколько затяжек огляделся по сторонам.

- Что?

- Мне послышался какой-то на редкость противный смех. Совсем рядом.

- Да ну! Не выдумывай. Приятный вкус правда? Сладковатый такой…

- Да ты прав. Должно быть показалось.

Мы играли в нарды и курили кальян. В общем все как всегда. Когда я пришел домой и лег спать, мне приснилась огромная жаркая пустыня. Ветер гнал барханы, а где-то вдалеке виднелся оазис. Хотя возможно это был просто мираж.

С того вечера прошла целая неделя. Поначалу все шло своим чередом. Так получилось, что мы с Вангей и увидеться за всю эту неделю не смогли. Но когда я встретил его снова, его вид мне совсем не понравился.

- Знаешь, - задумчиво сказал мой друг, - Мне все время мерещиться теперь этот смех. И еще я стал видеть сны. Очень яркие. Жаркие….

- Тебе сниться пустыня?

- Да. И пирамиды вдалеке. Что-то египетское. Так вот по-поводу того смеха… Я слышу его все чаще. Дома, на работе, на улице… Особенно он меня донимает, когда я остаюсь наедине с собой. Как думаешь от чего это?

- Ты должно быть просто переволновался. Успокойся, отдохни… Нет никаких хихикающих духов, это все игра воображения.

- Да… Да ты наверное прав….

Это было началом конца. Через двое суток я тоже услышал смех. Я шел по улдице домой из магазина и услышал это. Слишком ярко, слишком четко, мне не могло показаться. А затем я увидел карлика с черным лицом. Он хохотал глядя на меня из подворотни. Его глаза были ярко желтыми и похоже что светились в темноте. Я несколько раз встряхнул головой и наваждение исчезло. Лишь затем, чтобы вернуться вновь на следующий день.

- Ты тоже начал их видеть?

- Кого их?

- Разных… Обычно желтоглазых…. Мерзко смеющихся…

- Да… Да… Возможно.. Это конечно бред и чушь, но…

- От меня собака сбежала. Сперва она тихо испугано скулила при виде меня, а потом просто оборвала поводок и дала деру. Она тоже почувствовало это…

- Прекрати. Не может же все быть так… Нелепо чтоли. Давай рассуждать логически, после чего это началось.

- Тот вечер в кальянной. «Глаза Иблиса». Кисельман, черт бы его подрал.

- Ну даже если и так, даже если это какой-то восточный галлюциноген, он же не мог же действовать с такой задержкой. Так не бывает!

- А ты уверен в этом?

- Нет…

- Стой… Ну-ка…ну-ка… подойди-ка ко мне. Тьфу! Посмотри. Приди домой и внимательно посмотрись в зеркало.

Мои глаза стали менять цвет. Теперь они были сочно желтые. Без радужки, без зрачков. И мир ви делся мне иначе, словно кто-то подкрутил на максимум ручку яркости на моем внутреннем телевизоре. Глаза Вани тоже изменились.Это изменение могли заметить только мы двое. Прочие же люди не видели ничего странного в наших глазах.

Естественно мы пытались разобраться в этой ситуации. Ходили в кальянную, но Кисельман как назло закрыл заведение и укатил куда-то во внеочередной отпуск. Мы рылись в медицинских справочниках, но никаког7о объяснения происходящему не находили. В моих видениях помимо карлика стали присутствовать также старуха с защитыми глазами и ртом, какая-то растрепанная цыганка,, человек с головой аиста. Пустыня из наших снов с каждой ночью виделась все ярче и четче. Пирамиды становились ближе с каждым днем. Уже не было сомнений в том, что мы видим Египет.
Я понимал необходимость идти к врачу, но честно говоря побаивался, что меня просто закроют в дурдом. Может это было бы лучшим вариантом, но я побоялся. Тем временем Ваня не терял зря времени и нашел адрес практикующего колдуна. Действительно возможно только какое-нибудь чародейство могло нам помочь.

Он зашел к нему за советом, но этот чертов шарлатан просто прогнал его, лишь только речь зашла о странном табаке. Единственной его фразой сказанной на прощание было:

- Если уж вы связались с такой дрянью как «Глаза Иблиса» то только одно можно вам посоветовать. Бегите на перегонки копать землю для собственных могил… - и захлопнувшаяся дверь стала окончанием короткого разговора.

Визит к колдуну перепугал нас еще больше.

- Знаешь, они подкрадываются все ближе. Я боюсь оставаться наедине с собой. Тогда их шепот становится невыносимым.
- Это всего лишь видения, призраки, они ведь не могут нам навредить, верно?

- Не знаю… Не знаю… Но кажется проклятая старуха вчера прикоснулась ко мне и оцарапала своими длинными когтями.

- Черт! Есть еще кое-что, что я должен тебе сказать… Они говорят мне про Египет. Они называют его по другому но я понимаю, что речь идет именно о нем. Мы… Мы должны ехать туда… Чтобы разобраться, понимаешь?

Следующей ночью человек с головой аиста явился ко мне во сне и долго кивал и клекотал, словно бы приветствуя мое решение.

Мы выбрались в Египет. Где и что собственно мы должны были искать мы не имели не малейшего понятия. Однако какого же было наше удивление, когда еще в аэропорту мы встретили еще несколько человек, чьи глаза также отливали желтым. Это были люди из разных стран, из Европы, из Азии и Африки. Все они выглядели растерянными, испуганными и словно бы удивленными собственному решению приехать сюда. Кое-как найдя общий язык при помощи ломанного английского мы поделились с ними своими проблемами. Самый старший из нас, семидесятилетний старик настойчиво уверял нас, что знает куда именно мы должны добраться. Это было какое-то богом забытое поселение прямо посреди пустыни. Не имея возможности выбрать лучшее мы отправились туда.

И вот я здесь. В камере. Кажется под землей, хотя я не слишком уверен. Нас забирают по одному и уводят в дальний зал откуда никто еще не возвращался. Люди, которые заточили нас сюда не показывают своих лиц, но кажется как-то раз я увидел среди них Кисельмана. Хотя я не слишком в этом уверен. Глаза нестерпимо болят и чешутся, но я уже почти к этому привык. Иван разбил свою голову о стену камеры. Наверное он просто не захотел, чтобы его тоже увели туда, откуда не возвращаются.

Вот такая глупая и странная история. Я видел среди проходящих за решетками фигур и старуху и карлика и растрепанную цыганку. Все были здесь. Они смеялись над нами и тыкали в нас пальцем. Старик, который притащил нас сюда был одним из них.. Несложно в общем-то было догадаться. Я сижу и жду своего последнего часа, гадая, для чего же им понадобилось столько людей. Но кажется во сне я видел, как таким же желтоглазым несчастным как и я отрубают головы и достают мозг.

Наш пораженный мозг – вот из чего делают «Глаза Иблиса». Скурить ведь можно все на свете, не так ли?. Наверное так. Впрочем узнать об этом мне уже вряд ли удастся. Зачем?

Не знаю. В конце концов действительно на земле есть тайны к которым лучше не прикасаться.

Нем и наг

Скрытый текст:

Он живет в высокой башне на краю острова. Рядом с башней только горячие камни. Чуть дальше уже начинается море. Там где стоит башня ничего не растет. К башне нельзя подходить, нам запрещено. Поэтому мы живем в лесу. К морю подходить можно, но только втроем. А он живет в башне. Один. В вечной каменной башне цвета сухой пыли. И туда нельзя. Хотя иногда он выходит и говорит с нами. Он не знает нашего языка, но ему достаточно жестов. У него медленные жесты. Властные. Ни один из наших стариков не может сделать подобного жеста. Даже мой дед не мог так. У человека из башни одежды. Много одежд. Ненужных. Смешных. Но над ним не смеются. Даже мой дед не смеялся над ним.

Человек в башне может забирать к себе людей. От него никто не возвращался. И поэтому его боятся.

Мой дед был сильным. Потом он стал всего лишь старым. И он уже не мог есть сырую рыбу и ходить к морю. Даже в окружении друзей. Он был слаб. И море забрало его.

Я не хожу к башне. Но иногда ночью я слышу клекот птиц и вижу, как человек из башни ходит вокруг нашего леса. Он ищет что-то. Иногда он заходит прямо в наши дома и забирает к себе людей.

Мне тоже страшно, как и другим. Но я отдал бы многое, чтобы узнать, куда уходят они. Куда их уводит человек из башни. Об этом молчат. Никто не хочет говорить про это. Это запрещено. Как выходить к морю одному. Как есть синюю рыбу. Как плевать в муравейники. Как наступать на колючки. Как проходить мимо дома со стороны заката. Как быть на солнце долго. Как пить ту воду, что исходит из тебя.

А если это запрещено, то об этом не говорят.

Мы отдаем ему часть нашей рыбы. Но он не ест ее. Она лежит в месте, куда он ходит один, и гниет. Много-много вкусной рыбы. Самой большой. Желтой рыбы, серой рыбы, рыбы с гребнем поперек головы, плоской рыбы и большой рыбы с зубами. Это вкусная рыба. Хорошая рыба. Рыба, которую тяжело достать. Ее там много. Но ее нельзя есть, это дар башне. Все верят, что если человек из башни заберет вкусной рыбы, то он не будет трогать нас. Но ему не нужна рыба. Ему нужны мы.

Старики, сидя у костра советовались. Я помню. Они говорили, что нужно отдавать человеку из башни копья. Но копья нужнее рыбы и их очень тяжело сделать. Никто не согласился со стариками. Еще старики говорили, что нужно приводить к башне людей. Своих. Наших. Но никто не пошел. Я понимаю. Всякий скорее ушел бы в море раньше срока, чем отдал бы себя человеку из башни. Мой дед говорил, что нужно напасть на него. Поймать и снять одежды, чтобы человек из башни потерял свою силу. Его не слышали. Так делают, когда говорят о том, о чем нельзя. После деда погнали к морю одного. Он смеялся. Это был странный смех. Больше я не видел деда. Его забрало море, чтобы дать нам больше вкусной рыбы.

Мой дед стал рыбой.

Я верю, что он стал самой большой рыбой, наверное, одной из тех, на чьих зубах держится небо. Наш лес живой и море живое. Наш лес плывет по живой соленой воде. Его несут на спинах большие рыбы. Но мой дед стал той, которая еще больше. Больше деда может быть только башня. Поэтому я ненавижу её. Башня мертвая. Она гниет. Хотя она не источает запаха, она гниет. Она чужая. А чужого боятся.

Когда дед ушел к морю, я стал меньше есть и медленней ходить. Меня обходили стороной. Знали, что мой дед сделал то, что нельзя. Я стал маленьким. Я ходил к морю реже. Моя женщина была недовольна. Она говорила, что я должен быть большой. Но я не слышал ее.

Я мечтал напасть на человека из башни и снять его одежды. Я стал приносить меньше рыбы, и моя женщина ругалась сильней. Однажды я вернулся от моря и бросил перед ней рыбьи кости. Она завыла, изменилась лицом. Сделала много странных и непонятных жестов. Ее лицо стало походить на сухую глину. А живот ее был больше чем нужно. Но она ушла. И это было хорошо.

Потом вместе с моей женщиной вернулся отец и бил меня тупой стороной копья. Он выбивал из меня дух деда. И это было плохо. Но я был сильнее отца. И отец ушел, забрав мою женщину. Отец смеялся. Женщина плакала. Это был плохой смех и плохие слезы.

Мать давно лишилась волос. Она стояла и смотрела на меня издалека. Губы ее шептали заклинания. Губы ее дрожали. Она была старой и слабой. Море должно было забрать ее. Она должна была стать рыбой. Плоской рыбой или синей рыбой. Но она ушла к башне. Одна. Без всех. И человек из башни забрал ее.

Меня обходили стороной, но не трогали. Трогать того, в ком поселился чужой дух нельзя. Это запрещено. Я советовался с дедом по ночам, во сне. Дед подсказал мне, что нужно ходить к морю одному. Я стал жить у моря, там, где много солнца. Один. Я узнал про место, где есть родник. Дух деда подсказал мне его. Я стоял на солнце долго, я наступал на колючки и плевал в муравейники. Я даже однажды съел синюю рыбу. Мне было плохо, но море не забрало меня. Я сломал копье, но научился ловить рыбу руками.

Я был в море дольше других. Один. Дети бегали посмотреть на меня, они смеялись и бросали камни. Это был хороший смех. Тогда я говорил детям, что я человек из башни.

Дети пугались и убегали. Дух деда говорил, что это плохо. Тогда я перестал говорить совсем. Даже когда ко мне пришли старики и предлагали вернуться, я не отвечал им. Я останавливал их жестом, чтобы они не подходили ближе. Старики боялись также как дети. Они кричали, что я уже стал рыбой и море заберет меня. Я смеялся. Это был плохой смех.

Я плавал очень много. Я почти перестал ходить по земле. Я выбирался на берег, только чтобы попить воды из родника и уснуть. Я знал, что духи моря не тронут меня. Я спал на горячих камнях, куда не могли пробраться муравьи. Меня охранял дух деда. Когда я спал на берегу, он плавал вокруг и грозил всем большими зубами.

Когда солнце уходило спать, я смотрел на башню и собирал песок в горсти. Я щелкал зубами и бил землю. Иногда я подходил к роднику и просто слушал, как течет вода. Иногда я бил воду. Человек из башни обходил меня стороной. Наверное, я был не нужен ему. Может быть, человек из башни боялся не меня, а деда, который не боялся его.

Я жил так долго.

Однажды я убил большую рыбу с зубами. Сам. Один. Это было сложно. Она оставила на моей руке раны. Но их вылечило море. У нее была другая кровь. Холодная. Я понял, что снова стал большим. И дух деда покинул меня. Я испугался, что убил деда, я понял, что дед мог быть той самой рыбой, но было уже слишком поздно.

Я плакал от ран и от страха. Я снова был один. Я вспомнил деда, отца, мать и свою женщину. Это были хорошие слезы. Когда раны закрылись совсем, я решил идти к башне.

Я съел так много рыбы, как только смог. Я взял самый большой и тяжелый камень, который мог нести долго. И я пошел к башне. Тело мое стало другим. Гибким. Сильным. Большим. Я не заходил в лес далеко. Только чтобы попить воды. Находить родники стало трудней. Я слышал поступь людей задолго до того, как они могли увидеть меня. Те же, кто видел меня, убегали в страхе. Мне даже не нужно было делать жестов, чтобы отгонять их. Я шел вдоль берега. Когда мне было плохо, я заходил в море. Когда мне хотелось есть, я ловил рыбу.

Я искал человека из башни.

Но он не ходил вдоль берега. Становилось жарче. В море нужно было укрываться чаще. Камень становился все тяжелей, но я нес его, чтобы кинуть в человека из башни. Я нес его, чтобы не испугаться человека из башни, когда я смогу заглянуть в его глаза и сорвать с него одежды.

Я был наг, море забрало у меня все. Но море было живое. А башня мертвой. Поэтому я не боялся наготы.

Я боялся грозы. Когда небесные копья били в лес, там загорался огонь. Плохой огонь. Я вспомнил, что старики говорили, будто так самые большие рыбы ловят нас, людей. Но я знал, что от небесных копий и огня можно укрыться в море. Я мало спал. Я становился слабее. Но я был большой. И башня росла вместе со мной.

Настал тот день, когда я вышел к башне. Я был очень слаб. Но башня была прямо передо мной. Нужно было укрыться в море и отдохнуть. Я смыл с себя пыль. Я не пил давно и перед большой башней не было родников. Тогда я решил, что буду пить ту воду, что исходит от меня.

Солнце палило слишком сильно, поэтому я шел вперед только ночью. Гроза пугала меня, но приносила воду и отдых. Только перед башней я понял это. Я понял, что не нужно боятся грозы. Вокруг башни все было в сухой мертвой пыли, и только ночь и гроза приносили отдых.

Рядом совсем не было рыбы. Только муравьи. Иногда солнце забирало часть моей души, и я падал на горячие камни. Но ночью я поднимался снова. Мой камень был нестерпимо тяжел.

Человека из башни рядом не было.

Башня росла, а человека из башни рядом не было. Когда море было уже далеко, а башня все еще не близко, я понял, что я не могу дойти. Я не нужен был человеку из башни. Он не хотел забирать меня. А море было слишком далеко. Не осталось ничего кроме меня и тяжелого камня. Моего камня. И множества чужих, горячих камней вокруг.

Я стал так мал, как не был никогда до этого. Слишком мал. Все вокруг было чужое, большое, горячее, ожигающее. А я был мал. И я не мог дойти до башни. Была только пыль, камни и муравьи. Они должны были съесть мое тело, чтобы дать мяса своим детям. Пыль жалила мои глаза.

Я глотал раскаленный воздух ртом и тяжело дышал. Как рыба, выброшенная на берег.

Солнце забирало меня совсем. Наше. Живое солнце. Я лежал и смотрел на небесный океан, такой же огромный как наше море. Не хватало сил даже на то, чтобы обратить свой взгляд к башне. Но я не хотел на нее смотреть. Я уходил. И когда я почти ушел, в тот момент, когда я почти растворился в камне, я услышал шаги.

Это мог быть только он. Человек из башни.

Я должен был подняться, но у меня не было сил. Я стал маленьким. Он полил мне лицо водой. Странной красной водой. Это не была кровь. Я узнал бы вкус крови, но это была не кровь. Было хорошо и плохо одновременно. Затем он полил меня водой еще. Напоил из горсти. Я мог только пить и смотреть на его руки. Старые руки. Слабые руки. Руки в смешных одеждах. И он говорил. На нашем языке.

- Пойдем в башню. Ты все нашел. Ты укроешься там от солнца. Ты сможешь уйти и увидеть другие острова, где много рыбы и совсем нет муравьев. Так сделала твоя мать. Но ты можешь остаться здесь. Пойдем. Я укрою тебя одеждами. Я покажу тебе, как нужно лечить людей. Я научу тебя другому языку. Оставь камень, он не нужен тебе. Ты сможешь вернуться к людям. Ты сможешь уйти. Я очень стар и слаб, мне тяжело лечить людей одному. Пойдем со мной, это рядом.

Я поднялся. Я смотрел на него. На человека из башни. Он был стар. Слаб. Немощен. Он прятал свое тело, он прятал свое лицо. Его глаза были цвета синей рыбы. Чужие глаза. Таких глаз не бывает у людей. Я был больше его. Он дал мне воды, дал мне жизни. И это было хорошо. Но он был тем, кто забирал у нас все.

Поэтому я бросился на него и прокусил его ладонь. Потекла теплая кровь. Живая. Теплая. Соленая. Человек из башни закричал. Это был крик страха. Он попытался убежать от меня, но я был быстрее. Его страх дал мне сил. Я повалил его на землю, и схватив ближайший камень пробил голову человека из башни. Он был маленький, я был большой.

Только когда он перестал двигаться, я сорвал с него одежду. Это был человек. Просто человек. Старый и слабый. Я отбросил одежду в сторону и попытался встать на ноги. Я кричал. Это был злой крик.

Я кричал долго. Затем я нашел свой камень и бросил его в сторону башни. И только тогда я заметил, что вдалеке от меня стоят люди в смешных одеждах.

Их было много. Среди них я узнал и тех, кто уходил, и тех, кого забирали. Многих я не видел раньше. Их было много. Они были старые и слабые. Маленькие. Только тогда я узнал среди них деда.

Он не был рыбой, он остался человеком.

Я хотел подойти к нему. Но люди из башни остановили меня властными жестами.

- Ты мог бы остаться человеком. Но ты останешься нем и наг. Иди к морю, пусть оно заберет тебя, – так сказал мой дед. И люди ушли к башне. А я остался один. Море было слишком далеко.

Солнце смеялось надо мной. Это был странный смех.