[InJade]

Разгребая как-то кучу хлама в моем компе, я случайном образом нашла сие творение рук моих. Это было написано давно, после прохождения The Longest Journey. Я тогда была под сильным впечатлением от игры и написала это. Немногие из форума это уже читали, но я подумала, что кому-то это будет интересно. Просто размышления человека, который потерял друга, а может даже больше, чем друга.

Скрытый текст:

Я иду по запорошенной снегом мостовой, кутаясь в теплый зимний шарф, который еще хранит запах твоих духов... Мои перчатки забыты на какой-то из лавочек Венеции, и я судорожно дую на замерзшие пальцы. Изо рта вырывается облачко пара, закручивается, чуть поднимается вверх и тает в морозном воздухе. Оно странно похоже на дым от сигар, которые курят в нашем кафе, запах которых ты не выносила, терпкий, тяжелый аромат...
Холод пробирает до костей, и я, скорее инстинктивно, поворачиваю дверную ручку небольшой кофейни на окраине Ньюпорта. Потрескавшееся дерево подается вперед со стоном и захлопывается за мной, прищемив край пальто.
Ты всегда была непохожей на Эмму, даже странно, что вы подружились. Та была всегда на высоте – яркие цвета в одежде, со вкусом подобранная косметика, туфли на невероятных каблуках, уложенные волосы и миллион парней. До жути аккуратная. А ты, в противовес ее вечной скрупулезности, вносила хаос в нашу трудную жизнь: била посуду в кафе, разливала на пол чай, разбрасывала по комнате вещи, оставляла туфли посередине прихожей, постоянно теряла свои заколки и кольца, выбегала из дома в измятых джинсах...
«Эйприл, ты когда-нибудь повзрослеешь?» – привычно начинала Эмма свою вечернюю проповедь. А я улыбался и думал о том, как тебе идет «не взрослеть». Почему-то я полюбил не стильную хохотушку Эмму, а именно тебя. Когда ты что-то говорила, я просто замирал, мой мозг отключался, а сердце больно стучало о ребра.
«Чарли, ты совсем не слушаешь!» – возмущалась ты и начинала расспрашивать меня о работе. А мне хотелось схватить тебя и задушить в объятьях, постоянно повторяя: «Люблю, люблю, люблю...»
Я сажусь за столик у окна и заказываю черный кофе. Хочу снять твой шарф, но окоченевшие пальцы не слушаются, и вскоре я прекращаю свои бесплодные попытки. Плевать, буду сидеть в женском шарфе. Мне холодно, невыносимо холодно, до дрожи, до озноба. И я знаю, что это не из-за мороза на улице...
Откидываюсь на спинку стула и окидываю взглядом зал. Справа от меня расположилась парочка влюбленных, беспрестанно о чем-то щебечущих. Девица, лицо которой напомнило мне детскую раскраску, с притворной нежностью держит свою пассию за руку и, скорее всего, шепчет ему на ушко милые непристойности.
Мне становится противно, невероятно мерзко (я слишком мнительный, но ничего не могу поделать). Эта девчонка счастлива и наслаждается жизнью. А я, неужели я не заслужил вот такого тихого уединения с любимым человеком? С тобой?..
Будь все проклято!.. Не дождавшись заказа, я встаю из-за столика и неуверенной походкой направляюсь к выходу. На полпути меня догоняет официантка с чашечкой ароматного кофе и последнее, что я слышу, выходя на улицу – ее возмущенное: «Сэр, а как же ваш заказ?»
Снег падает огромными хлопьями, лезет за воротник, путается в волосах. Перед глазами мелькают калейдоскопом картины лета. Нашего последнего августа... Я пытаюсь сбросить с себя наваждение, качаю головой, ослабляю ставший тугим шарф... Где ты? Тебя теперь нет... Где же ты?..
Снег хрустит под подошвами ботинок, невдалеке в хриплом карканье надрывает горло ворона, река бушует, в непонятной ярости выплескивая волны на набережную (когда я успел добраться до реки?) – звуки сливаются в невыносимую какофонию, раздирающую барабанные перепонки. На меня наваливается усталость, внезапно, как будто кто-то невидимый обрушивает на плечи тонну кирпичей. Не в силах продолжать свои бесцельные блуждания, я плюхаюсь прямо на холодную, заледеневшую брусчатку и на несколько секунд прикрываю глаза. Твои образы, до сих пор таившиеся в моем сознании, вырываются наружу и с пугающей стремительностью устраивают бешеный хоровод... Как же болит голова...

Твое сердце никогда мне не принадлежало. Вся твоя жизнь, все твои помыслы, все девичьи мечты вместе с твоей нежностью, звонким чистым смехом принадлежали чему-то. Но не мне.
Я был только другом. Близким другом, оберегающим, понимающим тебя, выслушивающим все твои проблемы и горести. Другом, который всегда был рядом и мог утешить или помочь, если требовалось.
Я помню, как мы познакомились. Как ты вошла в кафе, волоча за собой чемодан, встревоженная с большими испуганными глазами. Я увидел тебя и понял, что должен чувствовать человек, сраженный наповал. Трудно было, хоть однажды увидев, забыть твое лицо.
Ты была всего на два года младше меня, но казалась мне ещё совсем юной, совсем ребенком со своими милыми каштановыми хвостиками и непокорным выражением на лукавом личике, в великоватой для твоего хрупкого телосложения кофточке. Помню, как ты тогда взбудоражено с горящими глазами стала презабавно рассказывать о том, что смогла поступить в академию. Ты улыбалась и вытирала слезы радости рукавом. Совсем как ребенок. Я лишь тихонько посмеивался про себя, удивляясь твоей непосредственности. Ты была веселой и сумасбродной. Неуклюжей. Но меня все это умиляло, даже нравилось. Что-то родное, теплое распускалось в сердце при виде твоего улыбающегося лица.
Ещё тогда я стал чувствовать что-то особое по отношению к тебе. Ноги делались ватными при мимолетном взгляде на нежные глаза. Дыхание останавливалось, а руки тряслись.
Но постепенно я замечал, что ты стала меняться, становилась все серьезнее и серьезнее, часами сидела на диванчике кафе и, хмурясь, размышляла о чем-то. И постоянно твердила о Кортезе, вызывая у меня смутное чувство тревоги. Я чувствовал, что с тобой что-то происходит. Но не знал что.
Я пытался поговорить, но ты резко пресекала все мои попытки. Я был удивлен, а подозрения мои лишь увеличивались. Мне казалось, что я замечаю некий странный блеск в твоих глазах. Быть может, это были отчаяние и безысходность? Или безмолвный крик о помощи? Я молча смотрел в твои огромные глаза, наполненные неизъяснимой печалью, и надеялся, что ты поймешь, насколько мне дорога. Мне казалось, что твоя боль странным образом передается мне.
А потом ты пропала... Господи, кажется, за ту неделю у меня появились первые седые волосы. А потом эта история с Эммой. Я ненавидел тебя. Я думал, если Эмма умрет, то я больше никогда не посмотрю на тебя. Эмма выжила, но... больше я так и не увидел тебя.
Это было похоже на наваждение. Я не мог думать ни о чем, кроме тебя. Ты снилась мне. В самых сладких грезах ты протягивала мне руки и улыбалась. Я почти явственно слышал твой мелодичный голос и звонкий смех. Мне так хотелось обнять тебя, прижать к себе и никогда не отпускать!
Всего лишь мираж. Ты была такая... такая своенравная, весёлая, задорная... Я хотел холить и баловать тебя, беречь и охранять, защищать и бороться, бороться вместо тебя, чтобы не бороться тебе, с миром, который объявил тебе войну. Я был бы бесконечно счастлив, отдать тебе всю свою любовь, но она тебе была совсем не нужна... Я так тебя любил! Это чувство причиняло мне почти физическую боль. Один твой быстрый теплый взгляд в мою сторону – и я мог быть счастлив весь день. Я проклинал себя за такую непростительную слабость, ненавидел себя за это, презирал, но не мог ничего поделать.
Ты говорила нам с Эммой о параллельных мирах. Конечно же, мы не поверили. Как тебе было больно! Ты стала все чаще грустить и меньше улыбаться, пока совсем не исчезла. Не исчезла из этого мира.
Да, я никогда не признавался тебе в своих чувствах. Но я хотел, чтобы ты узнала о них сама. Но ты не хотела никого видеть. А я не хотел навязываться тебе и расстраивать. Я слишком дорожил твоей дружбой и спокойствием. Я слишком любил тебя... Да и сейчас тоже люблю. Еще люблю. Люблю до дрожи.
Возможно, когда-нибудь я и пожалею о том, что не признался тебе когда-то. Возможно, что-то было бы по-другому, хотя я и сомневаюсь. Но судьба ведь такая странная штука! Я слишком боялся услышать отрицательный ответ, что разбило бы мою надежду на ответное чувство на тысячи осколков. И я буду тебя ждать. До самого последнего вздоха. Всегда.