Honey and Clover начинается как нечто среднее между Геншикеном и Hidamari Sketch, раскручивается очень медленно и почти не развивается. Как бы странно это ни звучало, учитывая почти пять лет, которые пронесутся перед нашими глазами за тридцать шесть серий.
Но в этой методичной неторопливости за многократно повторяемым мотивом колёсной темы — на вершине колеса обозрения и среди спиц колеса велосипеда — скрывается иной взгляд на эту ситуацию «ложного движения». Перед нами предстают отношения, выстраиваемые между двумя типами цикличности. Первый используется в качестве знака бесконечного повтора или отсутствия прогресса. Второй является знаком полноправного участника поступательного движения. Через призму времени эта двойственность накладывается на все пары персонажей, событий или явлений.
Можно сказать, что это и есть главный герой всего сериала, выстроенного в почти полной статике.
Парадоксально, но реализация этого персонажа остается слишком прямолинейной в своей реалистичности — даже при всем литературном богатстве внутренних и внешних конфликтов пятерки ведущих персонажей (не будем называть их главными). Остается только гадать, куда испаряется вся японская радикальность, манифестированная в подобных кадрах из опенинга:
